После того как были вручены подарки — шарфик из набивной ткани яркой расцветки от мисс Хони, духи от Гранта и чудесный, пусть и простенький, свитер от сестры, — Линдсей предложила сыграть в «Монополию». Олли уже готов был плюхнуться в кресло у карточного столика в гостиной, как вдруг, к своему невероятному удивлению, он услышал собственный голос:

— Откровенно говоря, после столь обильного угощения я не прочь немного проветриться. — Он повернулся к Керри-Энн. — Что скажешь? Хочешь прогуляться?

— Конечно, почему нет? — согласилась она.

Олли заметил, как Линдсей метнула в их сторону встревоженный взгляд, но решил не обращать на это внимания. Разве он виноват в том, что для нее это проблема?

Не успели они выйти наружу, как он повернулся к Керри-Энн.

— Мне кажется или наступило таки некоторое похолодание? — Судя по его тону, он явно имел в виду не температуру на улице.

Керри-Энн пожала плечами и приостановилась, чтобы прикурить сигарету. Она набросила на плечи патагонскую парку, принадлежащую Линдсей, небрежно обмотав шею ярким шарфом из набивной ткани, который подарила ей мисс Хони. Сделав глубокую затяжку, она выдохнула струю дыма и сказала:

— А чего ты ожидал? Я — женщина с пестрым прошлым, а ты — наивный юноша с широко распахнутыми глазами. Во всяком случае, именно так видится положение вещей моей сестре. — В ее голосе прозвучала горечь, а не гнев, и это ему не понравилось.

— Я не столь наивен, как ты полагаешь, — с вызовом ответил Олли, когда они двинулись по тропинке вдоль отвесных скал.

— Я же не сказала, что это я так думаю. Кстати, кекс был просто изумителен.

— Это был торт, если на то пошло.

— Между ними есть разница?

— Кексы пекутся только из муки, а торт — из молотых орехов с капелькой муки. — Он с силой сунул руки в карманы своей штормовки, жалея, что не догадался надеть что-нибудь потеплее. Здесь по вечерам было холодно, намного холоднее, чем вдали от побережья, ведь с океана постоянно дул ветер. — Хлопот с ним, правда, немного больше, но мне хотелось подарить тебе на день рождения что-нибудь особенное.

— Твой подарок и получился особенным. — Немного помолчав, Керри-Энн добавила едва слышно: — Но давай на этом и остановимся, хорошо?

Он сразу же понял, что она имеет в виду, и сердито поинтересовался:

— Из-за Линдсей, что ли?

— И да и нет. Не то чтобы я чувствую, что должна отчитываться перед нею. Но она права, Олли. Я тебе не пара. У тебя впереди вся жизнь, а я до сих пор пытаюсь сложить вместе то, что осталось от моей. — Она покачала головой. — У нас ничего не выйдет. Я просто-на просто утяну тебя за собой вниз.

— Может быть, у меня тоже есть что сказать по этому поводу? — Олли уже надоело, что все остальные пытаются решать, что для него лучше, — мать, Линдсей, а теперь вот еще и Керри-Энн.

А Керри-Энн не стала отвечать. Она лишь тихонько вздохнула и вновь затянулась дымом, а потом сказала:

— Клянусь, это — моя последняя сигарета. Я всегда говорила, что когда мне исполнится тридцать, а я все еще буду курить, то тут же брошу. Так что никаких больше оправданий, верно? — Она бросила окурок на землю, раздавила его каблуком, а потом подняла то, что от него осталось, и сунула в карман парки Линдсей.

Дальше они шагали в молчании, и тишину нарушал лишь шелест высокой травы под ногами да приглушенный рев прибоя далеко внизу. По океанской глади до самого горизонта побежала лунная дорожка. Почему-то, глядя на нее, Олли вдруг вспомнил знаменитую композицию группы «Лед Зеппелин» «Лестница в небо».

Но подняться по ней с Керри-Энн у него не получалось.

По характеру Олли был жизнерадостным человеком — кое-кто даже называл его солнечным. Его было трудно рассердить, зато он легко прощал. Даже ребенком он практически никогда не устраивал истерик и редко впадал в отчаяние. Но сейчас в нем поднималась волна обиды и недовольства. Он был уверен, что Керри-Энн никогда не сказала бы этих жестоких слов, если бы не сестра. Кроме того, была еще и мать со своими мрачными пророчествами. «К черту их обеих!» — сказал он себе.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Олли схватил Керри-Энн за плечи и развернул ее лицом к себе.

