Жаклин села, с удовольствием оглядываясь вокруг. Она привыкла не задумываться о будущем — день за днем надо было как-то существовать, а роптать и жаловаться так же бесполезно, как и надеяться. Но если бы судьба оказалась добра к ней, она бы хотела остаться жить в этой стране. Где-нибудь в глуши, подальше от городской суеты, там, где растут деревья и цветы, поют птицы, где пахнет землей и слышно, как журчит вода. Ей понравилась Шотландия — пурпурно-синие горы вдали, древние деревья, каменистая почва. Это место не похоже ни на какое другое. Здесь она могла бы быть счастлива.

Жаклин не спеша поднялась на ноги. Волосы ее высохли и волной падали на спину. Может, отрезать их тем ножом, который дал ей Николас? Он сейчас достаточно острый. Нет, она не может это сделать. Жертвам Мадам Гильотины обрезали волосы, чтобы они не запутались в лезвии. Каждый раз, когда она собиралась отрезать свои, ей начинало казаться, что холодная сталь вот-вот коснется ее склоненной головы…

Ягод на опушке еще не было, но цветов — масса. Опустившись на колени, Жаклин вдыхала их аромат — рвать цветы, уничтожая их и без того короткую жизнь, ей было жалко.

— Какая очаровательная пастораль, Жаклин, — внезапно услышала она знакомый ненавистный голос. — Как будто бы Мария-Антуанетта играет роль пастушки. Если бы я знал, что тебе так по сердцу сельские удовольствия, мы бы приехали сюда раньше.

Она медленно поднялась.

— Поймал что-нибудь?

Это был всего лишь вежливый вопрос. Николас покачал головой и медленно, не сводя с нее глаз, стал приближаться к ней. Жаклин вдруг охватила паника.

— Ведь ты дал слово, что не тронешь меня! — сказала она, даже не пытаясь скрыть свой страх.

Его улыбка была очень опасной.

— Ну, что тебе сказать, дорогая? Я, как всегда, солгал.

Жаклин молча смотрела на него огромными глазами. Ну просто испуганный олененок! Она вообще-то умела скрывать свои чувства, но сейчас ей это не удавалось. Вся ее агрессия куда-то улетучилась, и Николас сказал себе, что это его радует. На легкие угрызения совести внимание обращать вряд ли следует.

— Я только хотел поцеловать тебя, моя красавица, — пробормотал он.

Таким голосом он обычно успокаивал норовистых лошадей и нервных женщин. Как правило, это ему хорошо удавалось, лишь очень немногие женщины могли устоять перед его бархатными переливами. Жаклин, конечно, сделана из более жесткого материала. Она по-прежнему шарахается от него. Ее нелегко усмирить — женщина, которая не останавливается перед тем, чтобы применить яд, вряд ли может быть похожа на увядающую фиалку. Но что-то в нем все-таки волнует ее! Мысль эта доставляла ему удовольствие.

— Ты обещал, — повторила она.

— Я тебя предупреждал, что обычно не выполняю своих обещаний, — напомнил он, подвигаясь ближе. — А потом, утро такое прекрасное, мягкий бриз, красивая женщина рядом… Тут уж даже праведник не устоит!

— Да, тебя вряд ли можно счесть пра… — Жаклин споткнулась о корень дерева, он подхватил ее и слегка прижал к себе. Она сопротивлялась, но оба понимали, что это несерьезно.

— Всего лишь поцелуй, дорогая, — прошептал он и, приподняв ей подбородок, приблизил губы к ее губам.

Он почувствовал, Как по ее маленькому сильному телу пробежала дрожь. Чем же она вызвана? Ненавистью или желанием? Николас поднял голову и сверху вниз посмотрел на нее. Глаза закрыты, лицо бледно и напряжено.

— Раскрой губы, — пробормотал он. — Чем скорее ты сдашься, тем скорее это кончится. Поцелуй, не более того.

Ее губы раскрылись, и он медленно, жадно поцеловал ее. Жаклин если и не откликалась на его поцелуи, то, во всяком случае, и не сопротивлялась им. Тело ее, вначале напряженное, как тетива лука, постепенно обмякло, он чувствовал через тонкую материю, как ее дивные груди прижимаются к его груди. Он слышал ленивое гудение пчел, пение птиц где-то поблизости, шелест листьев над головой и все целовал и целовал ее. Жаклин вся дрожала, и его тело пронизывала ответная дрожь. Он сходил с ума от желания опрокинуть ее на эту сладко пахнущую траву, сорвать с нее одежду и насладиться ее телом…

Николас так и не понял, что заставило его остановиться. Только не отсутствие желания — он был подобен юнцу, готовому взорваться, если она только дотронется до него.

