— Ты не спишь?

— Уже нет.

Он перекатился на другой бок и, судя по всему, повернулся к ней лицом. Она чувствовала это каждой клеточкой кожи. Ну ладно, хорошо еще, что четырехметровый медведь не превращается в четырехметрового человека, сказала она себе. Два десять — это максимум.

— Поговори со мной, — попросила она. — Расскажи что-нибудь.

— Как пожелаешь. Однажды, давным-давно, жил да был маленький кенгуру…

Она улыбнулась:

— Кенгуру?

— Ага, кенгуру. И жил он…

Она совсем зажарилась под этим одеялом. Касси дернула ногой. Стопа ее наткнулась на нечто твердое. Касси услышала негромкий рык. Она сонно заморгала. Стены не рычат.

— Медведь, это ты?

— Х-м-м-м.

Она пнула сильнее.

— Ой!

Так ему и надо. Разлегся на самой середине. Она дернула одеяло и уютно улеглась на подушках.

— Воровка, — сказал он и потянул одеяло на себя.

Она тоже зарычала.

— Я что, храпел?

— Нет, ты не храпишь, — сообщила она. Да, это плюс.

— А вот ты храпишь. Как кошка мурлычет.

Она отпихнула одеяло:

— Слишком жарко. Уже утро?

Она выползла из кровати и, нащупав фонарик, включила его. И увидела только копошащуюся гору простыней. С кровати свалился Медведь, замотанный в белое.

— Убери свет! — воскликнул он.

Касси направила на него луч.

— Я думала, я тут единственная, кто не любит утро, — шутливо сказала она, но Медведь продолжал прятаться. — Эй? Что случилось?

— Тебе нельзя видеть меня.

Она внезапно поняла, что никогда не видела его. Оба раза, когда он превращался в человека — прошлой ночью и тогда, в первый раз, — она его не видела. Касси перебралась через кровать с фонариком в руках. Он все еще сидел на полу, погребенный под покрывалами. Не было видно ни единого сантиметра кожи.

— Да ладно тебе. Обещаю, что не буду смеяться.

— Тебе нельзя! — Взметнулись простыни, и он встал, словно облаченный в дешевый костюм призрака. Он выбил фонарик у нее из рук, и тот укатился под кровать. — Тебе нельзя видеть мое лицо в человеческом обличье. Пообещай мне, что не будешь и пытаться.

— Но почему нет?

— Пообещай.

Голос его звучал серьезно, даже отчаянно. Она никогда не слышала, чтобы он так говорил.

— Ну, ладно, у всех свои странности, — весело ответила она. — Что, недостаточно просто быть гигантским медведем?

Он не рассмеялся; вместо этого он попросил ее:

— Пожалуйста, возлюбленная, если я хоть немного тебе дорог, не смотри.

Он не называл ее возлюбленной со дня их первой встречи.

Она свесилась с кровати и достала фонарик. Она выключила его, и комната вновь погрузилась во тьму.

— Теперь ты доволен? — спросила она; голос ее дрожал.

Его мольбы ее обеспокоили. Она ощущала себя так, словно нарушила какое-то священное табу. Но она ведь не хотела ничего плохого! Ей просто хотелось посмотреть на него.

Медведь ничего не говорил.

Она подождала еще секунду.

— Медведь? Все хорошо?

— Мне надо идти, — ответил он.

Неужели он настолько разозлился?

— Но я же не… — начала она.

— Там рождается медведь, — сказал он. — Меня ждут.

— Сейчас? — Но ведь сезон еще не начался. Медвежонок, наверное, недоношенный. — Ты… чувствуешь?

Он рассказывал ей об этом однажды: о том, как мунаксари чувствуют приближающиеся рождения и смерти. А еще они, по его словам, могут вызывать друг друга. Этого он при ней еще не делал.

— Можно мне с тобой?

— Это долг мунаксари.

Она почувствовала порыв воздуха, а потом услышала, как открылась дверь. Она крикнула ему вслед:

— Увидимся за завтраком?

Дверь хлопнула. Касси обняла себя за плечи: в комнате становилось прохладно.

Следующей ночью, она не поняла, когда именно, Медведь скользнул под одеяло. Касси, не раздумывая, клубочком свернулась у его теплого тела. Это казалось таким естественным. Она пробормотала: «Привет».

