Лара.

Лара у мамы, успокоил себя Зимин. В надежной мощной хрущевке, способной пережить ядерный удар. С мамой. Мама, как любое зло, бессмертна в принципе, значит, Ларе рядом с ней ничто не угрожает. А вот отец…

Его надо вывезти. Если эти смерчи перейдут, то деревянные дома слизнет – не заметит. Отец наверняка…

Зимин остановился. Он не мог вспомнить, сколько он не видел отца. Последний раз… Когда был этот последний раз, чертова молния, все из головы вышибла…

В лифте кто-то стучал в дверь, Зимин подумал, что правильно не полез в лифт, во время катастроф нельзя ездить в лифтах.

Зимин поспешил дальше, перескакивая через ступеньки.

Консьержа не было, сбежал, стальная дверь хлопала на ветру, с потолка осыпалась штукатурка, Зимин забрал на вахте шлем и выскочил на улицу.

Он оставил мотоцикл на открытой стоянке, и теперь две личности гопнического вида пытались мотоцикл угнать. Один пытался вскрыть электрику, другой портативной болгаркой срезал замок с тормозного диска. Зимин вдруг обрадовался. Он увидел злоумышленников, и ему стало как-то легче. Хоть что-то человеческое в этом безумии – два упыря пытаются угнать мотоцикл, ура. Обычный нормальный бандитизм.

– Уважаемые! – позвал Зимин. – Уважаемые, не могли бы вы оставить технику в покое!

Оба сразу бросили машину и направились к нему, не теряя времени, вытаскивая из-под курток монтировки.

Зимин понял, что ему не страшно, наоборот, он зол и готов к борьбе.

– Так вы, граждане, жулики? – осведомился Зимин.

После чего, резко размахнувшись, врубил в переносицу того, кто был ближе, шлем. Это был хороший финский шлем, бил Зимин крепко, не щадя врага. Услышал, как хрустнула его переносица.

Угонщик упал сразу, второй на секунду растерялся, и этого хватило, чтобы Зимин ударил его в колено. Отличным финским мотоботом.

Если первый крикнуть не успел, то второй кричал громко. Он тоже свалился, схватившись за колено, и принялся кататься по асфальту, ругаясь и рыча.

– Я мечтал об этом мотоцикле восемь лет, – сказал Зимин. – Мечтал, смотрел в Интернете, на стену вешал плакаты, три раза писал в Бээмвэ Моторрад, и вот купил. И теперь два мелких дрыща пытаются его уволочь. Я сердит. Я очень сердит.

Зимин ударил того, что лежал, в другую ногу, в бедро. Затем в ребра. Ну, и еще несколько раз. Тот, кому сломали нос, упорно прикидывался бессознательным, но Зимин понял, что это не так, и влупил ему в плечо, в локоть, чтобы выбить из рук монтировку.

Расправившись с негодяями, Зимин подошел к мотоциклу. Отметил искорябанную пластиковую обшивку, погнутые спицы, снял замки. Запрыгнул в седло. Он успел соскучиться по машине, и неприятно удивился, когда двигатель не запустился. Ни со второго раза, ни с третьего, ни с четвертого, Зимин почувствовал, что его предали. Теперь еще и мотоцикл.

Зимин с удивлением посмотрел на машину.

– Ну? – спросил он.

Мотоцикл молчал. Зимин не знал, что делать, и тогда он взял и треснул кулаком по баку, а потом укусил за левую рукоять руля, там, где сцепление. Мотор ожил. Он чихнул, плюнул сажей, Зимин почти сразу врубил первую.

Через пять минут он уже катил по городу.

Улицы были забиты машинами, как с сиренами, так и без, все торопились в разные стороны, и движение замерло, практически остановилось. Зимин в сотый раз порадовался, что купил себе мотоцикл. Вырваться отсюда можно было только на мотоцикле. Только на нем.

Город летел мимо, дома смялись в однородную ленту, расцвеченную лишь вспышками реклам. Улицы стали короче, шум города оказался отрезан ревом мотора, Зимин ехал остро, виляя между машинами, бросая мотоцикл в просветы и круто проходя повороты.

Надо заехать к отцу. Наконец-то. Заехать, забрать его оттуда. С какой стати район оцеплен? Вряд ли только из-за аварии на газопроводе, что-то там нечисто…

Район Набережной был до сих пор оцеплен, полиция, пожарные, все, как полагается. Даже БТР поперек улицы, это, значит, затем, чтобы никто не пробрался.