— Послушай, мне надоело, что каждый встречный и поперечный указывает, как мне жить. Я — взрослый человек, и мне не требуется разрешение твоей сестры, пусть даже она — мой босс. Кстати, я не думаю, что ты оказываешь на меня дурное влияние. Если хочешь знать, я считаю тебя замечательной женщиной.

— Вот как? — Керри-Энн запрокинула голову и смотрела на него с непонятным и непроницаемым выражением лица.

— Да. А что, тебе и это не нравится? — Олли почти кричал, обида и злость душили его.

Намек на улыбку.

— Ты говоришь это не только потому, что сегодня — мой день рождения?

Вместо ответа он привлек ее к себе, обнял и поцеловал. На этот раз Керри-Энн не только не сопротивлялась, она ответила на его поцелуй, обняв его руками за шею и еще крепче прижимая к себе, и губы ее податливо раскрылись ему навстречу. Они оказались такими мягкими, теплыми и страстными, что он едва устоял на ногах, хотя колени у него подгибались. От нее пахло сигаретным дымом, совсем чуть-чуть, и по какой-то причине это лишь еще сильнее возбудило его. А она таяла в его объятиях и отвечала на его ласки так, как ему виделось в своих фантазиях.

Если бы они были в помещении, за запертыми дверями, он нисколько не сомневался в том, что они зашли бы дальше. Но вместо этого он лишь крепче обнял ее, словно боялся, что следующий порыв ветра смахнет их обоих с утеса вниз. Они долго стояли так, Олли гладил ее по голове, а Керри-Энн спрятала лицо у него на груди, и ее волосы, которые трепал ветер, то и дело закрывали ему лицо.

— С днем рождения, — прошептал он ей на ухо.

Керри-Энн чувствовала себя растерянной и ошеломленной, возвращаясь домой после того, как проводила Олли. «Что происходит?» — спрашивала она себя. Поначалу Олли был для нее всего лишь юношей, с которым приятно общаться; она знала, что он неравнодушен к ней, но и представить себе не могла, что дело зайдет так далеко. Но все изменилось после их первого поцелуя. С тех пор она обнаружила, что думает о нем намного больше, чем следовало бы, причем воспринимает его не только как друга. На работе ей удавалось скрывать свои чувства под маской развязной отчужденности, но этим вечером, когда Олли вновь поцеловал ее, она вдруг поняла, что хочет большего. Конечно, Олли не был самым лучшим мужчиной на свете, но не был он и мальчиком. В том, как он обнимал ее, не было ничего ребяческого, а от его поцелуев по ее телу пробежала жаркая волна, смывшая последние доводы рассудка. Разумеется, ему, в отличие от нее, недоставало опыта, но он инстинктивно понимал, чего хочет женщина и как сделать ей приятное.

Но что это означало для нее и во что могло вылиться? Она подозревала, что дело не только в том, что она довольно долгое время была лишена сексуального удовлетворения. И это сильно ее беспокоило. Потому что последнее, чего бы ей хотелось, — это разбить ему сердце.

Она вошла в гостиную и обнаружила Линдсей, Гранта и мисс Хони сидящими вокруг карточного столика и увлеченно играющими в «Монополию». Линдсей подняла голову и поинтересовалась:

— А где Олли?

— Ему пора было возвращаться домой. Он попросил еще раз поблагодарить тебя за чудесный ужин. — Керри-Энн избегала взгляда сестры, вешая ее парку на крючок возле двери, так как опасалась, что по выражению ее лица та поймет, что ее вечерняя прогулка с Олли была не такой уж невинной. И по этой же причине Олли предпочел не возвращаться в дом Линдсей.

Линдсей, похоже, растерялась.

— В самом деле? Интересно, чем вызвана такая спешка?

Керри-Энн передернула плечами.

— Понятия не имею.

Но подобный ответ Линдсей не удовлетворил.

— Но он объяснил хоть что-нибудь? Это совсем не в духе Олли — уйти, не сказав ни слова. Надеюсь, ничего плохого не случилось.