Безымянный не торопился. Потому что он знал – Перец хитер, и, скорее всего, этот топор всего лишь приманка.

– Молодец, – сказал Перец и выступил из-за недалекого дерева. – Впрочем, я и не думал, что все будет легко. Ап!

Он шагнул к Безымянному.

– Поединок, – сказал он. – Поединок, что может быть лучше? Вся мировая культура построена на схватке, дерутся все…

Он неожиданно возник в метре от Безымянного и сразу нанес удар, хитрый и практически неотразимый – снизу. Но Безымянный остановил его с легкостью, перехватив топориком в левой руке, и тут же ответил своим ударом в голову, справа. Перец уклонился, отскочил метра на два.

– Неплохо, – сказал он. – Неплохо, однако, понеслась?

– Понеслась.

Они сошлись снова, и это было быстро, топоры, ножи, руки мелькали, бойцы смещались, отпрыгивали, уклонялись, лязгала сталь, зубы скрипели. Не останавливались и не делали перерывов, быстро и беспощадно, и вдруг замерли, оба, в метре друг напротив друга.

У Безымянного остался уже один томагавк, в правой руке.

А по щеке у Перца широкой полосой текла кровь.

– Однако, – сказал он и потрогал себя за щеку. – Ты, дружок, отрубил мне ухо. Во всяком случае, половину точно.

– Бывает, – улыбнулся Безымянный. – Ну, у тебя же осталось еще одно.

– Куда-то сюда упало, – Перец поглядел под ноги. – Ладно, потом найду. Вряд ли кто-нибудь его сожрет, как думаешь?

– Вряд ли, – согласился Безымянный. – Тебя еще жрать, подавишься.

– Может, какие-нибудь лоси… Или бобры. Или они не жрут… Ладно, продолжим.

Они продолжили. Сталь, лязг, скрежет. Выпады, уклонения, выпады, уклонения. И через несколько минут стало ясно, что Безымянный сдает.

Он стал двигаться медленнее, и тяжелее дышал, и отражал атаки уже не так уверенно. Это придало Перцу сил, он нападал все яростнее, удары стали мощнее, и с каждым из них Безымянный отступал и чуть приседал.

Перец успевал не только нападать, он успевал еще разговаривать, так что казалось, будто строгий учитель читает нотации нерадивому ученику. Причем трындел Перец, как всегда, в излюбленной высокопарной казенной манере, сопровождая каждую фразу соответствующим выражением лица.

– И нарушилась связь, и пали запреты. И восстали холопья супротив своих властелинов…

Удар.

– И возмечтали стоять гордо и самим всем володети…

Удар.

– Невзирая на честь и на тех, кто поставлен над ними, говорили дерзко и взор не отворачивали! И сказал тогда я, укрепившись в правде, – да падут возомнившие!

Удар.

– Воздаяние им совершу!

Четвертый удар оказался особенно сокрушительным, Безымянный споткнулся о камень и упал, и Перец тут же оказался рядом, занес над ним томагавк. Безымянный же свой выронил, потянулся к нему, оглядываясь, и…

Дракон распахнул пасть, зарычал и плюнул огнем.

Зимин подпрыгнул в кресле, вцепился пальцами в подлокотник.

В этом моменте он всегда подпрыгивал. Все шесть раз. Знал и подпрыгивал. Знал, что вот сейчас сменится кадр, и возникнет он, страшный и великий.

И в этот раз он подпрыгнул тоже.

Фильм шел в 3D, и огонь ворвался прямо в зал. Зимин в очередной раз почувствовал на лице жар и услышал, как трещат его волосы. По залу поплыл запах керосина и дегтя. Зимин знал, что это всего лишь его фантазия, фильм не снабжен генератором ароматов, но тем не менее он слышал запах керосина каждый раз, и ему нравилось.

Огонь безумствовал всего лишь мгновение, а когда он погас, в кадре никого уже не было. И снова между деревьями стояли двое, готовые друг-друга убить.

– Я вижу, ты решил призвать подмогу? – усмехнулся Безымянный. – Боишься, что один не справишься?

Перец сделал выпад, Безымянный отразил.

– Боишься?

– Боюсь. Боюсь. Я с детства боюсь, знаешь ли. Именно поэтому он со мной. Самый великий, самый страшный! Тьма, проявись!

