Я кивнула.

– Знай, если что-то не заладится, ты всегда можешь вернуться. Я буду здесь. Уверена, мы сумеем подыскать тебе дом… или шесть.

Ее предложение меня тронуло, и впервые внутри шевельнулась тревога – что-то ждет меня впереди? Что же я делаю? – спрашивала я себя. Пусть я не нашла хозяина, зато нашла друга. Не глупо ли расставаться с Нэнси и отправляться неизвестно куда, в какой-то незнакомый город?

Нэнси словно прочла мои мысли.

– Все у тебя будет хорошо, – сказала она. – Я уверена. В конце концов, ты кое-чему научилась.

Подруга подмигнула и потянулась ко мне. Мы быстро потерлись носами – этот жест означал для нас прощание.

– Ну, иди уже, пора! – сказала она нетерпеливо.

– Спасибо, – тихо откликнулась я. Чувствуя, что глаза предательски пощипывает, я отвернулась и пролезла под калиткой. Оказавшись на проезжей части, я обернулась к Нэнси, не спускавшей с меня глаз. Подруга приветственно помахала мне хвостом. В ответ я тоже подняла хвост трубой. И, увернувшись от грузовика, зашагала в свою новую самостоятельную жизнь.

Помня наставления Нэнси, я старалась держаться растущих вдоль дорог зеленых изгородей и остерегалась ревущих на мостовой машин. Скоро район Роба скрылся вдали, и я оказалась за городом.

Жизнь вскоре вошла в определенный ритм. На заре и после захода солнца я охотилась, днем шла вперед, к ночи находила убежище в кустах или на каменных стенах, разгораживавших поля. От долгой ходьбы подушечки у меня на лапах стерлись и болели, лапы ныли, я постоянно чувствовала усталость. Прежде умывание не было для меня такой уж насущной потребностью, скорее, способом привести мысли в порядок. Теперь я пришла в ужас, заметив, что ежедневный тщательный уход за шубкой от носа до хвоста жизненно необходим мне для того, чтобы очистить шерсть от грязи и репьев, которые набивались в нее за день. Впрочем, как ни странно, сон у меня теперь стал куда лучше, чем в доме у Роба, – и ничего, что приходилось укладываться спать под открытым небом. За день я так выматывалась, что стоило мне лишь закрыть глаза, как я мгновенно проваливалась глубоко в сон и крепко спала до самого утра, пока меня не будили звонкие птичьи голоса.

Жить на улице было тяжело и некомфортно, но в те первые деньки все во мне пело от пьянящего ощущения свободы. Со временем я окрепла физически и отточила свои охотничьи навыки, превратившись из дилетанта в ловкого и безжалостного мастера.

С миром дикой природы я теперь была знакома гораздо ближе, чем это необходимо домашней кошке. Раньше, когда я наблюдала птиц со своего подоконника, мне было невдомек, где они вьют свои гнезда и чем питаются. Теперь я знала, какие кусты магнитом притягивают пернатых, обожающих попировать ягодами в их зарослях. Это значило, что и мне был гарантирован обед, стоило лишь затаиться и немного подождать. По переполоху среди мелких птах я догадывалась, что невдалеке появилась хищная птица – добрый знак, указывающий на присутствие грызунов.

К местам обитания человека я не проявляла никакого интереса. Исключение составляли фермы. Завидев их, я отклонялась от маршрута и устремлялась к постройкам: провести ночь в сарае на сене было настоящей роскошью по сравнению с тем, к чему мне пришлось привыкнуть. Заметив издали людей, я опускала голову пониже и старалась скорее спрятаться у стены или за какой-нибудь машиной. И на меня не обращали внимания, принимая за кошку с фермы, а мне только того и надо было.

Я быстро потеряла счет дням и уже не знала, сколько времени прошло с моего побега, а о том, что оно не стоит на месте, я догадывалась по смене света и температуры. Сначала я почти не мерзла ночами, и днем солнце приятно грело спину. Но вскоре я стала замечать, что солнце поднимается уже не так высоко, а его бледные лучи больше не согревают. Теперь холодный ветер ерошил мне шерсть, а мороз по ночам пробирал так, что я дрожала всем телом. Я поняла, что наступает зима, и только тут впервые испугалась по-настоящему. Я не представляла, далеко ли до города, но знала, что нужно добраться туда раньше, чем зима со снегом и морозами вступит в свои права.

