— Дебяносто два, — изрек он. — Ага.

— О нет, только через мой труп! — взвыла Пачкуля.

— Как скажешь… — пожал плечами Красавчик.

— Да вы хоть знаете, — взревела Пачкуля не своим голосом, — вы хоть знаете, что только что обвалили мне потолок своим полоумным пением? Вы испортили мне званый ужин! Из-за вас я осталась без любимой похлебки, не говоря уже о любимой подруге! Я глаз по ночам не смыкаю с тех пор, как вы здесь поселились, все слушаю ваши кошачьи вопли! Довольно! Моему терпению пришел конец! Кто вы вообще такие, чтобы так себя вести?

— Мы — гоблины, — заявил Красавчик со всей уверенностью, которая только может быть у тюфякообразного громилы, чьи мозги напоминали размером высохший чайный пакетик. — Дочно дебе говодю, мы — гоблины. Чдо хотим, то и дедаем.

— Ах так? В таком случае, я сию же секунду наложу на вас заклятье, и вы испаритесь отсюда раз и навсегда! — с торжествующим видом заявила Пачкуля, предвкушая радость победы.

— Э-э-э, жди десь, — бросил в ответ Красавчик и снова скрылся в пещере. Мгновение спустя он вернулся и сказал: — Заходи, поговодить надо.

В пещере гоблинов царил зловещий полумрак. Черный дым, поднимавшийся от воткнутых в расщелины стен факелов, окутывал помещение плотной пеленой. Воздух пещеры был насквозь пропитан тяжелым гоблинским духом, способным по степени зловония составить конкуренцию неповторимому аромату самой ведьмы, что было нелегко (те, кому доводилось постоять с подветренной стороны от Пачкули, запросто вам это подтвердят). Зажав руками нос, Пачкуля огляделась по сторонам.

Ровно девяносто одна пара маленьких поросячьих глазок сверлила ее недобрым взглядом. Гоблины были повсюду и бессовестно скалились на Пачкулю изо всех темных углов и мрачных закоулков пещеры.

Одеты они были весьма экстравагантно. Многие вырядились в национальные гоблинские костюмы, состоящие из мешковатых штанов на подтяжках и, само собой разумеется, неизменных вязаных шапочек с помпоном. Отдельные особи щеголяли в трофейных кожаных куртках, увешанных цепями и заклепками. Это были представители подпольной гоблинской общины, обитавшей в одном из поросших лопухами ущелий Туманных гор. Собственно говоря, так они себя и звали — лопухами. Самой заветной мечтой лопухов было обзавестить настоящими крутыми мотоциклами, но пока им приходилось довольствоваться одним лишь ржавым трехколесным велосипедом на всех, с которого они по очереди то и дело грохались.

Были здесь и чешуйчатые, как ящеры, гоблины, и гоблины-толстуны, и мохнатые гоблины, и лысые, и слюнявые, и мелкие тощие гоблины с вытянутыми мордами, и долговязые гоблины с приплюснутыми мордами, и гоблины с шишками и бородавками по всему телу. Все без исключения гоблины были обуты в тяжелые сапожищи, у всех были маленькие красные поросячьи глазки, и все они выглядели и пахли так, словно только что вылезли из помойной ямы.

— Эй, парни, бинудочку бнимания! — призвал Красавчик. — Эда старая кошелка хочет дам что-то сказать!

— Да, — строго сказала Пачкуля. — А именно то, что все вы мне порядком надоели и дальше так продолжаться не может. Вы обвалили мне потолок. Из-за вас моя лучшая подруга перестала со мной разговаривать, а мой любимый котелок получил пробоину. Это полное безобразие, и я всерьез подумываю о том, чтобы наслать на вас страшное выселенческое проклятие! Что, сдрейфили?

К ее великому удивлению, ни один из гоблинов даже бровью не повел. Несколько страшилищ хихикнуло, а одно — о ужас! — даже зевнуло!

— Предупреждаю, — продолжала Пачкуля дрогнувшим голосом. — Еще один звук, и вы мигом отсюда испаритесь.

— Валяй, насылай свое проклятие, — съехидничал Цуцик, придвигаясь поближе к Пачкуле.

