Он торжественно зачитал приказ Сталина, затем сел за походный столик, завел беседу:

— Друзья мои, — обратился он душевно и просто к командирам, — первый и решительный шаг нами сделан. Сделан не плохо. Подготовка не пропала даром. Свирь нам открыла пути в глубь финской обороны. И мы будем шагать дальше вперед неудержимо. Мы не позволим финнам держаться на промежуточных укрепленных рубежах. Там, где это необходимо, будем брать в лоб, прямиком, а там, где возможно, — применим маневр, обход с тыла. Не всегда можно верить картам; а главное, не надо пугаться трудных переходов по болотам, по лесам. Кое-кто из вас помнит, как в сорок первом мы отходили от самой границы до Свири и Ошты. И все же и тогда против нескольких финских полков под Пелелахой три дня и три ночи дрался один наш батальон. С боем финны отбивали у нас каждую пядь земли: от Суоярви до Петрозаводска они двигались два месяца. От Поросозера до Медвежки — два месяца: от Питкяранты до Свири около двух месяцев, и так далее. После этого они около трех лет строили запасные рубежи, узлы сопротивления, не жалея ни железа, ни стали, ни бетона. И несмотря на это, мы будем двигаться максимальными темпами, обходя и преодолевая все и всяческие препятствия. Все, что будет мешать на пути нашего продвижения, — полетит к чорту!..

Расспросив командиров, кто из них в какой помощи нуждается, комдив наметил секторы наступления в обход Самбатукского укрепленного района с выходом на шоссе Лодейное Поле — Олонец.

Да не забудьте отличившихся представить к награде, — напомнил он.

Сергей Петрович Борода на другой день рядом с медалью «За боевые заслуги» прикрепил на свою грудь новенький орден Красного Знамени.

Крупные силы наших войск, богато оснащенные всеми видами вооружения, двигались от Вознесения на Шелтозеро, от Лодейного Поля на Олонец, от Масельской на Медвежьегорск и Кондопогу, угрожая финнам, засевшим в Петрозаводске.

Враг, отступая, яростно сопротивлялся и поспешно уничтожал все, что попадалось под руку. Когда наши части пришли в Медвежьегорск, город нельзя было узнать: торчали одни обгоревшие печи и трубы.

В районе Вознесения, как и в Медвежьегорске и других местах, финны, по методу немецко-фашистских факельщиков, планомерно уничтожали здания. поджигая их горючей смесью.

У одного из поджигателей мы захватили план поджогов Вознесения.

Вот текст этого плана, второпях составленного командиром третьей роты тридцать пятого отдельного саперного батальона финской армии лейтенантом Патанен:

«Разрушение деревянных зданий и уничтожение их производится путем сжигания. Для сжигания применять бутылки с горючей смесью. Расположение зданий указано на карте. Для квартала выделяется по 2 человека и 1 конная повозка. Количество бутылок с горючей смесью и норма уничтожения строений путем сжигания для каждой группы следующая: первая группа уничтожает 46 зданий 50 бутылками, вторая группа уничтожает 47 зданий 60 бутылками, третья группа уничтожает 40 зданий 50 бутылками, четвертая группа уничтожает 40 зданий 60 бутылками, пятая группа уничтожает 61 здание 80 бутылками, шестая сжигает 35 зданий, седьмая группа сжигает здания административно-хозяйственной части, восьмая группа уничтожает здания, расположенные на берегу Свири до деревни Богачево в количестве 56 зданий 70 бутылками, девятая группа уничтожает 69 зданий 85 бутылками, десятая группа — 45 зданий 60 бутылками. Всего подлежит сжиганию 539 зданий 685 бутылками с горючей смесью. Для сжигания время 5 часов.

Лейтенант М. Патанен».

