Дальнейшая беседа протекала в пивном баре — может быть, в том самом, куда Роберт ходил с Новаком. Роберт взял к пиву сэндвич с тунцом, обозначенный в меню как «правда очень большой», и сразу вцепился в него зубами, не прекращая говорить и рассыпая хрусткие крошки — по-видимому, это был его поздний обед. Сергей заказал себе такой же, но обычного размера.

Заведение было антуражным. В полумраке вспыхивали разноцветные лампочки; по углам что-то попискивало, электронные дудки дудели примитивные мелодии, а порой слышались совсем чудные звуки — щелчки, жужжание, треск и металлический шорох, будто кто-то надраивал зубной щеткой дуршлаг для спагетти. Стены украшали пластиковые панельки с блестящими техноузорами. От «печатных плат» (это они и были) перешли к 3D-печати и к случаю с Новаком. Роберт явно гордился своим знакомством со старожилом форума и сам рассказал, в какую клинику тот лег на протезирование — почему-то в Сан-Диего.

— …Конечно, понимал, что пластик горячий, кто же этого не понимает, но… я думаю, это вроде невроза. Он много работал, в таком состоянии иногда находит.

— Вроде невроза?

— Ну да. Когда знаешь, что нельзя, а тянет сделать это. Дотронуться до проволоки красного каления, до бегущего шкива, все такое. Нервное явление. Я считаю, Крис абсолютно прав: они должны были поставить нормальное ограждение.

— А хозяина этой три-дэ-мастерской ты знаешь?

— Не то чтобы знаю. Он тусовался на «Эмаунт Энджин», это рынок старых деталей.

— Что-то продавал? — Сергей почувствовал, как фрагменты начинают складываться.

— М-м, не помню. Нет, скорее что-то покупал. А в чем дело?

— Ничего особенного, просто удивился. Где три-дэ-печать, и где антикварные детали. (Он уже успел заметить, что лучше говорить «антикварные», а не «старые».)

— А куда же они без нас. Знаешь, когда говорят, что на принтере можно напечатать все, это значит «все, кроме действительно нужных вещей». Пустой корпус они могут напечатать.

— Но я так понял, у них проблемы с разрешением, они микрочипы не могут, верно? А ведь в старых приборах все было крупное.

— Им от этого не легче. Вакуум не напечатаешь.

— Вакуум?

— В лампе.

— В лампе, ага, согласен. — Сергей покосился на старинную желтую лампу, скрытую железной заслонкой в круглых отверстиях, подставил ладонь под теплые световые горошины. Роберт продолжал перечислять, чего еще нельзя напечатать на 3D-принтере, но он уже не слушал.

Допустим, так: Ивен печатает корпус к какому-нибудь патефону несказанной ценности, покупает к нему начинку, потом продает Новаку как оригинальное изделие. Новак перепродает патефон какому-нибудь коллекционеру, тот узнает про подделку и очень огорчается. Среди преступников попадаются эстеты, а среди эстетов — темпераментные люди с большими возможностями, и можно представить ситуацию, когда палец — приемлемая цена за ошибку…

— А Новак тоже увлекался антиквариатом?

— Новак? Нет, он — нет. Он был весь в своих разработках.

— Ну да, ведь это дорогое хобби, как я понял, — небрежно сказал Сергей.

— Дорогое?! Серж, да ты что! С деньгами у Криса никогда не было проблем, он бог схемотехники! Он работает на этих… ты знаешь, которые нефть качают из канадских песков, что-то ставит им на трубы, представляешь, как они платят? Но винтаж, хай-энд — не его, ему это не интересно. Понимаешь, это надо любить, или нет смысла…

Ну, это мы еще проверим. Должно быть что-то. Нельзя идти против адвокатов с двумя розовыми точками на ладони у их клиента.

В лентах комментариев новостных изданий дело об откушенном пальце обсуждалось активно, анализ занял у Сергея полночи и все утро. Но жемчужное зерно удалось найти. Ник Robin Goodfellow оставил, например, такие комментарии:

Может, и обычный безумный конспиролог, но проверить стоило. Вычислить, кто такой Добрый Малый Робин и где с ним можно встретиться, оказалось несложным, он практически не шифровался. Точнее, она.

