– И давно это студенты приличных вузов развозят ящики? – несколько более насмешливо, чем следовало, поинтересовалась я.

– Давно, – невозмутимо ответил юноша. – Вот как стипендию первый раз получат, в процентах от прожиточного минимума измерят, так сразу что-нибудь развозить и начинают. Подрабатывать всегда полезно – «детям на мороженое, бабам на цветы!». Ну и себе на закуску, чтоб не перепутать.

Потребности в детях, закусках, а уж тем более в бабах в ближайшее время у сестрицы не намечалось, поэтому я подбадривающе засмеялась – люблю остроумных людей.

– Вам это кажется смешным? – внезапно посерьезнев, поинтересовался явно обиженный попутчик. – Тем лучше. Я не удивлен. Та моя знакомая блондинка, о которой я рассказывал, тоже считает нелепыми мои попытки подзаработать. Все вы, выходит, одинаковые.

Не утруждая себя замечанием, что ни про какую конкретную блондинку он до этого не рассказывал, я решила отделаться от обидчивого юноши банальными фразами.

– Молодой человек, – ловя себя на назидательных нотках, начала я, – смеяться – это в любом случае хорошо. Смех – это защитная реакция общества. Один известный классик, кстати, утверждал, что люди смеются только для того, чтоб не плакать.

Студента это мое морализирование почему-то ранило в самое сердце. Посмотрев на меня, как на привидение из кошмарных снов, он молча укатил свою тележку в тамбур и покинул электричку на ближайшей остановке. Хотя до этого казалось, что он собирался ехать дальше.

«Экий обидчивый молодой человек», – с тоской вздохнула я, понимая, что отвлекаться от тревожных мыслей мне теперь совсем не на что. В голове тут же запульсировало слезливое: «Эх, Жорочка! Помнишь, я говорила, что ты вредный и ужасно обидчивый? Так вот. Я ошибалась. В сравнении с некоторыми индивидуумами ты очень милый и вообще… Ну как ты мог пропасть именно в тот момент, когда я это поняла? Вот негодяй!»

Едва ступив на твердую землю, я тут же принялась обзванивать знакомых.

– Привет, Жорка не у тебя? Телефон, наверное, сел, а мне срочно нужно ему кое-что передать. Жорке, а не телефону, ясное дело…

Делала я это, скорее, просто для того, чтобы чем-то себя занять по пути на троллейбусную остановку. Представить, что Георгий столько времени мог добровольно обходиться без смартфона или что, увидев полчище звонков от меня, не удосужился перезвонить, я не могла.

– Привет, Жорка не у вас? – чтобы не заставлять родителей беспокоиться, я решила позвонить проживающей с ними сестрице. – Жаль. А может, заглянешь одним глазком в кофейню под подъездом. Уже там? Ну тогда сходи домой. Только оттуда? Нет, что ты, ничего не случилось, просто проблемы с телефоном. Ладно. Если где появится, дай знать мне и щелбан – ему.

– Слушаюсь и повинуюсь! – согласилась сестрица. – Но все же скажи, что случилось. И не молчи как рыба об лед!

Тут я вспомнила об открывшемся в Настасье творческом даре и перевела тему.

– Кстати, познакомилась сейчас случайно с одним студентом вашей академии. Такой странный тип. Боюсь, что тоже сценарист.

– Правильно боишься, – затараторила сестрица. – Если странный, то точно из наших. Нам преподаватель Аленкина так и говорит: «Девочки-сценаристы, любите мальчиков-сценаристов, ведь, кроме вас, их никто не полюбит!»

– Стоп! – услышав знакомую фамилию, я насторожилась. – Сеструн, скажи немедленно…

– Немедленно, – послушно раздалось из телефона.

– Тьфу! Нет! Ответь на важный вопрос, – нащупав что-то похожее на зацепку, я взволновалась и, конечно, запуталась в формулировках. – По чему преподаватель – Аленкина? По принадлежности или по фамилии? Ну, то есть это педагог какой-то твоей подруги Аленки или саму ее так зовут?

– Зовут ее Энн Степановна, – сообщила сестрица недоуменно и тут же обиженно закричала: – Ой, что там у тебя так пищит?! Перезвони, когда сможешь нормально разговаривать.

