Простите, не помню, чуть не сказал Сергей, и тут до него дошло. Беатрис рассмеялась.

— Мэрилин?!

— Могу надеть юбку и постоять над вентилятором, — предложила она.

— Но… э-э….

— У нее были осветленные волосы, другие зубы. Те генетики могли бы заодно сделать меня и блондинкой, но тогда бы изменился оттенок кожи. И, конечно, мимика. — Она подалась вперед, навалившись грудью на край стола, запрокинула голову, ослепительно улыбнулась, прищурив глаза и приложив указательный пальчик к щеке; на мгновение он увидел, но улыбка тут же сменилась насмешливой гримаской. — Мамочка заставляла меня часами тренироваться перед зеркалом и ее фотографией. Красная помада, ресницы. А что делали женщины двадцатого века со своими бровями, вы не поверите, если скажу, — настоящая китайская пытка!

— И ваша мама была права? Вы добились успеха?.. Ох, извините.

— Ничего. — Отключив Мэрилин-режим, Беатрис переменилась поразительно — как погашенная лампа-витраж. Или зажженная. Сергей сейчас не мог бы сказать, какая Беатрис ему нравится больше: то мгновенное видение, еще одна копия знаменитой фотографии — или эта женщина с ее грустной усмешкой.

— Ничего страшного. Я даже хотела бы вам рассказать. Вы ведь не выдаете тайны клиентов, правда? Возможно, я единственная девчонка из Аллеи Славы, с которой случилось чудо. Я встретила Ника, моего будущего мужа, на фанатском форуме. Искала там фактуру, а он был одним из главных знатоков. В первый же день он меня отчитал за наглость и пошлость — как я посмела взять вместо аватара Ее видеореконструкцию! Не хотел верить, что я в самом деле так выгляжу. Потом мы встретились в реале. Нику было шестьдесят, я заканчивала школу. Дальше можете догадаться.

— Это с ним случилось чудо, — подумав, сказал Сергей. Беатрис молча наклонила голову:

— Может быть. Надеюсь, что он был счастлив. Мы оба были счастливы, на такой странный манер. Для меня была чудом обычная нормальная жизнь. Но наш брак — это было, ну, как бродить по дому в темноте. И нет ничего страшного, и все же так страшно. Ник иногда проговаривался… он и вправду поверил, или внушил себе, что я — это она. Мистическим образом то ли вышла из фильма, то ли воскресла из мертвых и теперь живу с ним. Я могла скандалить, устраивать дикие выходки, как она в ее плохие дни, он только был ко мне еще нежнее. А когда я вела себя хорошо, ему не нравилось. Я сама уже не понимала, кто я и чего хочу. Есть ли я там, внутри нее… Не знаю, что было бы со мной дальше, если бы Ник был жив. Я ведь его никогда не бросила бы. Но коптер упал, никого не спасли. И знаете, что я сделала после похорон? Обрила голову. Мамочка орала, что я чокнулась, а я просто хотела увидеть, какие у меня волосы. Какого они цвета, когда не выбелены. У меня остались те фотографии — я там смешная, на голове щетинка и глаза гипножабы. Вот такие большие и упоротые.

А теперь она стала похожа на девочку из сквота, вроде Мэгги. И заговорила иначе, даже произношение изменилось. Сергей молча вытащил на стол меню и указал пальцем на алкогольные напитки, Беатрис выбрала рюмку бренди, Сергей умножил на два. Обычно он не предлагал женщинам выпивку, да еще днем, считал это пошлым поведением. Но так само получилось.

— А что было потом?

— Ну, у меня ведь был сертификат школы продюсеров — Ник мне разрешил, оплатил обучение, он находил, что это в образе. Пришлось немного подучиться. Теперь уже Стенли мне помог. Ведь я однажды… об этом я еще совсем никому не говорила… да, спасибо.

— За вас, Беатрис.

Она проглотила спиртное, как девочка из сквота, без намека на гламур и хороший тон. Или как Мэрилин в роли Душечки, той красотки, что носила фляжку за подвязкой.