Но это Зимина не смутило. Когда у тебя есть лучший в мире мотоцикл, тебя вообще мало что смущает. Потому что ты можешь проехать везде.

Зимин свернул на Заводскую и скатился к железной дороге, иногда продвигаясь по тротуарам, а иногда и против движения. Он собирался перемахнуть через железную дорогу и пробраться к своему старому дому с черного хода – от вокзала в сторону Красных Партизан уходила ветка, ведущая к складам. Зимин знал этот маршрут с детства, мог с закрытыми глазами проехать, но около вокзала возникла проблема.

Все восемь путей железной дороги были забиты цистернами. Составам не было видно конца, Зимин попробовал сунуться в одну сторону, затем в другую, но понял, что не проехать. Между путями шнырял народ, никому не хотелось взбираться на переходной мост, поэтому все лезли под вагоны. Зимин под вагон заехать не мог, поэтому он развернулся в сторону моста.

Сто двадцать лошадиных сил на двести тридцать шесть килограмм веса плюс сам Зимин. Вверх по лестнице. Достаточно крутой лестнице. И вообще, Зимин раньше никогда по лестницам не ездил.

Зимин отпустил сцепление, прибавил газу. При езде в гору следует загружать переднее колесо, при езде с горы заднее. Зимин сместился к баку и рванул вперед.

Оказалось, ездить по лестницам не так уж сложно, Зимин легко влетел наверх, на высоту четвертого этажа, подумав, что иногда техника стоит своих денег. Он лихо развернулся на верхней площадке и пролетел через мост за четыре секунды, успев поглядеть по сторонам и отметить, что станция заполнена поездами, скопившимися, видимо, вследствие проблем на железной дороге.

Вниз скатился тоже легко. Здесь на перроне было уже многолюдно, люди спешили в сторону вокзала. Зимин сбавил скорость и тащился на низких оборотах со скоростью чуть выше пешеходной, объезжая сумки на колесиках, объезжая старушек с корзинами, мужиков с рюкзаками и других людей, во множестве сходившихся к вокзалу.

Зимин лавировал между ними, стараясь не задеть рулем, не зацепить зеркалами. Надо было пробраться в конец перрона, там соскочить на маневровые пути и уже по ним…

Слева рявкнуло. На перрон выкатились клубы горячего белого пара, раздался звук, знакомый Зимину прекрасно, но никогда не слышимый им в жизни. Паровозный гудок.

Самый настоящий.

Пар рассеялся, Зимин увидел сам паровоз.

Самый что ни на есть. Рабочая машинка с красными обводами котла и с белыми обводами колес, монстр, перемазанный сажей, пахнущий гарью, маслом, фыркающий дымом. Из кабины высовывался недовольный перепачканный машинист.

Это было на что-то похоже. На что-то…

Дежавю. Зимину показалось, что он это уже видел. Где-то. Когда-то…

Давно.

Зимин поравнялся со зданием вокзала. Здесь народа стало побольше, и протискиваться сквозь него было сложнее. Зимина толкали, тыкали палками, на него кричали и ругали, грозили, а одна ловкая старушка умудрилась метко плюнуть прямо в визор шлема.

И в этот самый момент Зимин увидел.

Возле стены вокзального здания стоял Кокосов.

Зимин задавил тормоза. И передние и задние. АБС затрещала, заднее колесо пошло в юз, но электроника тут же подставила плечо, юз погас, мотоцикл встал.

Зимин поглядел внимательнее.

Кокосов.

Он самый. Стоит возле стены, улыбается.

– Привет! – крикнул Кокосов и помахал рукой.

Зимин не мог поверить…

Почему он здесь? Опять приехал? В покое его не оставит, видимо.

Выглядел Кокосов как всегда, в плаще, в помятом и заляпанном грязью. И лицо тоже помято, плащу очень подходит. Без портфеля. То есть портфеля у Кокосова не наблюдалось, вместо него у ног стоял небольшой переносной холодильник, синий, с красной крышкой.

Кокосов поманил рукой, усмехнулся, Зимин повернул руль и подкатил.

– Какой денек, а? – Кокосов кивнул на перрон. – Можно сказать, эвакуация. Народ бежит в ожидании катаклизма. Ты, я погляжу, тоже бежишь.

– Я? Да… То есть нет. А ты что здесь делаешь?

– Да вот, – пожал плечами Кокосов. – Очутился. Что-то мне подсказало…