Маленькая кофейня на Четвертой. Двое-трое посетителей, стандартный интерьер в коричневых тонах, воздух такой, что его можно раскладывать по чашкам вместо пенки (почему сам кофе не пахнет так замечательно?). Она была здесь. В таком возрасте нет смысла врать, указывая в профайле любимое заведение.

Доброго Малого Робина в реале звали Клэр Томсон, и было ей восемьдесят четыре года. Миссис Томсон походила на старого римлянина. Или на жителя планеты Вулкан из саги «Звездный путь»: короткая седая челка над черными бровями, желтовато-смуглый тон кожи, выражение лица угрюмое. Она заботливо прислоняла свою трость к соседнему креслу: зацепила набалдашником за подлокотник, приподняла руку на полдюйма, усомнилась, не упадет ли трость, поправила, добиваясь максимальной устойчивости. Вытащила из сумки старомодный маленький вифон, стала что-то просматривать.

Где эта старуха и где инженеры, Островски? Никаких пересечений — она в прошлом театральный критик, отсюда шекспировский ник. Жена режиссера, знаменитого в свое время (еще до рождения Сергея Островски) — тому вообще лет сто. В конце концов, мало ли психов и странных шутников оставляет многозначительные комментарии к новостям… Ладно, что толку гадать.

— Извините за беспокойство, вы не могли бы объяснить, как отсюда пройти к центру?

— К центру? — голос у нее был звучный и неожиданно низкий.

— На Маркет-сквер, мне надо там встретиться с друзьями.

Поднялись тяжелые веки, темные глаза строго уставились на него.

— Вы можете сразу сказать, что вам от меня нужно. Это сбережет вам время.

Старческая рука с массивным серебряным перстнем на среднем пальце указала место напротив. Сергей сел, поставил свой одноразовый стакан. Он-то надеялся, что туристические ботинки и куртка, завязанная вокруг пояса, сработают.

— О-кей, как вы догадались, что мне не нужно в центр?

— Вы знаете дорогу, — объяснила она. — Вы живете здесь, в Нотвилле, я вас видела не менее десяти раз. И, я думаю, вы что-то вроде копа в штатском. Итак?

Вот тебе и чокнутая старуха. Сергей отсалютовал ей стаканом с кофе.

— Вы совершенно правы, миссис Томсон. Меня зовут Серж Островски, я частный детектив, и меня нанял Ивен Стрингер из Repeat&Return. Вы, вероятно, слышали, в чем его обвиняют. Обвинение представляется ему несправедливым, и у него нет таких денег. Нам нужны доказательства против истца: мы считаем, что он хотел лишиться пальца.

— Почему вы решили, что у меня есть доказательства?

Изобразив приличное смущение, Сергей рассказал ей, как разбирал комменты. Интеллектуалы-гуманитарии на такое обычно сердятся, — нарушение личного пространства, полицейские приемы, — но она только хмыкнула.

— Не говори или не жалуйся, что тебя слышали… Что ж. Новак — внучатый племянник моего мужа. Артур страдает хроническими болями в пояснице, мы делаем ему уколы анестетика в определенные точки. Этот Новак зачастил к нам в гости, а потом украл две ампулы.

— Вы видели, как он их брал?

— Нет, но их было тринадцать, а после его визита осталось двенадцать. Артуру я ничего не сказала, разумеется. Вилокаин не наркотик, и зачем ссорить их с племянником, — мой муж последнее время не выходит, а Крис его развлекал. Потом история повторилась — в следующей упаковке было восемнадцать, стало семнадцать, и после этого он больше не приходил. А потом эта история с его пальцем. Я сразу все поняла.

— Вы поняли, зачем он это сделал?

— Я не знаю, зачем он это сделал, и это меня не интересует. Может быть, он сумасшедший. Но то, как он подставил этого бедного мальчика, специалиста по трехмерным копиям… — она сокрушенно покрутила головой. — Вы говорите, он требует денег?