— Джефри позвоните в Майнц Векслеру и скажите ему чтобы немедленно, со спец курьером переслал генералу Эйзенхауэру оригинал документа полученного от Богарда.

Отдавая подобное приказание Черчилль был полностью спокоен. Хитрая лиса, в своей речи так искусно смешал правду с ложью, что разделить их было очень трудно. Встреча действительно была и на ней действительно обговаривали поставки оружия в знак уважения былого боевого содружества между Парижем и Москвой. Но никаких разговоров о создании военного союза не было и в помине.

Точнее сказать их не было во французском оригинале, но зато они имелись в копии британского перевода, что был создана по приказу Черчилля специально для американцев. Именно её, кодовым словом «Богард» и приказал отправить Черчилль порученцу.

— Приказ отдан, документ доставят, а пока, я хотел обсудить с вами генерал, что нам делать дальше с этой проблемой, — премьер азартно задымил сигарой.

— Нам?

— Да, нам с вами. И если быть точным, в первую очередь больше вам, генерал. Заключение военного союза между де Голлем и русскими поставит под угрозу снабжение наших войск в Германии и в первую очередь американских. И если сейчас снабжение идет через запад и юг Франции, создавая определенные трудности нашим армиям, то тогда, снабжение пойдет через порты северной Италии, через Австрию или в лучшем случаи через Швейцарию, если заставим её отказаться от нейтралитета. Как вам такая картина?

— Картина скверная, — признался Айк, — но что можно сделать в этих условиях? Объявить Франции войну?

— Зачем обязательно войну? Можно устранить эту угрозу не начиная никаких боевых действий-горячо заверил собеседника премьер.

— Убить де Голля? — с солдатской прямотой спросил Эйзенхауэр.

— Ну зачем сразу убивать и тем самым возводить в ранг мученика, святого. Хватит с нас Жанны д, Арк. Просто следует заменить де Голля, на более сговорчивого человека. Конкретно, на генерала армии Анри Жеро. Он тоже печется о благе Франции, но не готов ради него броситься в объятия Сталина.

— Для замены де Голля на вашу креатуру нужно будет доставить его в Париж. А там у генерала крепкие позиции и значит без вооруженного столкновения не обойтись. А это значит война — решительно отрезал Айк, но Черчилль лишь снисходительно покачал головой.

— Вы замечательный стратег, но неважный политик, не обижайтесь. В нынешнем положении Франции не обязательно захватывать Париж. Вполне достаточно будет с пониманием отнестись к стремлению Жеро создать свое правительство, в противовес правительству де Голля. Смею заверить, что у генерала Жеро есть свои заслуги перед Францией, мало чем уступающие заслугам де Голля. Он достойная кандидатура на пост главы временного правительства, нужно только поддержать его начинания.

— И тем самым снова расколоть Францию на два лагеря?

— Что делать, если этого требует политическая необходимость и целесообразность — сокрушенно поднял брови Черчилль.

— И где вы намерены посадить вашего правителя, в Виши?

— Конечно нет! Этот городок прочно связал себя с коллаборационизмом и повторно его использовать может только глупец. Генерал Жеро сядет в Лионе. Это позволит контролировать перевозки как из Бордо, так и из Марселя.

Британец замолчал, сверля своими ореховыми глазками лицо собеседника, но тот молчал, основательно переваривая слова Черчилля. Так прошло некоторое время и генерал разверз свои уста.

— Все это звучит очень заманчиво, но я должен проконсультироваться с Вашингтоном, сэр. Без одобрения президента Трумэна я не вправе принимать решение, каким бы правильным оно мне не казалось бы.

— Естественно — поспешил согласиться с ним премьер, — только президент Трумэн может одобрить его или нет. Я сам собираюсь к нему обратиться по этому вопросу, но хорошо зная, кто главный генерал в Европе, я не захотел действовать через вашу голову, генерал. Поэтому я здесь.

