– Немного терпения, и скоро вам все станет известно!

В доме на улице Мобек, в тот же вечер, часом позже

Анжелина была одна в спальне. Керосиновая лампа освещала темные потолочные балки, окрашенные в бледно-розовый цвет стены, большой одежный шкаф, сундук, угловой камин. Отсутствующий взгляд молодой женщины скользил по знакомым предметам обстановки, среди которых прошло ее детство. И свою горькую участь одинокой матери и разочарованной возлюбленной она оплакивала тоже тут, в этой комнате.

«Почему я чувствую себя такой разбитой? – думала она. – Наверное, слишком много волнений… Но мне придется привыкнуть видеть Анри и Гильема вместе. Только бы это пореже случалось…»

Луиджи заставил ее лечь рано, сразу после ужина, состоявшего из густого супа и салата. И удивительное дело: Спаситель, который обычно укладывался возле кровати Анри, последовал за ней наверх и сел на ковре в спальне.

Он все еще не спал, сидел и смотрел на нее своими темными глазами.

– Ты встревожен, Спаситель? – спросила молодая женщина у собаки. – Мой хороший, ты присматриваешь за мной с самого рождения моего мальчика!

Она наклонилась и погладила собаку по голове, а потом легла. На сердце у нее было тяжело.

Розетта и Луиджи разговаривали в кухне. Девушка ополаскивала тарелки в цинковой лохани, так что беседа сопровождалась хлюпаньем теплой воды.

– Магали снедает любопытство, – с иронией в голосе сообщил Луиджи. – Как думаешь, у нее могли появиться подозрения насчет Гильема и Анри? Возможно, по поведению Анжелины и можно было догадаться… Что касается Клеманс Лезаж, то она, я уверен, все поняла. Она умная женщина.

– Теперь, когда Гильему известна правда, об этом узнают и в мануарии. Что ж, тем хуже для этих богачей, если это им не понравится! И для Магали! Мне она показалась неприятной особой.

– Согласен с тобой. Красивая молодая женщина, но неприятная. И я никогда ей не прощу, что она третировала Анжелину в акушерской школе в Тулузе.

Такие речи не могли не обрадовать Розетту. Улыбаясь, она сдвинула чистую посуду в сторону, вытерла руки полотенцем и шутливо накинула его на шею Луиджи.

– Пойду проведаю нашу Энджи! Уверена, что она еще не спит. Отнесешь ей потом липовый чай?

Розетта улыбнулась светлой детской улыбкой, которая придавала ей особую прелесть. Черноволосая, с прекрасным цветом лица, лукавыми глазами теплого карего оттенка, прямым аккуратным носиком, ямочкой на подбородке и губами, словно созданными для веселья, она была чудо как хороша.

– Как поживает Виктор, твой суженый? Он все еще в армии?

– Да, ему служить еще два года, но он обещал вскоре приехать повидать меня. В июне ему обещают недельный отпуск. Он часто мне пишет, и я сразу отвечаю. Виктор говорит, что я делаю меньше орфографических ошибок, чем он.

Луиджи намеревался сделать ей комплимент, когда на воротах громко звякнул колокольчик. И тут же кто-то заколотил в ворота кулаком.

– Иду! – крикнул он.

– Я с тобой!

Они уже вышли во двор, когда с улицы раздался крик, по которому так соскучилась Анжелина:

– Повитуха Лубе, скорее! Повитуха Лубе!

Женщина кричала, не умолкая ни на минуту. Луиджи открыл ворота и оказался лицом к лицу с худой дамой с загорелым лицом. В руке она судорожно сжимала четки.

– Спасибо, Господи, вы дома! – прокричала она. – Я пришла за повитухой, моя невестка рожает! Меня послали сначала к другой матроне, вдове Берар, да только ее нет дома. И тогда ее сосед дал мне адрес повитухи Лубе.

– Я уже иду, мадам! – послышался голос Анжелины. – Только оденусь и возьму свой саквояж!

Обернувшись, Розетта и Луиджи увидели Анжелину в окне ванной второго этажа. Она услышала звон колокольчика и встала.

– Ангелы небесные, как я боялась, что не найду повитуху! – пробормотала ночная посетительница, крестясь. – Знать бы, как там моя невестка… Не случилось бы беды, пока меня нет…

Розетта, для которой и ситуация, и тревожные речи посетителей были не внове, выглянула за ворота. Женщина приехала верхом на муле. Было видно, что запрягали животное в спешке. Сейчас мул спокойно стоял у ворот и жевал одуванчик.

