– Ладно, – прошептала она. – Это было предсказуемо.
Она развернулась и поднялась на две ступени ко входу в отель.
– Бэлл, – окликнул её Люк.
Изабелла приостановилась и повернула голову.
– Это была лучшая ночь в моей жизни, – искренне сказал он. – Бэлл, я бы хотел ещё раз тебя увидеть. Что думаешь?
Изабелла отвернулась и продолжила подниматься.
– Я думаю, мы ещё встретимся, – сказала она.
Бросила на Люка прощальный взгляд и скрылась за дверью. На душе было легко. Девушка пробралась в свою комнату и тут же заснула.
Утро принесло круги под глазами и головную боль, но это казалось пустяками по сравнению с ощущением долгожданного душевного покоя. Изабелла вспоминала о недавнем знакомце с благодарностью – ведь это он помог избавиться от гнусных мыслей.
К завтраку она вышла почти в хорошем настроении. Остальные тут же заметили эту перемену: атмосфера стала намного легче. Как и Изабелла, Лили не ночевала в отеле и вообще, кажется, не спала, чем заслужила крайнее неодобрение Виолетты.
– Где ты была? – прорычала Виолетта, сурово глядя на бледную Лили. В сочетании с воздушными светлыми волосами и ангельскими голубыми глазами её рявканье производило ошеломляющее впечатление.
Впрочем, к Лили это не относилось: бледная, с блуждающим взором, она совершала нелёгкий путь от двери своей комнаты к дивану. Плюхнувшись на него, она с облегчением вздохнула.
– Ли, я к тебе обращаюсь!
Лили только мечтательно улыбнулась, вспоминая эту ночь.
– Понятно, – протянула Виолетта, и её тон не предвещал ничего хорошего. – Ну давай, рассказывай! – она ободряюще похлопала подругу по плечу.
– Как… рассказывать? – чуть слышно переспросила девушка, уставившись в пол.
– Как-как – языком! – бодро ответствовала Виолетта. – Или ты ещё как-то умеешь?
– Кстати, Лили, я давно хотела спросить, – с деланным равнодушием встряла Изабелла, – вы хоть предохраняетесь?
Лили поперхнулась чаем, покраснела и закашлялась.
– А то знаешь, мы тут миры собираемся завоёвывать, а ты вдруг с лялькой, – продолжала Изабелла.
– Бэлл, ну хватит, – поморщилась Виолетта. – Ещё немного, и Лили сгорит, и что мы тогда будем делать? Лично я пепел выметать не собираюсь.
– Охотно верю, – проворчала Изабелла. – Чтобы ты, да с веником…. Такое даже в страшном сне не приснится.
– А ты даже не знаешь, с какой стороны его держать, – парировала Виолетта и тут же переключила внимание на Эвелин: – Иви!!!
Эвелин, которая с аппетитом поглощала завтрак и потому не принимала участие в разговоре, ответила невинным взором хорошо выспавшегося ребёнка:
– Что, Вио?
– Ив!!! – взвыла Виолетта. – Как ты могла сожрать весь омлет!!!
– Он вкусный! – защищалась Эвелин. – Я не виновата! Мне нужно следить за собой, иначе я стану тощей и бледной, как Бэлл!
– Я не тощая, – отреагировала Изабелла, уткнувшаяся в миниатюрную чашечку кофе. – Я стройная.
– Вот! – указующий перст Виолетты устремился к носу Эвелин. – А будешь много есть, станешь жирной, как корова!
– Я? Да никогда! Сама ты корова!
– Это я-то корова? – возмутилась Виолетта, которая была на двадцать пять сантиметров ниже Эвелин и в полтора раза тоньше.
– Ты! Телёночек! Муууууу!!!!
Последовала драка, сопровождаемая визгом, разбрасыванием подушек и неумолчным хохотом. Изабелла грохнула чашку о стол и, невозмутимо перешагнув через валяющуюся на полу Виолетту, которую сбила с ног подушка, брошенная могучей рукой Эвелин, вышла из номера. Лили бросила удивлённый взгляд ей вслед, а увлечённые борьбой Виолетта и Эвелин не обратили внимания. Они вообще ничего вокруг не замечали, пока Лили не вылила на их разгорячённые головы холодной воды из графина. Девушки тут же прекратили возню и ошеломлённо уставились на неё. Такого от этой тихони они не ожидали – как и она сама.
– Ли… что ты творишь? – спросила взъерошенная Эвелин.