Пищали тормоза подъехавшего на остановку троллейбуса. А может, Настя уловила отчаянный, но не слышимый для черствосердечного мира жалобный писк моего плаща, обрызганного этим самым троллейбусом из образовавшейся вокруг забитой ливневки лужи.

С умеренным отвращением втиснувшись в переполненный троллейбус, я старалась вспомнить имя убиенной Аленкиной с Машиного листочка, но не могла.

«Простое совпадение! – твердила я себе. – В конце концов, такое экзотическое имя, как Энн Степановна, ты точно бы не упустила».

Для успокоения я решила подумать над открывшейся передо мной каннибальской информацией, размещенной на борту проезжающего мимо автобуса. «Лучшие мясные консервы!» – гласила рекламная надпись. Написано это было прямо под окном, за которым толпились ни в чем не повинные пассажиры. Впрочем, к подобным казусам уже давно можно было привыкнуть, объявления в нашем городе всегда отличались некой людоедской направленностью. Чего стоит только табличка «Кормление животных посетителями запрещено!», красовавшаяся на вольерах в зоопарке. Это что же за посетители такие должны быть, чтобы кому-то пришло в голову кормить ими животных?

– Зоопарк! – с укором сказала я сама себе, понимая, что подсознание намеренно подкидывает мне мысли, связанные с тем Марииным листочком. Ладно, перезвоню сейчас. Несмотря на то что троллейбус охал и по-прежнему периодически визжал, я снова набрала сестрицу.

– Скажи, ее никто не задушил? – вкрадчиво поинтересовалась я.

– Что происходит? – отозвалась трубка голосом нашей с Настасьей мамы.

Оказалось, за те несколько минут, что я рассуждала про рекламу, сестрица успела заскочить домой и попытаться выспросить у мамы, не трогала ли она Георгия, иначе куда же он делся и почему Катюша его ищет.

– Катерина! – за ледяным спокойствием маминого голоса я слышала ураган беспокойства. – Кто кого задушил?

– Надушил. Духами… – я начала нести первое, что пришло в голову. – А Жорик вовсе не пропал, просто телефон не отвечал и я заволновалась, но все уже в порядке. Вот он, на остановке возле дома, я его вижу…

Я даже прокричала в пространство: «Эй, Жорик, привет!», – чем успокоила маму, зато ошарашила случайных прохожих.

В общем, в доме у моих родителей Георгия не оказалось.

Можно было еще позвонить Жоркиному отцу. Может, Георгий там появлялся? Нет. Панику поднимать рано. Вот если до завтрашнего утра не найдется – то начну звонить всем и вся… А пока придется поискать самостоятельно.

Легко сказать «поискать самостоятельно». С этим у меня всегда были проблемы. Не с самостоятельностью, разумеется, а с поисками. Вот по части потерь я специалист. Что только не теряла я за свою жизнь! От не слишком-то ценных вещей вроде головы или совести до стратегически важных предметов наподобие молодости, номера телефона лучшего парикмахера города или двухметровой резной подставки для обуви, которую в суматохе переезда я умудрилась забыть под подъездом прежней квартиры. Если бы задача стояла что-нибудь потерять, то я справилась бы с ней с необычайной легкостью. Но вот найти… Все мои предыдущие попытки что-нибудь поискать оканчивались всегда неожиданными и не всегда безопасными результатами. Находила я обязательно что-нибудь не то. К примеру, искала, еще живя с родителями, сестрицын свитер – нашла собственного отца, спрятавшегося в шкаф от мамочкиных требований помочь в проведении уборки. Или искала как-то в квартире у лучшей подруги что-то съедобное – нечаянно нашла тайник ее мужа с необычайно секретными документами.

«Похоже, пора извлекать пользу из предыдущих ошибок, – я попыталась как-то упорядочить мысли и выжать из них хоть несколько грамм выгоды. – Чтобы я что-нибудь нашла, нужно искать нечто совсем другое. Что ж, попробую обмануть судьбу. Буду делать вид, что ищу вовсе не Георгия».

Стоит все же отдать должное моему психическому здоровью, подобным бредом я озадачивалась не в качестве основного занятия, а как неким развлечением по пути от остановки к дому. Со времен открытия своего детективного агентства мы с Георгием жили в квартире, служащей офисом в рабочее время, а домом – во все остальное. Вполне возможно, что Георгий заходил домой, приехав с дачи, и не исключено, что оставил какие-то намеки о своем возможном нынешнем местонахождении.