Литмир - Электронная Библиотека

Спектакль этот мы сыграли более двух десятков раз и в клубе МГУ, и на других клубных сценах, и даже в ЦДРИ. В 1941 году наш спектакль завоевал первое место на московском конкурсе самодеятельных театральных коллективов, и мы получили право выступить на сцене Театра Ленинского Комсомола. Этот спектакль состоялся 10 июня 1941 года и был последним...

Борис Григорьевич Ерозолимский — доктор физико-математических наук, автор 80 печатных работ и 5 изобретений. За время работы в Институте атомной энергии имени И. В, Курчатова измеряя параметры деления урана и плутония, необходимые для расчета ядерных реакторов (за что получил Сталинскую премию в 1953году). Совместно с Г. И. Будкером создавал первую установку со встречными пучками электронов. Разрабатывал нейтронные методы исследования нефтяных скважин и изобрел первый импульсный нейтронный генератор, опущенный в нефтяную скважину. С середины 60-х годов занимается исследованием бета-распада нейтрона.

В конце 1950года был арестован и осужден по «контрреволюционной» статье его отец, видный московский врач. Более двух лет — до смерти Статна — Курчатов противостоял усшиям компетентных органов уволить Б. Г. Спустя тридцать лет, однако, преемник Курчатова не устоял перед волей тех же органов удалить Б. Г. из Института Курчатова. Десять лет он проработав в Ленинградском институте ядерной физики. В настоящее время работает в Гарвардском университете.

Знание-сила, 2005 № 06 (936) - _53.jpg

Собрание драмколлектива МГУ участником которого был И. Шапиро

Война, разрушившая жизнь страны и искорежившая судьбы миллионов людей, разрушила и наш мир театральной идиллии в клубе МГУ. Я попал в Военно-воздушную академию им. Жуковского и был отправлен в Свердловск, а Ося, который весной окончил университет, поступил в Вахтанговское театральное училише и уехал с театром в Омск, где вскоре начал выступать в небольших ролях в спектаклях театра.

«Театральная линия» в жизни Иосифа Шапиро была, однако, короткой. Его призвали в армию. Окончив артиллерийское учили ше, он направился на фронт и провоевал до конца войны. А вернувшись из армии, Ося решил оставить свои мечты о театральной сиене и с головой ушел в науку в организованном (академиком Д.В. Скобельцыным) институте при МГУ, занимавшимся физикой ядра, — НИФИ-2. Очень скоро он стал там одним из ведущих молодых ученых.

К этому времени и я вернулся в Москву вместе с Академией Жуковского, все еще мечтая о театре. Наша дружба с Осей продолжилась — мы с моей женой Александрой Зильберман, которая тоже была участницей наших довоенных спектаклей, часто бывали в гостях у его родителей в Марьиной Роще, участвовали там в семейных праздниках и тогда же познакомились с его будущей женой Юлей — девушкой исключительной красоты и обаяния.

В апреле 1946 года у меня дома раздался телефонный звонок, и Ося спросил меня, не хочу ли я, чтобы он (Ося) меня демобилизовал из армии. Я с радостью ответил утвердительно. Ося тогда исполнял обязанности заместителя директора НИФИ-2 академика Скобельцына, получившего право отзывать отовсюду бывших старшекурсников физического факультета для подготовки специалистов по ядерной физике. Он включил мое имя в соответствующий список, вскоре я был демобилизован и стал снова студентом, собираясь при этом как можно скорее осуществить свою мечту — поступить наконец в театральное училище. Однако Ося просил меня с этим повременить (ему было бы неудобно перед Скобельцыным), и я решил, что отложу свои театральные намерения до осени, а пока буду посещать лекции и занятия на физфаке. И вот этим летом — 1946 года — во мне произошел сам собой какой-то внутренний переворот. Я пришел к выводу, что моей профессией должна стать именно физика и что в театр мне переходить не следует. Не уверен, что со мной происходило тогда то же, что и с Осей, когда он принимал свое решение об отказе от артистической карьеры, но, возможно, какая-то психологическая аналогия здесь была. Впрочем, настаивать на этом не буду. Впоследствии, если бы Осю спросили, не жалеет ли он о принятом решении, думаю, он ответил бы решительным «нет». Он был человеком с сильным интеллектом и твердой волей и скорее всего не был подвержен гамлетовской рефлексии. Когда же у меня спрашивали ( и спрашивают до сих пор) об этом, я не знал и не знаю правильного ответа...