Выливая на Айка кувшин сладкой лести, Черчилль как всегда лгал. Очень опасаясь, что Трумэн из чувства злости к нему не согласиться поддерживать его французский проект, Черчилль решил действовать обходным маневром. Через Айка, который должен был обрисовать своему президенту положение вещей, в нужном для Черчилля свете.

Проворно поднявшись из мягкого кожаного кресла, британский лидер подошел к генералу и крепко пожав ему руку, вкрадчиво произнес: — Прошу вас как можно скорее доложить президенту об измене генерала де Голля нашему общему делу. И помнить, что время не ждет. Всего доброго генерал.

Покидая кабинет Эйзенхауэра, Черчилль не знал, что его лживые слова упали на очень благоприятную почву. Айк сам не видел в носатом французе верного союзника, на которого можно было бы опереться в трудную для Америки минуту. Он доложил именно так, как нужно было хитрому британскому аристократу. И в непростом разговоре с Трумэном, сумел убедить его поддержать предложение Черчилля.

Судьба несговорчивого французского лидера, а вместе с ним и всей Франции, была решена за океаном легко и непринужденно. Оставалось только дождаться нужного результата от принятых решений.

&Вопрос о проведении Балканской операцией был полностью одобрен Ставкой Верховного Командования, но прежде чем как повернуть на юг войска маршала Малиновского, было решено провести одну операцию местного значения. Она должна была убедить противника, что европейский фронт по-прежнему остается главным для Советского Союза и он пытается расширить зону своего влияния.

Полученная директива Ставки о проведении отвлекающей операции не вызвала большого восторга в штабе Рокоссовского. Ликвидация «дюнкерского пяточка» основательно сократили материальные и людские резервы «Северной группы войск», которые оставались в распоряжении маршала, после прорыва его войск за Рейн.

Все те ресурсы, что Ставка выделяла Рокоссовскому поглощали непрерывные бои местного значения в районе Дюссельдорфа. Сумев увеличить численность своих войск за счет отошедших соединений с востока, фельдмаршал Монтгомери стремился выбить русских из Гельзенкирхен. Бои шли упорные, с переменным успехом, что нашло отражение в солдатском фольклоре. Англичане гордо именовали эти бои новым «Эль-Аламейном», надеясь, что именно отсюда, Монти начнет свое новое наступление и погонит противника на восток к Эльбе.

Советские солдаты именовали это сражение коротко и емко — «наш немецкий Сталинград» и в этом тоже была своя правда. Здесь был свой на насквозь простреливаемый врагом плацдарм, своя водная преграда в виде рейнского канала и свой враг, англичане. Они не были столь наглыми и задиристыми как немцы, но их настырность и вредность компенсировали эти недостатки.

К особенностям национального характера нового противника следовало отнести ещё и врожденную подлость. Не имея возможность наносить бомбовые удары в дневное время, англичане атаковали позиции противника исключительно ночью. Конечно, число бомбардировщиков у них заметно поубавилось, да и удары с высоты в семь тысяч километров не отличались точностью. Но наносились они с педантичной регулярностью, что сильно нервировало держащих оборону Гельзенкирхен советских солдат.

Задумываемый как плацдарм для нанесения удара вглубь Северного Рейна, из-за действий англичан он превратился в чемодан без ручки, который было жалко бросить и трудно нести. Для срочного изменения положения требовалось заставить противника снизить свою активность на этом участке фронта отвлекающим ударом, но сил для такого наступления не было.

С ликвидацией «датской занозы», у Рокоссовского появилась возможность направить к Рейну дополнительные соединения, но у этого варианта были свои сложности. Во-первых, перебрасываемые соединения с севера имели определенную убыль личного состава и техники и были что называется «не первой свежести». Во-вторых, возникли определенные трудности с транспортными коммуникациями. Советские широкополосные железные дороги доходили только до Одера. С началом конфликта перешивка европейского полотна в направлении Эльбы началась в ускоренном темпе, но новую дорогу успели довести только до западных окраин Берлина. Поэтому, все переброски войск производились исключительно по дорогам, часть которых существенно пострадала от бомбежки врага.