Однако даже после коньяка Котов не подобрел: смотрел на соратников недобро, с прищуром.

— Ну, что, Василий, напортачили? — отправляя в рот кусочек малосольной сёмужки, поинтересовался Стас. — И не отводи глаза, — рявкнул он. — Я про Жемчужникова говорю!

— Станислав Евгеньевич, — заюлил Полубояринов, — всё с соответствии с вашими личными распоряжениями…

— Я что, велел травить этого грёбаного писаку? — взревел Стас и чуть не поперхнулся сёмгой. — Я просил заткнуть фонтан!

— Любыми средствами! — фальцетом подсказал Лапин и откашлялся.

— Я имел в виду средства финансовые, Степан Львович! — осадил его Котов. — Или вы что, русский язык не понимаете? Или — не желаете понимать?

Полубояринов и Лапин переглянулись. Они понимали русский язык и на этом языке «любыми средствами» означало — любыми средствами.

Тёртый–перетёртый калач Лапин прекрасно видел, что и Котов, и Полубояринов перепуганы до полусмерти. Тоже мне — герои! Штафирки несчастные… Как приказы отдавать — смелее смелых, а как запахло палёным — сразу готовы в штаны наложить.

— Да вы не волнуйтесь, Станислав Евгеньевич, — снисходительно улыбаясь, сказал Лапин. — Дело делали люди надёжные. Комар носу не подточит. К тому же никто не знает всей цепочки, я же — человек опытный.

— Если бы были опытным, то сидели бы не здесь, а в Москве, — отрезал Котов. Однако слова о цепочке его явно успокоили. — Сослать бы вас обоих за самодеятельность…

— Да куда ж отсюда ещё–то ссылать? — подхихикнул Полубояринов, понимая, что первая гроза, кажется, миновала.

— В общем, так. Сидеть — не высовываться. А утром мы с тобой, Василий, выезжаем в районы. Туда, где связи с Большой землёй нет, — распорядился Котов.

— Да она же везде есть? — удивился Василий.

— Значит, не будет, — понимающе подыграл губернатору Лапин.

— То–то же, — Котов пригладил лысину и, не дожидаясь остальных, выпил вторую рюмку.

— А вообще, — Лапин вдруг воодушевился и в свинцовых глазках его засверкал дьявольский огонёк, — можем и театр устроить. Вертолёт губернатора потерялся в тундре, а, каково?

— Как это — потерялся? — Полубояринов открыл от изумления рот.

— Элементарно, Ватсон, — Лапин вскочил и разлил по новой. — Якобы потерялся. Два месяца поисков — и все дела. А за это время дело Жемчужникова стухнет.

— Надо подумать, — состорожничал Котов. Сидеть два месяца в тундре ему совсем не улыбалось. — Давайте оставим этот вариант про запас, Степан Львович. Ты как думаешь, Василий?

— Согласен, это — на самый, самый крайний случай, — Полубояринов прекрасно понимал, кому придётся торчать в ссылке вместе с губернатором. — Кстати, Станислав Евгеньевич, у меня для вас — сюрприз! — Василий открыл портфель и достал оттуда компьютерные распечатки.

— Что ещё за сюрприз? — нахмурился Стас.

— Проект третьего выпуска «Фэйса»! — торжествующий Василий протянул губернатору бумаги.

Стас бегло просмотрел материалы. Ни хрена себе! Весь номер был посвящён уже не махинациям со строительными подрядами. Главной темой номера стала личность безвременно погибшего главного редактора Питера Жемчужникова.

Лапин гордо улыбнулся. Пусть губернатор и перетрухал маленько, однако цель–то достигнута. Где фонтан? Не функционирует, однако. А средства… Что ж, они ведь и были обозначены изначально как «любые».

8 июня 2003 года

Всё–таки это полный идиотизм! И зима, и лето — в одну кучу!

Ляля не первый раз снималась в кино, но всё равно не могла понять, почему нельзя спланировать процесс заранее? Для чего тогда пишется режиссёрский сценарий, чем занимается целая армия помрежей и ассистентов? Ну почему, спрашивается, в марте, когда ещё лежал снег, они снимали летние сцены? Например, встречу её героини на открытой веранде кафе со старой любовью. На улице было минус пять, а ей пришлось в летнем платьице изображать, что ей чудовищно жарко и пить минералку со льдом. Зато теперь, в глухую и душную жару, ей надо было кутаться в шубу и стряхивать с плеч искусственный снег!