— На четвертом году нашего брака я сказала Нику, что уронила кольцо в раковину. Такое красивое было, с большим изумрудом и каемочкой из бриллиантов. Рыдала, просила прощения, бросалась ничком на кровать, пила мартини из горлышка — уйдите все, не хочу другое, а хочу то… Кольца, конечно, не нашли, Ник купил мне другое и, по-моему, был в полном восторге. А мне было безумно стыдно, больше я никогда так не делала. Но я не могла напрямую попросить у него денег для Стенли. Это только для меня он был младший братик, а Ник увидел бы чужого парня из моего сомнительного прошлого, понимаете? Стенли проучился год в нашем университете, потом получил стипендию Кавы и уехал в Калтех. Вот такая у нас с ним история.

— А как вы на самом деле узнали, что Адамс что-то замышляет?

— Что значит «на самом деле»? Я действительно видела его из окна. Но перед этим слышала, как он говорит, что Купер еще пожалеет о своих словах, и что у него, Уилла, есть такие возможности, о которых никто не знает. Я подумала, что он блефует. Все бы так подумали — кто может, тот не говорит. А потом увидела, как он переодевается. Я ничего не понимала и обратилась к вам. (Улыбкой она подчеркнула цитату с сайта детектива Островски.) Я же не могла позволить ему обидеть моего братика.

Допивая, они говорили о пустяках. На прощание Беатрис подняла брови и сделала губы сердечком, а потом приложила к ним палец.

…Казалось бы, работая в шоу-бизнесе, нелогично отказываться от этого сходства? Очевидное и неправильное решение, Островски. Гораздо эффективнее включать его изредка, на мгновение, слабой вспышкой. Никто не останется равнодушным — и никто не поймет, почему так важно то, что говорит эта женщина. Словно весь золотой век Голливуда стоит за ее спиной.

Сергей сидел за столиком, качая в пальцах рюмку, и смотрел, как она уходит по дорожке, ведущей к парковке, как ступают туфли-лодочки по разноцветным плиткам, как соскользнул с ее спины кружевной полог древесной тени. В динамиках Элла Фитцджеральд пела про апрель в Париже, каштаны в цвету, и все это ужасно напоминало какое-то старое кино.

До чего же прекрасен город, жители которого говорят на непонятном языке. При условии, что ты сможешь объясниться с ними по-английски, когда проголодаешься.

Бредешь долгим летним вечером по улице, ведущей к набережной, — тут все улицы ведут к набережной, еще одна примета идеального города. Слушаешь обрывки разговоров: смеющийся глуховатый тенор, недовольное девичье контральто, детский голосок что-то объясняет и требует внимания. А слов не понимаешь. Может, тот блондин рассказывает пошлый анекдот, но я могу вообразить, что он описывает приятелю впечатления от спектакля. Или реконструкцию корабля викингов, с головой морского змея на форштевне и парусом вооот такой ширины…

Свистнул вифон. Официальное уведомление на шведском и английском: категорически запрещается летать над городом на джет-белте, уникоптере и… в общем, на любом индивидуальном летательном средстве, за нарушение штрафы. Уже второе уведомление. Нет, то было от районной управы, а это от муниципалитета. То ли европейцы перестраховщики, то ли американцев они считают недоумками. Кому придет в голову стартовать на джет-белте с городской улицы?! На островах буду летать, над морем. Уже не рад, что арендовал эту штуку, теперь местный Большой Брат замучает напоминаниями о том, чего нельзя делать. Ладно, забыли.

…Вечерний Стокгольм похож на сон — еще и потому, что малолюден в пору отпусков; снящийся город всегда пустоват. И подобно сновидению, составлен из разных эпизодов, не замечаешь, как попадаешь из одного в другой. Старые кварталы — декорации к фильму о Тридцатилетней войне: бюргерские дома под черепичными крышами, в просвете между домами море и мачты, вот-вот в окошке мелькнет белый чепец, и белая рука закроет ставню… А потом набережная: глиссеры на воде, коптеры в небе, спортивные велосипеды и странные суперэкологичные машины — фантастическая утопия, город будущего. Среда обитания красива и ухожена, все заняты трудами на благо общества, дети играют на безопасных улицах. Вон две маленькие девочки прыгают со ступеньки, кто дальше — у одной розовая мордочка и волосы такие белые, как бывает облако возле солнца, другая черноволосая, кудрявая и темнокожая. А платья одинаковые.