Вместо обоев стены были оклеены на редкость уродливым покрытием из короткого ворса в бордовую и кремовую полоски. Безвкусные картины маслом смотрелись в тусклом свете латунных светильников совсем жутко. Довершали обстановку шторы из голубого ситца в цветочек, с оборками, ковер из грубой шерсти, который когда-то был ярко-розового цвета, да медная люстра, свисавшая с того места, где на потолке красовался розовый бутон. Из всех лампочек горела в ней лишь одна. В центре комнаты стояла двуспальная кровать, просевшая, словно гамак, накрытая бордовой простыней и парой шерстяных одеял. Веяло от комнаты, однако, не старостью или одиночеством, как можно было предположить, а солодовым молоком и застарелым кошачьим запахом.

И если молочный запах можно объяснить тем, что каждый день Гус съедал целую пачку печенья, то почему здесь пахнет котом, Тоби понять решительно не мог.

Тоби подошел к столу, который стоял рядом с окном – оно выходило на задний двор и покрытый гудроном скат крыши над ванной комнатой, располагавшейся этажом ниже. На столе стояла пишущая машинка старого образца. Тоби не мог вспомнить, когда в последний раз видел такую. У стола высились стопки книг и документов, а в стеклянном ящике на столе – целая коллекция старинных табакерок. Рядом с печатной машинкой лежала старая рукопись – судя по внешнему виду, ей было очень много лет, и она вся была испещрена чернильными и карандашными пометками. В углу виднелся платяной шкаф в стиле 20-х годов прошлого века, в котором висели тяжеленные вешалки, звякнувшие, словно колокольчики, когда Тоби дотронулся до сложенной на одной из них пары брюк.

А еще на дне гардероба стоял красный пластиковый кошачий лоток. Среди серых гранул наполнителя виднелась свежая «кучка». В другом углу шкафа стояло зеленое блюдце с непонятного вида коричневыми гранулами, небольшая миска с водой и огромный мешок кошачьего корма.

– Что ты делаешь? – раздался вдруг голос.

Тоби вскочил и схватился за сердце:

– Черт возьми, как ты меня напугала!

Это была Руби. Она ела банан.

– Прости. Я думала, ты слышал, как я вошла.

– Посмотри, – ответил Тоби, указывая на шкаф. Руби подошла и заглянула через плечо Тоби.

– Что?! – поморщилась она.

– Вот именно. И оно свежее. Ты знала, что у Гуса был кот? – спросил Тоби.

Руби пожала плечами:

– Нет. И где он?

Оба одновременно оглядели комнату. Руби доела банан и небрежным движением бросила кожуру в мусорное ведро Гуса. Тоби это заметил и про себя подумал, что это еще один довод в пользу того, чтобы перестать ее любить. Теперь у него было от тридцати до сорока причин больше не любить Руби Льюис.

Во-первых, она переспала с более чем пятьюдесятью партнерами. Среди которых была как минимум одна женщина.

Во-вторых, она постоянно оставляла в ванной комнате обрезки своих ногтей, ватные палочки и шарики с остатками макияжа. И называла своих подруг «дорогуша» и «сладкая».

В-третьих, Руби всегда поздно возвращалась и громко хлопала дверью, хотя Тоби уже раз двести просил ее больше так не делать.

В-четвертых, Руби слишком много ругалась и слишком много курила.

В-пятых, никогда не передавала другим жильцам, что им звонили.

И часто задерживала плату за аренду.

В-шестых, Руби была жуткой эгоисткой.

В-седьмых, верила в Бога (но только тогда, когда ей это было выгодно).

В-восьмых, Руби прозвала Тоби «Тобз».

В-девятых, она постоянно и со всеми заигрывала.

В-десятых, у нее было некрасивое желтое пятно на одном из передних зубов.

В-одиннадцатых, Руби читала журналы с восклицательными знаками в названиях и вечно приставала к Тоби с пересказом светских сплетен о «знаменитостях», о которых он до этого ни разу даже не слышал.

В-двенадцатых, Руби стирала белье лишь раз в месяц, а потом сушила весь свой гардероб везде, где только можно, и Тоби приходилось смотреть на ее (на редкость уродливые) трусики, сидя за столом в гостиной.

