Пачкуля, Хьюго, Шельма и Дадли поплелись следом, чтобы помочь Проныре уложить хозяйку спать. Двум гномам, что тащили носилки, они дали на чай Пачкулин неразменный пятак — волшебную монетку, которая всегда возвращается в карман своему владельцу спустя десять минут. Подло, конечно, поступили, но что тут поделаешь — ведьмы! Гномы откланялись и поспешили обратно на Кудыкину Гору, где на подносе, усыпанном крошками, храпел их главный шеф-повар. Остаток дня у них ушел на то, чтобы доставить его обратно в Туманные горы. Эти двое были единственными гостями, кто остался недоволен вечеринкой.
Переодеть Чепухинду в пижаму и уложить в постель оказалось не так-то просто, ведь она, как мы помним, была основательно нашпигована опасными колдовскими побрякушками и ее пришлось в буквальном смысле разминировать. Разоружив Предводительницу, Хьюго и Дадли вывалили все ее подарки на прикроватный столик, чтобы она могла еще раз насладиться ими перед сном.
— А твой тут есть, Пачкуля? — зевнула Чепухинда.
— Пока нет, — вздохнула Пачкуля, вспоминая об оставшемся дома помойном ведре в подарочной упаковке. — Я другим была занята.
— Она помогала мне с тортом, — пришла на помощь Шельма. — И вообще, она очень много сделала для успеха вечеринки.
— Ну а теперь, полагаю, вы отправитесь на пенсию? — решилась спросить Пачкуля. — Ведь двести вам уже стукнуло.
— Кто на пенсию? Я на пенсию? Не в этой жизни! Пока четыреста не исполнится, никуда не отправлюсь! Я же вам уже говорила! Но вечеринку по поводу моей отставки можете начинать готовить уже сейчас. Подумаешь, каких-то двести лет осталось. Пролетят — и глазом не успеешь моргнуть! Спокойной ночи.
С этими словами она задула свечу на прикроватном столике и сладко захрапела.
Какое-то время в комнате царила гробовая тишина.
— Что ж, пора и нам по домам, — вздохнула Шельма. — Думаю, она просто не хотела говорить этого при тебе.
— Чего говорить? — спросила Пачкуля, направляясь к дверям.
— Она же просто пошутила, разве не понятно? Естественно, она собирается на пенсию. Полагаю, она все сообщит мне завтра утром.
— Да что сообщит-то?
— Что отныне Предводительницей шабаша буду я. По-моему, выбор очевиден, и двух мнений здесь быть не может.
— Вот именно! — поддакнул Дадли.
— Выбор очевиден? — взвизгнула Пачкуля. — Двух мнений быть не может? Слыхал, Хьюго? Да если кого и выберут, то только меня! У кого самый влиятельный помощник? А?
— Точно, — пискнул Хьюго.
— Что точно? — огрызнулся Дадли. — Да если б не моя больная спина…
— А кто придумал Конкурс талантов? — верещала Пачкуля. — А торт у гоблинов кто отобрал? Все я!
— Подумаешь, — фыркнула Шельма. — Шабаш должна возглавлять элегантная ведьма с чувством стиля. А не какая-то замухрышка в драной кофтюле!
— Замухрышка в драной кофтюле? Это я-то? Да ты знаешь, что я сделаю первым делом, когда стану Предводительницей? Первым делом я раздружусь с тобой и навсегда выкину из нашего шабаша! — проревела Пачкуля.
— Ой, не могу, насмешила! — прыснула Шельма. — Пойдем, Дадли. Я запрещаю тебе водиться с этим хомяком. Он дурно воспитан. Когда пройдет твоя спина, ты еще покажешь, кто здесь главный.
— Нет уш, пусть сейчас показыфает! — вмешался Хьюго. — Што, слабо, тухлый ты каракатица! Хочешь дуэль?
— О нет, только не это! — взмолился Дадли.
— Выкину из шабаша! Выкину из шабаша! — приплясывала Пачкуля.
— А ты вонючка! Понятно тебе? Вонючка! Эй, кто-нибудь, сбегайте за противогазом, а то меня сейчас вырвет!
Так они продолжали обмениваться любезностями до самого дома, пробираясь через лес по холодной росе, а свежий утренний ветерок еще долго разносил по окрестностям обрывки их сочной брани.
