Проснулся от того, что по руке пробежала ящерица. Взглянул на часы — оказывается, дремал всего несколько минут, и Киттлера нужно еще долго ждать.

Вдруг откуда-то снизу, со стороны дороги, ведущей к карьеру, донеслись громкие людские голоса. Сон словно рукой сняло. Прячась за деревьями, я стал осторожно спускаться по склону к опушке. Не доходя до нее, на тропинке увидел шестерых немцев. Внимательно всматриваясь в лес, они медленно шли по опушке.

«Успел ли спрятаться Жеребилов?» — обожгла тревожная мысль за товарища.

Бросился вверх по склону в сторону избушки Маклакова. Уже подходя к опушке увидел перед собой всего метрах в пятнадцати спину лежащего на земле немца. Тот лежал у канавки и внимательно смотрел на видневшуюся на поляне хату Маклакова.

Слева от него — второй немец, дальше третий… Сколько их тут!

Я стоял неподвижно, боясь сделать движение, стараясь сдержать дыхание. Потом осторожно сделал шаг в сторону, второй, от одного дерева перешел к другому…

На следующей просеке тоже были немцы. Пришлось вернуться, снова идти к опушке. И тут я испугался, что меня в любую минуту могут заметить и убить. Не захватить, не поймать, что было исключено, пока в пистолете были патроны, а именно убить. Остановился, осмотрел карманы. Вытащил записки с донесениями, фотографии, деньги. Все сжег.

Вошел в густые заросли молодняка. Из-под самых ног выскочили несколько фазанов. Раз фазаны не вспугнуты, значит, здесь никого не было и нет.

Тревога за судьбу Васи Жеребилова не давала покоя. Что с ним? Успел ли он уйти? И как бы в ответ на эти мысли вдали, в той стороне, где избушка, раздались громкие крики «хальт!» и два винтовочных выстрела.

Оставалось одно: сидеть в лесу по крайней мере до сумерек, а потом пробраться в какое-нибудь село, узнать обстановку. Встреча с Киттлером все равно не могла состояться, да и время, назначенное для встречи, уже прошло.

Но почему немцы не прочесывают весь лес, а контролируют только дороги и просеки? Потом выяснилось, что прочесывание леса велось далеко в стороне, возле села Горные Елени, где вчера размещался отряд и где были запеленгованы наши радиостанции.

Дождавшись вечера, я пошел в сторону села Рзи. Решил зайти к леснику — и хата его самая крайняя, и человек надежный, много раз помогал партизанам. У него и разузнаю кое-что.

Недалеко от села встретился мужчина на велосипеде. Он внимательно посмотрел на меня, даже, казалось, хотел остановиться, но поехал дальше.

Я уже подходил к дому лесника, как вдруг услышал немецкую команду и топот сапог. Из-за поворота дороги, скрытого домом лесника, навстречу мне шел взвод немцев. Повернуть назад или свернуть в сторону было уже поздно — это сразу же вызвало бы подозрение. Прозвучала команда. Взвод остановился. Офицер вполголоса отдавал какие-то распоряжения, солдаты спрятались за стену дома.

«Ага, тоже засада», — мелькнула догадка.

Хата Маклакова находилась как раз напротив села Рзи, от дома лесника к ней вел самый короткий прямой путь. Скрытые стеной лесникового дома, немцы были не видны со стороны хаты Маклакова.

Ноги мои стали какими-то ватными, но я дошел до калитки в нескольких шагах от немцев, открыл ее и вошел во двор к леснику. В комнате за столом вместе с лесником сидел его брат — крестьянин из села Тыништко. Они о чем-то возбужденно беседовали. Увидев меня, оба наперебой стали было излагать последние новости. Но тут за окном замелькали тени — остановившиеся за домом солдаты двинулись к Маклаковой хате. Насмерть перепуганные хозяева замолчали.

— Это не за мной. Немцы идут к хате Маклакова, — пытался я их успокоить.

Встревоженный брат лесника тут же убежал домой.

Лесник же, немного успокоившись, рассказал, что днем возле хаты Маклакова немцы кого-то схватили, скорее всего Жеребилова, но никого оттуда не выводили. На ночь же, по-видимому, решили сделать там засаду в надежде, что кто-нибудь туда придет. О Киттлере лесник ничего не знал…

…Через полчаса после моего ухода в школу к Долежалам прибежала соседка — молодая девушка Алена Соботкова. Сообщив впопыхах, что в село приехало на автомашинах несколько сот эсэсовцев, Алена убежала домой.