Через год я начал делать дипломную работу в лаборатории Иосифа Шапиро в НИФИ-2 и в течение почти целого года испытывал большую радость тесного каждодневного общения со своим старым другом. Моим официальным руководителем был академик И.М. Франк, однако основную помощь в проведении работы мне оказывал Ося: с ним мы обсуждали, что и как надо делать, и он помогал мне осуществлять придуманное.

Теперь мало кто знает, что Ося в то время был экспериментатором и сооружал управляемую камеру Вильсона для изучения редких космических ливней. Это была, насколько мне известно, первая в СССР камера , работавшая в таком режиме, что срабатывание происходило лишь в случае прохождения космических частиц через установку. Само срабатывание сопровождалось довольно сильным грохотом, и эта установка, стоявшая в Осином кабинете, где он принимал посетителей как заместитель директора института, служила отличным полигоном для испытания нервов. Приходившие к нему садились в кресло рядом с его столом, ни о чем не подозревая, и вдруг раздавался оглушительный 'выстрел, от которого редко кто не подскакивал на месте.

Одновременно Ося вместе со своим бывшим сокурсником И. Эстуллиным соорудил в соседней комнате установку, с помошью которой был осуществлен (впервые в мире) поиск электрического заряда нейтрона. Эта работа, до сих пор цитируемая в литературе, является классическим исследованием фундаментальных свойств этой элементарной частицы.

После зашиты дипломной работы я в декабре 1947 года поступил на работу в так называемую Лабораторию № 2, которой руководил И.В. Курчатов, и с той поры моя научная жизнь проходила отдельно от Оси и в других областях ядерной физики. Однако дружба наша не прекращалась. Мы по-прежнему встречались домами и у него, и у меня, обсуждали политические новости и перипетии научной жизни, я часто советовался с ним по самым различным вопросам, и должен сказать, что уже в те времена воспринимал Осю как старшего друга и авторитета по широкому кругу проблем, прежде всего в физике. Но более всего мы любили обсуждать вопросы театрального искусства, к которому оба оставались неравнодушны. Ося был убежденным сторонником искусства Художественного театра, принципов актерского мастерства, разработанных Станиславским, и был в этом непримиримым пуристом. Он решительно отвергал всю линию развития русского театра, связанную с наследием Мейерхольда, а позже с такими художниками сцены, как А. Эфрос, М. Захаров, Ю. Любимов, не говоря уже о более поздних эпигонах типа Виктюка и ему подобных. Даже Г. Товстоногова Ося не считал безукоризненно «правильным» и действующим в русле искусства Станиславского и Немировича-Данченко. Он очень высоко ставил режиссерско-педагогическую деятельность М. Кедрова, почитал некоторые постановки Ю. Завадского (такие, как «Петербургские сновидения», «Маскарад»), больше всего ценил в актерах абсолютную органичность в поведении на сиене и отсутствие всего того, что называется «представлением» (из современных мастеров театра он выделял, например, Ф. Раневскую). Много сил и энергии Ося тратил на дискуссии со своим старым другом (со школьной скамьи) Борисом Левинсоном — очень талантливым актером, народным артистом России, одним из последних учеников самого Станиславского. Он считал, что Борис не реализовал в полной мере свой высокий творческий потенциал, и во время обсуждений и критических разборов ролей и художественного чтения из репертуара своего друга старался поддерживать в нем верность принципам воспитавшей его школы театрального искусства и уберегать его от разного рода «сорняков» актерского ремесла. При этом глаз и ухо у Оси были действительно в высшей степени чувствительными к любой театральной фальши, и он с полным правом мог произносить свои вердикты, подобные «верю» и «не верю» Станиславского. Любовь к театру, к театральной правде он пронес через всю свою жизнь, и не случайно среди многих, бывавших в их гостеприимном доме, я неоднократно встречал помимо Б. Левинсона и других актеров и выдающихся деятелей театра — таких как В.И. Осенев, В О. Топорков, Ю.А. Завадский и другие.

25
{"b":"547657","o":1}