Однажды сырым пасмурным днем я уныло плелась по грязной дороге. Я дала себе слово не вспоминать о Марджери, пока не доберусь до города, но сейчас, пребывая в настроении крайне удрученном, не могла избавиться от мыслей о том, как хорошо бывало зимой у нее в доме. На полу перед газовым камином лежал пушистый ковер. Я часами, развалившись, дремала на нем – животик кверху, лапы вытянуты. Шевелилась я только тогда, когда становилось слишком жарко или хотелось повернуться к огню другим боком. Невольно я задавала себе один и тот же вопрос: сумею ли когда-нибудь найти другой такой же уютный дом?

Вдалеке сквозь морось и туман показалось что-то похожее на ферму: несколько невысоких построек окружали квадратный двор. Я с радостью повернула к ним – позади был долгий день и мне страшно хотелось поскорее вымыться и подремать под крышей сарая. Несмотря на усталость, я ускорила шаг. Добравшись до поросшей травой обочины, я заметила деревянную вывеску, витиеватая надпись на которой гласила: «Костуолд. Натуральные продукты». Подойдя к воротам с каменными столбами, я увидела во дворе заасфальтированную площадку, на которой стояли не тракторы и не фуры, а ряды больших машин с тонированными стеклами, и ни на одной не было ни единого пятнышка грязи. Я недоуменно пошевелила усами.

Вместо ставшего привычным кислого запаха навоза и гниющего сена я учуяла нежнейшие ароматы свежей рыбы и колбас. После длительной мышино-птичьей диеты мой рот наполнился слюной от одной мысли о вкусной готовой еде, а живот подвело от голода. Я юркнула в ворота, пересекла автостоянку и выскочила к приземистым домикам, которые окружали вымощенный каменными плитами двор.

На краю стоянки я помедлила. Место, куда я попала, было вовсе не похоже на другие фермы. Уж слишком чисто здесь было, а посреди двора имелся даже каменный фонтан, в котором нежно журчала вода. На деревянном столбике справа от меня размещались указатели: «Спа-салон», «Школа кулинарного искусства» и «Фермерская лавка». Стрелка, обещавшая фермерскую лавку, указывала влево, так что я осторожно подкралась к ней и заглянула в стеклянные двери. Неожиданно они распахнулись, и женщина, которая вышла оттуда, размахивая на ходу джутовой сумкой, чуть не сбила меня с ног.

Не дожидаясь, пока двери захлопнутся, я бросилась внутрь и шмыгнула в первое же укромное место – под прилавок, сделанный из деревянных козел и ломившийся от овощей и фруктов. После холода и сырости было приятно оказаться здесь. Обогреватели над дверью подсушивали влажную шерсть. Со своего места я видела ноги покупателей, медленно переходивших от прилавка к прилавку. Продавцы в передниках шептали им что-то вежливое, заворачивая покупки в тонкую бумагу и укладывая свертки в большие бумажные пакеты.

Интересно, ходила ли моя Марджери за покупками в такие лавочки, как эта? Ведь еще до того, как начать все путать, она любила готовить нам мясо и рыбу. Тут меня осенила мысль, что среди клиентов вполне может оказаться добрая душа вроде Марджери – кто-то, кто будет не против захватить домой вместе с продуктами дружелюбную, хотя и промокшую кошку.

Чуть подавшись вперед, я выглянула из-под стола. Среди покупателей были только женщины, но все они совершенно не походили на Марджери. Они были намного моложе и выглядели почти одинаково: джинсы в обтяжку, кожаные сапоги, стеганые жилетки и длинные, блестящие волосы. Я долго наблюдала за тем, как они бродят между прилавков, берут с полок товары, рассматривают их, прежде чем опустить в свою корзинку или вернуть на место. Я попыталась представить дома, в которых живут эти дамы, и себя в их жилище, но весь мой опыт ограничивался домами Марджери и Роба, а в их скромные интерьеры такие женщины почему-то совершенно не вписывались.