Воздух задрожал, он начал как будто плавиться и стекать вниз, он сделался видимым, из прозрачного стал цвета ключевого кипятка. Мир за этим кипятком закачался в неразличимой зыбкости, горы и деревья расплылись и стали похожи на акварель, земля задрожала. И что-то огромное, состоящее из острых углов и кусков полированного черного металла, шевельнулось, с лязгом и каменным грохотом, и тут же скрежетнул металл, и возник дракон. Тяжелая мрачная морда, черная с узкими красными глазами, в которых плясало глубокое пламя.

– Вас познакомить?! – крикнул Перец. – Ты, смерд, знаешь ли, кто пред тобой?!

– Я… – Безымянный отползал, пытался то есть отползти, не получалось.

Дракон возвышался над ним, как скала, ожившая и снова замерзшая, и Перец тоже возвышался, перемазанный кровью, страшный и в то же время величественный.

– Да будет Тьма!

Эта сцена нравилась Зимину больше всего. В этом месте сценарий забуксовал, и чтобы его растолкать, потребовалась почти неделя. Зимин смотрел боевики, играл в боевики, пробовал боевики читать. Все для вдохновения. Не получалось, но Зимин был упрям. В конце концов, он отправился в клуб исторической реконструкции и увидел там то, что хотел увидеть. Битву викингов на топорах. Конечно, это было не так красиво и не так гладко, но в общих чертах ему понравилось. Конечно, то, что происходило на экране, не очень напоминало свирепую скандинавскую рубку, но в целом дух дикости в фильм перенести удалось. Поэтому эту часть Зимин пересматривал несколько раз.

– Да будет Тьма!

Дракон заревел и снова исчез, растаял, слился с окружающим лесом.

И этот момент Зимин тоже весьма и весьма уважал, звукооператоры поработали на славу, стены и пол, и кресла, и сам воздух задрожали от мощи и величия.

Безымянный закрыл голову и уши. Он выглядел потерянно, он понимал свое поражение, он не сдавался.

– Вставай, дружище, час пробил, – усмехнулся Перец. – Не хочу, чтобы какой-то там кирпич украл у меня заслуженную победу.

Он рассмеялся, громко и счастливо, и ловко перекинул топор из одной руки в другую, топор описал дугу у него над головой.

– Нет, мой безымянный друг, не тягаться тебе со мной. Щенок еще, сопля, не может быть завета меж кроликом и львом, давай поднимайся. Нет, решительно в нашей жизни все пропитано древними греками! Вставай, поднимайся, посмотри в глаза своей судьбе! Бери топор, не нужно мне подачек.

Безымянный поднялся, дотянулся до томагавка.

– Ап!

Топоры скрестились и тут же сломались, рукоятки расщепились и разлетелись в разные стороны. Перец крякнул и ударил противника локтем в нос, Безымянный упал.

Кровь брызнула у него изо рта, из носа и, кажется, даже из глаз, казалось, что в голове у него лопнул налитый кровью пузырь.

– Лейтесь, слезы, лейся, кровь, вот и вся тебе любовь, – продекламировал Перец. – Люблю пошлые стишата, ничего не могу с собой поделать.

Перец подошел к ближайшему дереву и ударил по стволу кулаком. В воздухе закрутились красные листья.

– Гармония, однако! – сказал Перец. – Красное на красном, классика, только классика!

Безымянный поднялся на ноги. Он покачивался и выглядел страшно, весь перемазанный кровью.

– Повержен будешь ты, – сообщил Перец. – Осмелившийся путь мне преградить, глупец.

Он огляделся, увидел топор, направился к нему.

– Итог был предречен, – разглагольствовал Перец, разминая руки. – Готов ли ты узреть…

Перец сбился, заметил грязь на сапоге, попробовал стряхнуть, не получилось.

– Готов ли ты предстать… Короче, сдохнуть ты готов?

– Пошел ты, – ответил Безымянный.

– Зря, – сказал Перец. – Очень зря. Я мог бы тебя простить. Я милосерден и, в сущности, добр. Признай мою власть, не быкуй. И будешь счастлив.

Перец остановился, расправил плечи, приосанился.

– Короче, запишись в мои вассалы, и я дам тебе седло, слугу для чистки сапог, и рису двадцать мер, и ворвань, и сундук…

– Я же говорю – пошел, – перебил Безымянный.

Он тоже выпрямился. Лицо у него было разбито, нос смотрел в сторону, губы распухли. Безымянный улыбнулся, и оказалось, что у него нет трех зубов.