В-тринадцатых, она считала классическую музыку скучной.

В-четырнадцатых, Руби считала скучной классическую литературу.

В-пятнадцатых, скучной она находила и радиостанцию номер четыре.

В-шестнадцатых, ей было скучно сидеть дома.

И, наконец, что, в общем-то, было не так уж далеко от истины – скучным Руби считала и самого Тоби.

Она все время повторяла ему: «О боже, Тобз, ты такой скучный», каждый раз, как только тот хотел обсудить что-то серьезное, важное или касающееся особняка.

Руби смеялась над его одеждой и прической и иногда хватала Тоби за задницу, сквозь джинсы, издеваясь над его плоскими ягодицами.

По сути, Руби была во многих отношениях просто невыносимой. Ужасная девушка. Но такая красивая и настолько потрясающе талантливая, что аж дух захватывало.

– Может, под кроватью? – предположила Руби.

– Что? – Ее вопрос вывел Тоби из задумчивого оцепенения.

– Ну, в смысле, может быть, кот прячется там.

– Ой. Правильно. Да, – промямлил он.

Руби вдруг опустилась на четвереньки, встав в соблазнительную позу, которая напомнила Тоби те картинки, что он вчера вечером разглядывал в Интернете. Он блудливым глазом покосился на ее превосходный зад, затянутый в джинсы, который раскачивался, словно луч от фонарика в темной комнате.

– Надо же, просто удивительно, – сказала Руби.

– Что? – не понял Тоби.

– Привет, – прошептала Руби под кровать. – Не бойся, мы тебя не обидим.

Тоби пересилил себя и, перестав наконец разглядывать задницу Руби, тоже встал на четвереньки рядом с ней.

– Смотри, – указала Руби в угол. – Вон там.

Тоби моргнул и встретился взглядом с парой сверкающих глаз.

– Вау.

Наконец у них получилось подозвать кота к себе – для этого пришлось долго трясти у него перед носом миской с едой и делать множество странных движений.

– Я первый раз вижу такого маленького кота, – сказала Руби, глядя, как кот медленно уплетает корм из миски.

Котом его назвать было сложно – скорее, странная пародия на кота: гигантская голова на маленьком тельце, покрытом черной шерстью. Кот выглядел настолько потрепанным, что казался старше Гуса. Тоби инстинктивно потянулся, чтобы погладить кота, но залысины и торчащие кости его отпугнули.

– Надо же, все эти годы Гус держал здесь кота, а мы даже не знали. Просто в голове не укладывается, – сказала Руби. – Почему он никому не сказал?

– Кто его знает, – ответил Тоби. – Может быть, прежний хозяин запрещал держать в доме животных. А может, он думал, что я окажусь не в восторге.

– Он какой-то грустный, не находишь? Какой-то недоросток прямо.

– Выглядит ужасно, – буркнул Тоби и покачал головой.

– Но ведь, с какой-то точки зрения, этот котяра даже мил, тебе не кажется? – улыбнулась Руби.

– На самом деле, нет.

Тоби встал и размял ноги.

– Что, черт возьми, нам теперь с ним делать?

– Мне он не нужен, – с плохо скрываемым отвращением сказала Руби.

– И мне.

– Надо от него избавиться.

– Усыпить, что ли? – не понял Тоби.

– Нет! – Руби посмотрела на него с ужасом. – Надо пристроить его в приют. Или что-то в этом духе.

– О боже, – вздохнул Тоби. К списку его забот после смерти Гуса добавился еще один пункт. Утром Тоби целый час провисел на телефоне, пытаясь связаться с внучатой племянницей старика – судя по всему, она далеко не единственный раз переезжала с тех пор, как они с Гусом виделись в последний раз. Неожиданно для самого себя Тоби предложил организовать поминки после похорон Гуса и уже понял, что это плохая идея. К тому же нужно было найти нового жильца в комнату Гуса, в которой наверняка придется делать косметический ремонт – вряд ли кто-нибудь младше шестидесяти позарится на ту атмосферу великосветского пансионата времен 70-х годов, которую создал старик. А теперь ко всем хлопотам добавился еще и этот странный котяра, которого Гус прятал в своей комнате лет пятнадцать, не меньше.

Руби встала на ноги и побрела к комоду.