Пришлось начинать всё по новой.

Второй раз вообразить левый нижний угол было делом техники. От угла Изабелла сосредоточено повела прямую линию вверх, метра на два в высоту, не забывая при этом продолжать кривоватую резьбу и характерные пыльные разводы. Когда будущий дверной косяк достиг нормальной высоты, девушка провела деревянную черту перпендикулярно к вертикальной, добавив пошлую надпись справа – что-то о мужиках и козлах. С радостью осознавая, что всё, что она представляет, действительно появляется перед ней, дочертила вторую половину дверного косяка, затем позволила себе недолго передохнуть, ни на секунду не отвлекаясь от своего творения.

Теперь необходимо было добавить дверь. Изабелла начала рисовать её снизу – вверх, дюйм за дюймом, царапина за царапиной, пятно за пятном, надпись за надписью. При этом она должна была думать и о косяке – пока что это казалось не слишком трудным. Изабелла вдохновенно творила, забыв обо всех проблемах и о себе самой. Она разместила ржавеющие петли и кривую, вечно болтающуюся ручку, и дело было сделано. Дверь была закрыта, но если Изабелла откроет её, может, она станет выходом?

Может. А может быть, и нет.

Изабелла попыталась сделать это мысленно. Она представила, как ручка поворачивается на девяносто градусов, как край двери отделяется от косяка, как неторопливо двигается наружу… Она воображала всё это так подробно, как только могла, постоянно держа в уме внешний вид двери до мельчайших подробностей, но это не помогало. Дверь открываться не собиралась.

«Выход есть, но он может не пожелать открыться тебе, – вспомнила Изабелла слова птицы. До этого она ощущала лишь лёгкую усталость, но тут почувствовала, как зашевелился гнев. – Но я должна выйти! Что мне тут делать целую вечность?! – Изображение двери слегка вздрогнуло и на миг пропало. Испугавшись, Изабелла тут же сосредоточилась на нём. – Всё ясно. Злиться нельзя, иначе всё пропадёт, и придётся начинать сначала. Так вот в чём их коварный план…»

План, надо признать, работал. Ввиду отсутствия тела Изабелла не могла прибегнуть к помощи таких немудрёных способов успокоиться, как потереть виски, глубоко подышать, обнять себя руками. В её распоряжении находилось лишь то, что определяет духовную составляющую личности: разум, эмоции и сила воли. Выход был один: использовать последнюю для обуздания вторых и заставить первый хорошенько поработать. Этим Изабелла и занялась.

После недолгих размышлений о том, что же она делала не так, девушка пришла к выводу, что всё было очень даже так. Никаких других вариантов, кроме как создать выход с помощью воображения, она не видела. На вопрос же, почему это не сработало, ответ нашёлся только один: Изабелла не могла заставить открыться дверь, потому что та выглядела материальной. Ей было подвластно лишь то, что ещё не обрело плоть, а воплощённым в реальность следовало управлять каким-то другим способом, по всей видимости, руками. Значит, нужно создать руки.

И Изабелла попыталась представить их – белые, расчерченные синими линиями вен, с длинными тонкими пальцами, обломанными ногтями, едва заметными шрамами. Она часто разглядывала свои ладони и без труда могла восстановить в памяти их облик до малейшей детали, но всё тщетно. Руки не появлялись. Изабелла так увлеклась, что едва не забыла о двери, и лишь исчезнувший верхний левый угол дверного косяка заставил её прекратить своё занятие и восстановить выход.

«Ну и как это понимать? Почему я не могу представить собственные руки? Что за!.. – Изображение двери задрожало и начало расплываться, и Изабелла сосредоточилась на нём, поспешно обуздывая эмоции. – Таааак… Мне нельзя нервничать, нельзя-нельзя-нельзя! Никаких чёртовых эмоций. – Дверь снова обрела чёткие формы, и девушка немного успокоилась. – Почему же я не могу сделать себе руки?.. Может, потому, что они не могут существовать без тела?.. Или потому, что само тело не может материализоваться в этом паранормальном местечке? Но дверь-то смогла! Впрочем, это всего лишь кусок деревяшки, а вот руки… Руки – это уже серьёзно. Возможно, нужен другой подход. Или… Может…»

Разум Изабеллы озарила не до конца сформулированная догадка. Вместо того, чтобы додумать мимолётную мысль и предать её тщательному анализу, девушка тут же начала творить. Она уже успела понять, что без места и времени нет нужды в утомительных размышлениях – быстрее и проще сразу воплотить идею в реальность.

