У ребят была отличная память, быстрая сметка и большая тяга к знаниям. Им не хватало только слов для выражения своих переживаний и своего понимания данного явления или предмета, и они неохотно прибегали к заимствованиям из чужого языка. Так, например, Петька объяснил им, что такое гимнастика и они хорошо запомнили это слово, но всегда вместо него предпочитали употреблять свое «туда-сюда», сочиненное поэтом Дой-ной. И еще. Объясняя значение гимнастики, как средства к увеличению силы, ловкости и здоровья, Петька, в качестве близкого и понятного дикарям примера, сказал: «Вот у вас больно ноги жидки и велики животы. Гимнастика это устранит». С тех пор его ученики всегда помнили о жидких ногах и больших животах, упорно забывая правильную формулировку.

Первый урок чуть было не вышел конфузным, но не для темнокожих учеников, а для белокожего учителя. Учитель никак не рассчитывал, что его научного багажа может не-хватить перед «потомками обезьяноподобных». И когда мальчишка Нгуруе, уклонившись от предложенного ему вопроса, сам спросил: «почему грязь причиняет вред?», Петька, оторопев и захлопав глазами, сначала промычал что-то непонятное для обыкновенных людей, а затем, оправившись, стал изворачиваться: на этот вопрос он ответит завтра, так как на сегодня есть много всяких других вопросов… Понятно, что после урока он в самом спешном порядке запросил об этом всезнайку Бамбар-биу, и тот, любивший слова больше дела, наговорил ему с три короба о бактериях, живущих на грязной коже, о порах (или отверстиях) кожи, о потоотделении через кожу и о кожном дыхании.

Большие затруднения встречались у Петьки при попытках уложить практику европейских пионеров в рамки дикарского быта. Требовалась большая гибкость и приспособляемость, чтобы устранять эти затруднения.

В первый же день Петька объяснил новым своим товарищам, что пионерское звание не позволяет пионеру день-деньской бить баклуши и околачиваться без дела, — пионер должен работать, должен во всем помогать старшим и не отлынивать от какого бы то ни было труда. Так учил Петька.

И вот пионеры с октябрятами вместе, воодушевленные благими намерениями, стали вмешиваться в охоту взрослых, в приготовление пищи женщинами и даже в торжественные совещания стариков. Нужно сознаться, что здесь они сразу же съели множество подзатыльников и отовсюду изгонялись с большим позором. Им позволяли помогать женщинам в сборах растительной пищи, и то не всем, а одним непосвященным, позволяли также сопутствовать старшим на охоте, но опять-таки не всем, а одним посвященным… Силы пионерские дробились, силы октябрят вовсе не признавались. Закоренелый быт дикарей препятствовал благим начинаниям. Петька стал искать выхода.!

«Если взрослые отказываются от помощи ребят в силу своих обычаев, — рассуждал он, — мы должны заняться полезным трудом сами по себе и для себя».

И он надумал:

«Мы должны выстроить себе большую хижину — пионерскую унгунью; здесь пионеры и октябрята будут собираться, заниматься, вместе проводить холодные ночи и укрываться от непогоды. Хижина должна быть образцовой, — пусть взрослые берут с нее пример. Стены у нее будут плетеные, обмазанные глиной снаружи и внутри и выбеленные мелом, крыша — из плитчатых камней, пол — глинобитный, покрытый сухой хвоей. Будут: окна с хорошими ставнями, вентиляция с вертушкой и настоящая русская печь, выложенная из камней. Знай нас, пионеров, и учись у нас…»

Ребята идеей этой были захвачены по уши, но нашелся один такой, Монаро по имени, который чуть было не внес арктического холода в тропический общий энтузиазм. Монаро сказал кисло и слюнтяво:

— Община Ковровых Змей, как и всякая община, не стоит долго на одном месте, сегодня она здесь, завтра там. Мы построим себе унгуныо, как говорит Пэть-ика, и уйдем из нее. Кому она будет нужна, унгунья? Летучим мышам? Да?

Петька разбил слюнтяя так ловко, что и сам того не ожидал.

— Мы здесь простоим, — отвечал он, — не день и не два, а, наверное, неделю: дичи вокруг— много. За неделю мы три хижины успеем выстроить, если понадобится. Нас много, все дело в правильном распределении труда. Когда мы прибудем на новую стоянку, там тоже построим себе хижину. Когда мы бросим эту, то в новом месте опять выстроим такую же. И так — до тех пор, пока вся охотничья область Ковровых Змей не будет застроена пионерскими унгуньями. Потом выйдет так, что, приходя в новое место, мы всюду будем находить для себя готовое жилье… А дальше может случиться, что взрослые станут подражать нам и — наша цель достигнута.

Отстояв свою идею, Петька не откладывал в долгий ящик ее осуществления: железо куется, пока горячо. Он тут же начертил на песке план постройки, высчитал количество необходимого для этого материала, распределил обязанности, и стройка началась, благо весь материал был под руками: дерево, кустарник, камни, глина. Лишь пришлось позаимствовать у взрослых их каменные топоры, мотыги и ножи. В последнем деле существенную помощь им оказал Бамбар-биу, отчаявшийся заставить Петьку выслушать себя до конца. Его повествование могло возобновиться лишь вечером, после захода солнца, когда пионерская унгунья чудовищным своим скелетом — чудовищным, по сравнению с жалкими шалашами — стала мозолить глаза всему становищу.

— Ну-те-с! Пионер Пионерыч, расскажите, что вы затеяли? — Голубые очи Бамбара-биу были колкими и подозрительными.

Усталый, но довольный проведенным днем, Петька отвечал просто и без лишней болтливости:

— Хижину себе, дядя, строим — унгунью, по последнему слову техники…

Бамбар-биу незамедлительно раскритиковал эту идею, во всех мелочах критики и поведения уподобясь слюнтяю Монаро.

«Такой большой и такой глупый», — подумал про него Петька и рассказал ему трогательную сказочку-притчу про старого, глупого деда, сажавшего молодую яблоньку. «Дедушка, — говорили старику умные внуки, — ты сажаешь молодое деревцо, но ты скоро умрешь, может быть, завтра. Ты не увидишь яблочек с этого деревца. Зачем же ты ее сажаешь?». «Малые вы мои и глупые, — отвечал им мохнатый дед, — я умру, вы будете живы; я не покушаю яблочек с этой яблоньки — вы их покушаете. Для вас и сажаю: глупые вы мои обезьяночки…»

— Сказка на ять… — пробормотал посрамленный «ветрогон». — Не хочешь ли ты сказать ею, что кто-нибудь да будет жить в вашей хижине?

— Вот именно, — подтвердил Петька. О своих планах, о предполагаемой застройке пионер-унгуньями всей области Ковровых Змей, он умолчал, не желая вдаваться в споры, а чудак Бамбар был настроен как раз на этот лад.

— Хижина ваша — дурацкая затея, — сказал он хмуро, — с точки зрения трезвомыслящего человека, конечно… А… а… ты не раздумал еще отыскивать Веру, дочь техника?

Петька вскинул глаза на должную высоту и увидел, что гигант Бамбар почему-то весьма сильно заинтересован судьбой крошки Веры. Он отвечал:

— Скажешь, что надо идти за ней сегодня — пойдем сегодня.

— Ну, молодец. — Бамбар-биу испустил вздох явного облегчения.

Луна стала на свое место — в зенит неба: смотреть на нее — голову драть до отказу. Поползли удушливые испарения из долины. Дой-на голосил старую песню на новый лад (вы найдете ее в Петькином блокноте, уже переведенную на русский язык):