Может быть, это из-за того, что руки ее так беспомощно лежали на его плечах? Или оттого, что в этом нежном теле таился такой непреклонный дух? А может, раз в жизни ему захотелось поступить благородно?

Николас медленно отпустил ее, первым прервав поцелуй, и сделал шаг назад.

— Ну вот видишь, — сказал он так, как будто бы это его совсем не взволновало. — Всего-навсего поцелуй.

Ее глаза раскрылись, и она изумленно уставилась на него. «Странная реакция на обычный поцелуй», — подумал он.

— Если это простой поцелуй, — сказала она, — что же представляет собой сложный?

— Хочешь, покажу? — спросил он, протягивая к ней руки, но на этот раз она поспешно уклонилась. — Куда ты?

— Домой. Если ты не сумел поймать на обед рыбу, придется мне придумать что-нибудь другое. Этот древний петух, которого притащил Тавернер, будет вариться несколько часов.

— Помочь тебе? Я могу отрубить ему голову?

Жаклин как-то криво улыбнулась:

— Нет, не надо. Я сама умею убивать… петухов.

Он, не удержавшись, засмеялся, ему вдруг стало легко на душе.

— Только предварительно не отрави несчастного!

Она смотрела на него так, как будто видела его первый раз в жизни. Огромные карие глаза распахнулись, рот приоткрылся от удивления. Можно было подумать, что она увидела призрак.

— Что с тобой? — спросил Николас все еще добродушно. — Я что, раскрыл твои гнусные планы?

Шутка не вызвала на ее лице улыбку. Она еще некоторое время молча смотрела на него, а потом повернулась и побежала.

Он было хотел догнать ее, но продолжал неподвижно стоять, глядя, как Жаклин несется через луг, как ее волосы и юбки развеваются по ветру. Она была похожа на лесного эльфа — такая прелестная и невинная. Николас понимал, что может легко догнать ее, но не захотел. К нему вернулось его мрачное настроение.

Странно: ведь в какой-то момент она была готова вернуть его поцелуй. Может быть, ему удалось бы вызвать в ней еще больший энтузиазм, если бы это длилось чуть дольше. Но дело в том, что он не был уверен, хочет ли этого. Уж очень примитивной была бы подобная месть — совратить Жаклин, сорвав с нее одежды, подавив ее гнев и сопротивление, распластать ее, задыхающуюся от страсти и желания, под собой. Это уж слишком просто.

Николас прекрасно знал, что умеет доводить женщин до подобного состояния, и не сомневался, что сумеет сделать это даже с женщиной, преисполненной ненависти к нему. Он жестко улыбнулся. Жаклин не сможет долго противостоять ему.

Его талант совратителя превосходит даже его талант в карточной игре и способности обращаться с лошадьми. Так почему же, черт возьми, ему не хочется пускать в ход этот талант?!.

Его настроение портилось все больше, пока он шел назад к этой жалкой хибаре, которая некогда была элегантным охотничьим домом. Над каминной трубой поднимался дым, свежий запах горящих дров разносился в воздухе. Николас остановился перед полуразрушенным домом. Интересно, если бы все в его жизни сложилось по-другому, можно ли было спасти дом? Он пожал плечами. О чем тут думать? Дом, оставленный без присмотра на десяток лет, давно разрушен, а пожар внес свою последнюю лепту. Впрочем, пожалуй, эта разруха началась еще при его деде. Сумасшедшие Блэкторны были известны тем, что не заботились о своей собственности. Его дед был найден мертвым в кровати своей замужней любовницы, один дядя был убит на дуэли, другой покончил с собой. Неудивительно, что дом в Шотландии пришел в такое запустение. Блэкторны были слишком заняты саморазрушением, чтобы обращать внимание на какой-то там сельский дом.

Интересно, если его восстановить, во сколько это обойдется? Ясно, что у него таких средств нет. Вообще непонятно, что он так цепляется за эту хибару. Здесь пятьсот акров леса и земельных угодий. Можно было продавать это по частям и, уплатив хотя бы часть огромных долгов, продолжать игру. Но он этого не сделал. Какие сантименты, скажите пожалуйста! Подобным слабостям не должно быть места в его жизни.