Бесконечное число умственных и волевых усилий, бесконечность – или один миг – времени, – и вокруг двери появилась стена. Изабелла проявила последовательность и восстановила стену всё той же комнаты в общежитии. Ни голубоватые исписанные обои, ни календарь с котиками за 2005 год, висящий справа от двери, не спешили исчезать, а значит, она сделала всё правильно. Но это было лишь начало – Изабелла решила воссоздать комнату целиком.

Это был адский труд, кропотливый и чрезвычайно утомительный. Он требовал полного сосредоточения. Изабелла настолько глубоко погрузилась в процесс творения, что ни эмоциям, ни мыслям места не осталось, и чем дальше она продвигалась на этом пути, тем сложнее он становился. Приходилось держать в уме каждую деталь обстановки, вплоть до мелких трещинок на потолке или царапин на спинке кровати. Будучи недостаточно детализированным, предмет не желал появляться, а стоило только ненадолго ослабить внимание и забыть о нём, как он тут же начинал мерцать или вовсе исчезал, а без него и другие начинали казаться недостоверными. Так Изабелла потеряла стену, у которой стоял шкаф для одежды, – и всё потому, что ослабила внимание к узорам на его поверхности. Пришлось вообразить его заново, со всем тщанием. Под конец Изабелла так выдохлась, что едва смогла вспомнить, ради чего, собственно, всё затевалось.

«Точняк! Я же готовила естественную среду обитания для своего тела! Ну-ка, посмотрим…»

И Изабелла повторила эксперимент с воспроизведением собственных рук, параллельно, разумеется, продолжая представлять интерьер комнаты до последней трещинки на вазе. И снова её ждал полный провал. Душу холодной водой окатило разочарование, и Изабелла едва успела обуздать себя; впрочем, значительную часть обстановки всё же пришлось восстанавливать.

«Ну и что за хрень на этот раз? – устало подумала Изабелла после того, как в очередной раз завершила нелёгкую работу. – Что моим рукам теперь-то не понравилось? В комнате человеческие руки вполне могут появиться. – Она так устала, что мысли ползли медленно и лениво, словно осенние мухи к аппетитному пирогу: вроде и надо бы, но совершенно не хочется в очередной раз обжираться сладким тестом, да и вообще, ничего уже не хочется. – М-да, руки в комнате появиться могут, но всё же… хм… Висеть посреди помещения прямо в воздухе в отрыве от тела для них противоестественно, не так ли? Вроде бы так. Хотя со всеми этими приключениями фиг поймёшь, что естественно, а что нет. Должна же я с чего-то начать! Я же не могу вот так вот взять и представить всё своё тело целиком! Или могу?»

И снова попытки, и снова провалы. Конечно, Изабелла не испытывала проблем с воспроизведением в памяти собственного облика, но воплотить его в реальность в едином творческом порыве не получалось. Это было чересчур сложно.

«Ну хорошо! – сказала себе Изабелла, едва справившись с очередной атакой отчаяния. – Руки висеть посреди комнаты не могут. Но ногам-то стоять на полу никто не запрещал! Может, хоть их у меня получится сделать?»

Она сосредоточилась на ступнях. Представила стопы, узкие и плосковатые, пальцы, один за другим, начиная с большого, синие вены, просвечивающие под льдисто-белой кожей. Стопы выглядели довольно красиво, что уж тут говорить, но вот стояли криво, одна чуть повернута к другой.

Стоп. Стояли?

«Обалдеть! У меня получилось! – Изабелла так обрадовалась, что едва не потеряла весь прогресс, но в последний миг взяла себя в руки и сосредоточилась на интерьере и, главное, на долгожданных ногах. – М-да, а радоваться-то, пожалуй, ещё рано. Тут работы непочатый край…»