Однако финские поджигатели не всегда успевали выполнять эти разбойничьи приказы. Наши объятые наступательным порывом воинские части стремительно вырывали у врага населенные пункты…

Соединение, в которое входил батальон майора Чеботарева, совершало тяжелый марш по лесам и болотам. Несколько дней подряд наши бойцы упорно пробирались туда, где финны никак их не ожидали, считая местность проходимой только для лосей и опытных охотников. Мокрые до последней нитки, не раз и не два купавшиеся по горло в грязи, бойцы шли целыми полками. Они несли на себе минометы, пулеметы, тащили мелкокалиберные пушки, и прошли там, где считалось невозможным пробраться. Выходили в тыл на дороги, ведущие к финским оборонительным рубежам, отрезая пути отступления. Двигавшиеся за ними саперные части поспешно строили дороги для прохода танков и тяжелых орудий. В наступательном движении наших войск сказалось наше полное превосходство в моральной и материальной силе…

В одну из минут отдыха, раскинув шинель, я улегся на влажной луговине и, прежде чем вздремнуть от усталости, безмолвно наблюдал за летней природой. Южная Карелия значительно отличается от северной. Здесь и высокие, пахучие, цветистые травы, и малинник, и леса, где лиственные породы мешаются с хвойными, и поля, засеянные рожью и яровой пшеницей.

Я задумался над тем, как я представлял войну до ее начала, как она складывалась в первые дни и месяцы и как идет сейчас. Да, война не бывает схожа с заранее сложившимися о ней представлениями и потому, помимо тренировки и предварительной учебы, командир и боец должны быть готовы быстро в любой обстановке ориентироваться, схватывать ее особенности и изобретать на ходу, чтобы умело бить врага и не быть самому битым.

— О чем размечтались, товарищ капитан? — вывел меня из раздумья подошедший парторг Огурцов.

— Да так кое о чем. А что такое?

— Я к вам, товарищ капитан, по делу: надо бы нам собрать парторганизацию. Много заявлений поступило с просьбой о приеме в партию.

— От кого?

— От лучших ребят, отличившихся в боях: от Одинцова, который пятерых финнов вчера срезал, от Горелова, от ефрейтора Локтева — парень лучший подрывник; от сержанта Карпенки и других. Надо рассмотреть их заявления да написать боевые характеристики…

— Это хорошо, — откликнулся я, — но только всю парторганизацию сейчас собирать нельзя. Давайте, созывайте бюро, а собрание потом, когда станет возможным…

Мы еще не успели закончить разбор всех заявлений, как снова последовал приказ — двигаться вперед. И опять на запад, все ближе и ближе к границе Финляндии шли батальоны бойцов. Вот уже наши части обошли с двух сторон древний город Олонец, раскинутый на двух речках Олонке и Мегре. К приходу Красной Армии кто-то в городе догадался собрать население и распорядился после ухода финнов тщательно подмести улицы.

В Олонце мы не задерживались. Батальон в числе других войск наступал, преследуя финнов на Видлицком шоссе. За один день были освобождены десятки деревень Рыпушкальского и Ильинского сельсоветов.

Карелы и карелки, празднично одетые, выходили на улицы, приветствовали нас, показывали ближние пути и места обходов; помогали саперам восстанавливать разрушенные мосты, задерживали и доставляли предателей.

На пыльной дороге кто-то из бойцов заметил свернутую бумажку под камешком, оказалось это письмо, оставленное советскими девушками-невольницами финского плена.

«Дорогие товарищи!

Привет от пленных девушек всем бойцам, командирам и летчикам Красной Армии! Освобождайте нас как можно быстрее от вражеского ига, от гнета финнов. Просим вас об этом, дорогие товарищи! Мы находимся в плену уже скоро три года. Больше нет терпения и сил. Нас угоняют неизвестно куда. Догоните нас. Спешите, родные! Освободите!

Русские девушки: Пахомова Серафима, Мясникова Лидия, Богданова Клавдия, Крюкова Настя…»

И еще восемнадцать девичьих подписей.

Парторг Огурцов зачитал вслух письмо девушек и сказал:

— Вот, товарищи. Можем ли мы медлить? Нет! Надо наседать на плечи лахтарей. Мы должны освободить наших девчат, вырвать их из цепких лап противника.

…Ночью по восстановленным мостам на шоссе вышли десятки наших танков. Со скрежетом и грохотом они пронеслись вперед, обгоняя наступающую пехоту. В одной из деревень танкисты захватили в плен большую группу финнов. Там же они перехватили партию советских людей, угоняемых в Финляндию, и освободили их. Люди эти около трех лет томились в лагерях за колючей проволокой, были оборваны, истощены, но не потеряли веры в свое освобождение. Они бежали навстречу бойцам, обнимали, целовали их, плакали от радости.