– Луиджи, нужно запрячь Бланку, – сказала она. – Не посадим же мы Энджи в седло!

– Сейчас!

– Мадам, скажите мне, где вы живете, и повитуха вскоре приедет, – обратилась Розетта к посетительнице. – У нас хорошая лошадка, и, если надо, она легко идет рысью. Вы спокойно можете отправляться домой.

– О нет! Сначала я хочу увидеть повитуху Лубе и убедиться, что она приедет! И я хочу сама с ней поговорить.

– Хорошо, мадам. Она спустится через пару минут, не сомневайтесь. А теперь я вас оставлю. Мне нужно взять в диспансере саквояж.

Женщина так и осталась стоять посреди двора. Она видела, как Розетта входит в дверь справа от нее. Вскоре свет керосиновой лампы осветил просторную комнату с белоснежными стенами, прозрачными оконными стеклами, выкрашенными белой краской шкафами. Девушка перемещалась по комнате со спокойной уверенностью, ее движения были точными и быстрыми. «Видно, повитуха знает свое дело!» – подумала посетительница.

В то же мгновение из дома выбежала Анжелина. На ней было простого покроя хлопчатобумажное платье, волосы в спешке заплетены в косу.

– Все нужное в саквояже, – сказала поджидавшая хозяйку Розетта. – Твой рабочий халат, перчатки… Держи! Содержимое я проверила.

– Спасибо, моя крошка! Добрый вечер, мадам! Я готова!

Анжелина обрадовалась, когда Луиджи вывел из конюшни запряженную в коляску лошадь. Он даже не забыл зажечь фонари на передке экипажа, слева и справа.

– Едем скорее! – сухим тоном распорядилась незнакомка. – Я так боюсь, что мы не поспеем вовремя. Моему мулу за вашей лошадью не угнаться, так что поезжайте вперед. Мы остановились на постоялом дворе в Ториньяне, на берегу реки.

– Если так, поедемте со мной в коляске! Мой супруг отведет вашего мула в конюшню, а завтра вы вернетесь сюда и его заберете, – предложила Анжелина. – Розетта, присмотри за Анри! Боюсь, я его разбудила. Луиджи, спасибо, что так быстро управился!

Он кивнул и улыбнулся, но не решился ни поцеловать жену, ни предложить поехать с ними вместе. Сегодня вечером ему больше, чем обычно, хотелось поскорее подняться в спальню и лечь с ней рядом. Он думал, что Анжелина плохо себя чувствует, и появление пациентки совсем его не обрадовало, хотя еще днем он просил Магали Скотто прислать жене роженицу, чтобы она взбодрилась, исполняя роль повитухи. «Мое желание сбылось раньше, чем я рассчитывал, но меня это не радует!» – думал он.

Его красавица супруга между тем уже успела забраться на сиденье коляски, и посетительница последовала ее примеру. Бланка пустилась шагом.

– Я оставлю ворота открытыми, – вздохнула Розетта. – Луиджи, не надо так волноваться! Раньше я часто ездила с ней… ну, когда Анри был у мадемуазель Жерсанды, я хотела сказать, у вашей матушки. Идем! Еще не очень поздно, и мы можем поболтать у очага.

Бывший странствующий музыкант развел руками. Изменить ход событий он не мог и прекрасно это осознавал. Что ж, оставалось только поверить на слово Розетте, которая сумела стать ему внимательным и заботливым другом. И все же губы его невольно сжались, что, впрочем, не мешало внутреннему монологу.

«Подумать только, что стало со мной, принцем дорог, сыном ветра? Я не ношу своих красных одежд, расшитых золотыми цехинами, ем сколько хочу, стал богатым наследником… Но неужели всю свою жизнь я буду запрягать лошадь для жены и отпускать ее неведомо куда, да еще и среди ночи? Да, я мечтал о семье, и все сбылось, но… Почему-то это не принесло мне особого счастья…»

Розетта то и дело посматривала на него, и взгляд этот был не столько любопытствующий, сколько изучающий.

– Нашего милого музыканта что-то мучит, – сказала она чуть насмешливо, чего давно не случалось.

– Мне грустно, моя дорогая крошка. Мы, люди, – вообще странные создания. Еще немного, и я скажу, что жалею о том, что мне… нечего больше желать. На меня свалилось столько счастья после многих лет скитаний, голода и одиночества, что временами мне кажется, что я не получаю от жизни прежнего удовольствия, что я не проживаю ее так полно, как прежде. Вот, я честно признался, что у меня на душе, но прошу, не рассказывай об этом Энджи. Она расстроится. И моя мать тоже.