— Гы-гы-гы, валяй, насылай, — поддакнули остальные гоблины.

— И нашлю, — пригрозила Пачкуля. — Всенепременно нашлю, если вы не снимете свои сапожищи и не перейдете на шепот раз и навсегда! Ну, так как?

— Как бы не так! — хором ответили бессовестные гоблины. Когда же Пачкуля грозно замахала у них перед носом волшебной палочкой, негодники развеселились и захлопали в ладоши.

Признаться, такой реакции Пачкуля от них никак не ожидала, ибо ведьминская волшебная палочка всегда была верным средством напустить страху на любого гоблина, ведь эти вечные головотяпы, грубияны и разини были единственными в лесу, кому не давалось искусство черной магии.

Пачкуля как следует тряхнула палочкой, чтобы убедиться в том, что она работает. Палочка отреагировала россыпью зеленых искорок и довольным урчанием. Значит, все было в порядке.

— Ну, берегитесь! — пригрозила Пачкуля. — Вот вам мое выселенческое проклятие номер один!

За этими словами не последовало ровным счетом ничего. Гоблины стояли на прежнем месте, подпихивали друг дружку локтями и недобро скалились. Пачкуля сердито уставилась на свою палочку и предприняла вторую попытку:

Снова мимо. В толпе гоблинов раздалось сперва фырканье, затем сдержанные смешки, и под конец — подумать только! — они принялись хохотать как сумасшедшие!

Гоблины заливались так, что чуть животы не надорвали.

— Ничего не понимаю, — в растерянности бормотала Пачкуля, разглядывая свою палочку, переставшую подавать признаки жизни. — Странно, раньше она не барахлила…

— Дело-то пдоще пареной репы, — попытался объяснить ей Цуцик, утирая локтем выступившие от смеха слезы. — Точно говодю. Бидишь ли, нас уже выселили. Сюда, в эду сабую пещеру! Дак что мы десь набсегда! А-ха-ха-ха-ха!

— Что ты сказал?

— Сущую пдавду! Дочно, парни? Эдо все дот волшебдик, пдежний наш сосед. Доже вод бечно на шум жаловался, пдям как ды! Мы, конечдо, сказали старикашке бее, что о нем дубаем, а он заявил, чдо мы эдо, как его…

— Нарушаем общественный покой, — хором прорычали гоблины.

— Дочно, нарушаем обещанный спокой. Бот он и сослал дас сюда. На беки бечные. Дак что твои хиленькие заклинания десь ни за что не сдабодают!

Что правда, то правда. Волшебники умели колдовать, и заклятья их разрушить было нелегко.

— А-ха-ха! — затрясся от хохота Красавчик. — Смешно, пдавда?

— Не очень-то, — холодно отозвалась Пачкуля.

— Посдушай-ка, — продолжал Красавчик. — Мы могди бы прийти к этому, как его там…

— Компромиссу? — с надеждой в голосе подсказала Пачкуля.

— Дочно, к нему самому. Ты пдекратишь заявляться сюда с жалобами, а мы за эдо не станем сдавнивать двою пещеру с землей. Годится?

Никуда это не годилось. Пачкуля долго вглядывалась в злобную ухмыляющуюся физиономию Красавчика, решая, как ей лучше поступить: съездить ему по носу или же съехать самой прочь из этих мест.

На следующий день она съехала прочь.

— Спасибо, милая, что приютила меня на время, — в который раз за прошедшую неделю благодарила Пачкуля Шельму, сидя на кухне ее уютного домика в самом центре Непутевого леса.

— Брось, дорогуша, ты меня ничуть не стесняешь, — соврала Шельма, держа за спиной скрещенные пальцы. Она, разумеется, простила Пачкулю за тот злополучный ужин, признав, что вины подруги в случившемся не было. Правда, для этого Пачкуле пришлось не один час поползать перед ней на коленях, взывая к ее милости.

Однако, дружба дружбой, но пора бы и честь знать. Пачкуля вот уже неделю жила у Шельмы в комнатке для гостей и переезжать не собиралась. Шельме же, как истинной домовитой хозяйке, с каждым днем становилось все труднее мириться с присутствием такой неряхи, как Пачкуля.