– Вот к чему приводят чересчур тесные контакты с малознакомыми молодыми людьми! – воскликнула Виолетта, плюхнувшись на диван рядом с Лили. – Ты переоцениваешь свои способности, детка! – и она фамильярно потянула девушку за локон. – Скромность и сдержанность никогда не повредят.
– Нет, вы только послушайте, кто это говорит! – возмутилась Эвелин, присаживаясь на кресло. – Тоже мне, образец скромности и застенчивости!
– Да уж похлеще некоторых, – съязвила Виолетта. – У тебя даже волосы рыжие, так хочется из толпы выделиться!
Так они продолжали пререкаться ещё несколько минут. Лили не вмешивалась: она привыкла к этому балагану, и он даже не слишком мешал мечтать о Вэире. Спор закончился тем, что разъярённая Эвелин выбежала из номера. Грохот хлопнувшей двери пробудил Лили от мечтаний.
– Вио, что ты с ней сделала?
Блондинка мгновенно прекратила хохотать, приняла строгий, достойный вид и стала разливать чай по чашкам.
– Я всего лишь сказала правду. Кто ж виноват, что наша Иви так нетерпима к окружающим и так терпима к себе?
– Правду, – повторила Лили. – Хотела бы я знать, в чём заключается эта твоя правда.
А правда заключалась в том, что Виолетта объявила Эвелин тупой, ограниченной, заносчивой и упрямой – словом, типичной американкой. Разумеется, девушка безумно обиделась. Эвелин галопом неслась по улицам, не обращая внимания ни на что кругом. Душа кипела, и так хотелось выплеснуть на кого-нибудь обиду, но никого подходящего под близости не было.
Внезапно что-то хлестнуло Эвелин по лицу, и по телу словно пробежал электрический ток. Девушка остановилась и захлопала глазами. Это продлилось всего несколько секунд, и Эвелин, помотав головой, собралась продолжить путь, но вдруг увидела птицу. Она сидела на дорожном знаке и, изящно изогнув шею, смотрела на девушку. Солнце блистало на белом оперении, отблески играли в умных зелёных глазах. Эвелин поёжилась. Под взглядом птицы она чувствовала себя маленькой, глупой, беззащитной и беспомощной.
– Кыш! —девушка неуверенно махнула рукой.
Птица склонила голову и прищурила глаза, отчего те сразу приняли насмешливое выражение. Легко взлетела и пронеслась над Эвелин, задев её концом красивого хвоста. Девушку опять пронзил ток. Птица описала три круга над ней и не торопясь полетела вдоль улицы. Помедлив, Эвелин отправилась следом. Она и сама не понимала, зачем это делает.
Яркий отблеск солнца на крыльях, гипнотические переливы реющего хвоста – далёкий недостижимый морок. Эвелин не могла оторвать взгляд; изящное создание, летящее впереди, поглотило весь мир, в том числе и такую важную для Эвелин часть, как её собственные желания и мысли. Всё исчезло, осталась лишь птица, и единственное, что могла делать девушка, – следовать за ней. Жизнь обрела смысл.
Эвелин бежала. Не глядя по сторонам, не разбирая дороги. Не было никаких сторон и никакой дороги – ничего не было! Время застыло. Осталось лишь одно бесконечно длинное мгновение, лишь одна незримая нить, и она накрепко привязала Эвелин к птице.
Внезапно птица исчезла, и девушка на миг потеряла себя от ужаса. Зато потом к ней вернулось подобие способности думать. По крайней мере, его хватило, чтобы понять, что смысл жизни просто-напросто влетел в распахнутую дверь мрачного серого здания. Оставалось лишь войти следом.
Сразу за порогом оказался пустой полутёмный зал с обшарпанными стенами. На грязном бревенчатом полу беспорядочно стояла мебель. Повсюду валялись куски штукатурки, кое – как прилепленные обои унылыми отрепьями свисали со стен. В тусклом свете, проникавшем из давно не мытых зарешёченных окон, в противоположном конце зала виднелся проход к деревянной лестнице.
Но птица исчезла.
Разочарованная, ещё не полностью пришедшая в себя Эвелин уже собиралась покинуть неприглядное помещение, как вдруг ноздри защекотал запах дыма. Мгновением позже она услышала детский плач, доносящийся из глубины здания. Эвелин побежала к лестнице, перепрыгивая через хаотически расставленные диваны и стулья и огибая шкафы. Ступеньки недовольно заскрипели под широкими шагами, запах гари стал сильнее, а плач – громче.