Узнав об эсэсовцах, Богданов решил немедленно пробраться в лес.

— Куда? — остановил его Долежал. — Уже поздно. Сразу же за садом вас заметят и убьют. Бегом в подвал. Там закопаем вас в куче угля.

Все втроем выскочили во двор. Божена трясущимися руками едва открыла огромный замок на двери подвала. Богданов вскочил в подвал.

Долежал выглянул из-за угла дома и тотчас же побежал обратно — от дороги к школе шли четыре гитлеровца, за ними еще несколько человек.

Закапывать Богданова в уголь было уже поздно. Божена схватила стоявшую на полу корзину с углем, выскочила из подвала, захлопнула за собой дверь. Иозеф побежал в квартиру взглянуть, не оставили ли там впопыхах чего-нибудь подозрительного.

Божена торопливо старалась закрыть дверь на замок. «Что будет? Что будет?» Дужка замка не попадала в ржавую петлю.

Из-за угла дома на выложенной плитами дорожке показались немцы.

— Хальт! — рявкнул первый из них, увидев возле двери подвала женщину. — Was da?[7] — Замок выпал из рук Божены, покатился по цементному откосу, руки бессильно опустились.

Немец что-то пролаял, очевидно, подал какую-то команду. Два гитлеровца с приготовленными автоматами бросились к двери в квартиру.

А тот, первый, подошел к Божене. Стволом автомата отодвинул женщину в сторону, пинком опрокинул корзину. Уголь черной кучкой высыпался на дорожку.

Ударом ноги эсэсовец распахнул дверь подвала, а сам тотчас же отскочил в сторону за стену. Распахнувшаяся настежь дверь прикрыла стоящего в подвале возле стенки Богданова. Стук двери слился со щелчком взведенного им автомата.

Пятно света, падавшего на пол из раскрытой двери, заслонила огромная тень. Окованные гвоздями сапоги звякнули по цементному полу. Шаг… Еще шаг… Богданов за дверью приподнял автомат. Ему показалось, что он почувствовал даже запах пота стоящего в шаге от него эсэсовца.

Яркий и острый, как игла, луч электрического фонарика обшарил большую кучу угля на полу, скользнул по стенам подвала. Погас.

Снова шаг, еще шаг. И снова свет, ничем не заслоненный, ворвался в подвал.

Немцы тщательно осматривали всю школу, хлопали дверями, громко перекликались.

Божена, вконец обессиленная, опустошенная, сидела на лавочке у крыльца, не в силах войти в квартиру, посмотреть, что там сделали эти варвары во время обыска.

Богданов, опершись спиной о стену, стоял в подвале за дверью, прислушивался к голосам немцев, порой отличал среди них властный, начальнический голос того, «своего» немца, который недавно стоял здесь, на том месте, где сейчас в ярком солнечном луче танцуют свой танец мириады золотистых пылинок…

…Радистов Лобацеева и Саратову и их охрану из шести человек в Добжиков вел Томаш Покорны. Шли в село охотно. Каждый невольно мечтал о горячей пище и сне под крышей на мягком пахучем сене. Подошли прямо к усадьбе крестьянина Ирасека, расположенной в самом центре села.

Вся усадьба Ирасека со множеством просторных каменных надворных построек была обнесена высоким, сложенным из известняка и отштукатуренным снаружи забором.

Томаш перелез через забор и открыл небольшую, выходящую на луг калитку.

Ирасек встретил партизан во дворе и повел на кухню. Семья еще не спала. Жена Ирасека и дочь Марта только что успели подоить коров и задать им корм на ночь. Быстро и ловко хозяйка приготовила на всех вкусные кнедлики, Марта угощала парным молоком. Вкусная, обильная пища, тепло от плиты, мирная, домашняя обстановка разморили партизан. Непреодолимо тянуло лечь и забыться тяжелым сном. Но Лобацееву еще нужно было связаться с Центром и передать радиограмму.

Перед уходом я приказал ему самому составить текст радиограммы, сообщить о том, что завтра мы не сможем организовать встречу самолета с грузом. Приказал также выразить в радиограмме наше неудовольствие действиями летчиков, которые вот уже несколько ночей подряд летают к нам и не могут обнаружить наши сигналы.