Ну, не Лёвке же жаловаться на этот бардак! Он–то, конечно, уши режиссёру поотрывает. Вот только будет ли от этого легче? Всё равно на площадке не Лев, а режиссёр Пьянов — царь зверей и людей. Так что лучше терпеть и не ссориться.

— Всё, снято! — пророкотал сквозь громкоговоритель Пьянов. — Перерыв ровно на час. Всем занятым в сцене выпускного бала — просьба не опаздывать.

Ляля Гагарина была в этой сцене занята по полной. Это был, можно сказать, её личный выпускной. Путёвка во взрослую жизнь с предварительным посещением гинеколога. Так что надо было поторапливаться. А то с этими балами недолго и без обеда остаться.

Она, бросив шубу подскочившей костюмерше, быстро пошла по коридору к выходу из павильона.

Уже садясь в свой маленький спортивный БМВ, Ляля набрала номер:

— Привет, дорогой! Я еду. Ты на месте? Тогда закажи мне салат из морепродуктов, бульон и кусочек жареной сёмги. Нежирной. Нет, не объемся. Только без гарнира! Всё, жди!

От «Мосфильма» до Бережковской набережной ехать было минут пять от силы, если б не очередная пробка под Краснолужским мостом. Ну да проскочила! Но всё равно пришлось закрывать окна и включать кондиционер. А то дышать просто нечем, разве что свежим бензинчиком…

Возле сходен, ведущих на «палубу» речного ресторанчика «Причал» стоял «бентли», а позади него, прямо бампер к бамперу, серебристый «лендкрузер».

Метрдотель в форменном «речном» кителе с погончиками резво сбежал по сходням вниз и подхватил Лялю под локоток. Их с Лёвкой все здесь уже знали. Последний месяц, пока съёмки шли на «Мосфильме», обедали они в «Причале» чуть ли не через день.

Несмотря на довольно прозаическое название, ресторан был из дорогих. А в этом сезоне даже считался модным. Особенно хорош был выбор блюд из всяких морских гадов и речной рыбы. Не из Москвы–реки, конечно, а с севера Норвегии, из самых экологически чистых районов.

Лёвка ждал Лялю на веранде, нависавшей над как раз–таки Москвой–рекой, катившей свои мутноватые воды величественно и вроде нехотя. Мимо проплывали неторопливые речные «трамвайчики» и быстроходные «ракеты».

Салат принесли тотчас.

— Выпьешь? — поинтересовался Лёвка.

— Не-а! Сегодня ещё работать, — отмахнулась Ляля, со звериным аппетитом набрасываясь на салат.

— Ну, тогда и я не буду. Ещё минеральной, без газа, — приказал он официанту.

Через один столик от них, ближе к выходу с веранды, сидели две девицы, неуловимо похожие. Обе были в чёрных джинсах и лёгких шёлковых рубашках с короткими рукавами. На бедре у каждой топырилась чёрная же кобура с торчащей ручкой пистолета. Девицы невозмутимо болтали, попивая свой кофе. Третья из них, как знала Ляля, сидит на водительском месте «лендкрузера», только сквозь затемнённые окна её не разглядеть.

Это была Лёвкина охрана, которая сопровождала его повсюду. Ляля подозревала, что в её отсутствие это «повсюду» могло распространяться и на гостеприимную Лёвкину постель. Девицы были, конечно, на особый вкус — этакие мачо в условных юбках — но безусловно обладали своеобразной привлекательностью. А Лёвушка, он же такой ранимый!

— Слушай, Лёв, — дожёвывая кусочек какой–то каракатицы, проговорила Ляля. — Давно хотела тебя спросить. И почему это у тебя всё не как у людей?

— В смысле? — не понял Лёвка.

— Я понимаю — охрана. Отчего всё–таки бабы?

Лёвка улыбнулся. Не без некоторого самодовольства:

— А чем это тебе бабы не нравятся? По–моему видеть их гораздо приятнее каких–нибудь мордоворотов. Или я не прав?

— Ну, кому — как, — отведя взгляд в сторону, Ляля пожала плечиками. И вновь взглянула на Лёвку. — А что ты делаешь, когда ты с ними один, без меня? Дома или за городом… Не смущают?

— Да ты что, Лялька! — Лёвка склонился к самому Лялиному уху. — Я их боюсь как огня! — последние слова прозвучали столь искренне и достоверно, что Ляля расхохоталась, отодвигая опустошенную тарелку. Официант тут же поставил перед ней куриный бульон, посыпанный мелкой зеленью.