Он ничего не ответил, просто зарылся лицом в ее волосы.

Постепенно просыпаясь, она вспомнила, что злится на него. Он оставил ее одну. Весь день пошел наперекосяк: пришлось есть сухие фрукты и орехи из рюкзака. Без него волшебный стол не работал. Что еще хуже: она впервые за свое пребывание здесь соскучилась. И это напомнило ей метели на станции: нечего делать, некуда пойти.

Он дышал прерывисто и как-то приглушенно. Она нахмурилась и протянула руку, чтобы коснуться его лица.

— У тебя все в порядке? Ты не заболел?

Щека у него была влажной на ощупь. Она отдернула руку, будто обжегшись.

— Медведь, что случилось?

— Я опоздал, — ответил он трясущимся голосом. — Они были слишком далеко. Я пришел слишком поздно.

— Слишком поздно? Что ты имеешь в виду? — Жаль, что она не может на него посмотреть. Касси вглядывалась в темноту, словно могла пронзить ее взглядом. — Что произошло?

— Мне надо было обходить льды. Если бы я был поблизости, я бы успел дать этому малышу душу. Появись я там на час раньше, все было бы в порядке. Но я опоздал на многие мили.

— Опоздал? — Она переспросила еще раз, пытаясь понять. Он не успел на рождение медвежонка?

— Мертворожденный. Без жизни. Без души.

Она слышала слезы в его голосе. Хотел ли он, чтобы она его утешила? Она нерешительно обняла его одной рукой:

— Все в порядке. Я тут.

Она прижала его к себе.

Широта 91º 00' 00'' N

Долгота: неопределенная

Высота 15 футов

ТЕМНЫМИ ЗИМНИМИ ДНЯМИ Медведь «патрулировал» льды, ожидая, когда почувствует новое рождения. А Касси ждала его в замке и все больше томилась беспокойством. В его отсутствие она слонялась по садам под неизменно звездным небом. К зимнему солнцестоянию она выучила их наизусть.

Статуя совы таращилась на нее стеклянными глазами, в которых отражались тысячи звезд. Было тихо, словно в музее. Она слышала, как трещит лед под ее муклуками: похоже на петарды. Ей вдруг страшно захотелось пробежать по саду, расставив руки в стороны и сбивая все деревья на своем пути. Однако делать этого она не стала. Вместо этого ноги повели ее по лабиринту прозрачных кустарников к центру сада. Розовые кусты окаймляли одну-единственную скульптуру, самую новую из всех.

То была она: ее длинные волосы, ее высокие скулы, ее угловатые локти и рост тоже ее. В самом сердце сада, сказал ей Медведь, закончив работу.

Она изучила статую. Ледяные волосы словно развевал ветер: отдельные пряди загибались вверх и переплетались. Сходство было поразительным, даже короткие ресницы и короткие ногти на руках он заметил. Ее сестра-близнец широко улыбалась небесам, словно смеясь над башенными шпилями или, может, над захваченным звездами небом. Что я делаю тут до сих пор? спросила себя Касси. Мое место — на снегоходе, а не на пьедестале.

Кто теперь выслеживал ее медведей? Отец? Оуэн? Скотт наверняка будет делать ставки на то, сколько родится медвежат. А Джереми уже с ума сошел от сиденья на одном месте.

А как насчет мамы? Касси не могла себе вообразить, чем занимается она. Все, что девушка могла себе представить, — это образ мамы с фотографий, но даже этому воспоминанию недоставало деталей вроде цвета ее глаз.

Касси сломала идеальный стебель. Ей в руки упала ледяная роза, и девушка растерянно повертела ее. Лепестки поймали лунные лучи, и крошечные лунные радуги заискрились в изгибах. Она заткнула розу за ухо.

Она никогда не думала, что это место станет ее постоянным домом. Она же должна быть исследователем Арктики, а не Королевой Полярных Медведей. Что стало с ее планами? Ей что, теперь на них наплевать? А на маму? На папу? На бабулю? На Макса и Оуэна? Когда она перестала о них думать?

Касси отвернулась и зашагала сквозь кусты. Лед звенел тысячами колокольчиков. У ледяной яблони она замедлила шаг. Хватаясь за ветви, Касси забралась на дерево. Лед трещал под ее весом; роза выпала из-за уха и разбилась на осколки.