Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Теперь и Одо Вальнерский поднял свой восхищенный взгляд от окрестностей своих красных фланелевых грелок для ног на огромную и ослепительную резную жемчужину.

— Знаешь, — заметил он с мягкостью, которая не была вызвана какой-то очевидной причиной, — знаешь, а я, как это говорится, умею ладить с детьми. Люди настолько льстивы, что заявляют, будто у меня есть к ним подход. Я действительно верю, что мог бы ужасно развеселить этого угрюмого паренька одной из своих самых простых речей, обычно произносимых на конфирмации, если бы мы путешествовали через эту бездну вместе. В сущности, священник, действительно одаренный и с моим богатым опытом, вероятно, смог бы развеселить так, внутри, любую душу, принимая во внимание, какова должна быть там средняя веселость…

— Несомненно, смог бы, мой чудесный, добросердечный и умный возлюбленный, — ответила Эттарра слегка нетерпеливо, если не с настоящим раздражением. — Но теперь это страшное место, мой драгоценный, является тем, о чем тебе больше нет ни малейшей нужды беспокоиться.

Однако в улыбке Одо Вальнерского теперь виднелась страсть энтузиаста. Затем, всего лишь на одно мгновение, он вновь посмотрел вниз с видом человека, сбитого с толку и колеблющегося, и вновь перекрестился, и сделал глубокий вдох, который, казалось, наполнил его неподдающейся разубеждению решимостью.

Он мягко отстранил любимую своей юности. И с мужественным выражением лица, исполненным откровенности и возвышенности, которое всегда отличало его высокопрофессиональные выступления, заговорил:

— Нет, моя милая. Нет, человек духовного сана не должен быть всецело эгоистичен, а в трудном положении достойный уважения епископ должен выбирать то, что кажется ему более благородным и надежным, нежели счастье, которое ты мне обещаешь. Я верил, что религия является лишь наркотиком и ограничителем для невзгод человека на земле. Я ошибался. Признаю это со смиренным раскаянием. А сердце у меня, Эттарра, пылает далеко не позорной страстью, открыв, что занятие, которому я посвятил все свои скромные способности, — а они именно таковы, моя милая, — должно всегда удовлетворять не просто временные, но и вечные требования моих добропорядочных собратьев. Даже после смерти, как я понимаю, у меня есть привилегия остаться духовным проводником и утешителем своей небольшой паствы…

— Но, мой дорогой, бедняги уже спаслись, и для меня все это звучит нелепо.

— Потому что твои суждения поспешны, моя крошка. Там, за этими сияющими стенами, мой народ нуждается во мне как никогда прежде. Теперь намного серьезнее, чем в смертной жизни, им требуется ощущение того, что какой-то умелый и тактичный человек является посредником между ними и до неловкого близким изобретателем их окружения. Теперь, как никогда прежде в их чисто земных невзгодах, они нуждаются в самых красноречивых заверениях, что эти неудобства тривиальны и вскоре окажутся временными. Они нуждаются — в этом антисанитарном, огнеопасном и решительно неустроенном месте, как они не нуждались в более изысканной атмосфере, которую я всегда стремился создать в своей епархии, — в поддержке целительной веры в грядущую награду за благоразумное и добропорядочное поведение. Так что пойми, моя дорогая, я не могу бесчестно бросить свою небольшую паству после того, как, в некотором смысле, предал их и поместил в данные условия. Все эти веские доводы проносятся у меня в мозгу, моя милая, и они усиливаются моим твердым убеждением, что у Эттарры, которую я помню, — и как простую крестьянку, и как блаженную святую — прежде не было раздвоенных копытец, словно — как бы это выразить? — у кроткой и весьма очаровательной газели.

Но тут Эттарра, которая в своей самой последней смертной жизни являлась прелестнейшей из Амнеранских ведьм и самой очевидной из ловушек Сатаны, слегка отодвинулась от Одо Вальнерского в необузданных печали и разочаровании.

— У тебя, Одо, — заявила она, — мелкая и подозрительная душонка, не говоря уж о лицемерной, многоречивой, жирной внешности, и она всегда была такой. И ты можешь говорить, если тебе угодно, хоть вплоть до Судного Дня, но, по-моему, креститься, когда я изо всех сил стараюсь тебя утешить, жульничество!

— Noblesse oblige, — ответил праведный епископ Одо с той выразительностью, которую он неизменно приберегал для замечаний, отчасти лишенных всякого смысла. Затем он медленно, но непоколебимо двинулся к воротам с именем «Левий», высеченным на нем.

Однако он посмотрел назад сквозь пелену невыплаканных, неподобающих епископу, чисто человеческих слез на страдания этой восхитительной и такой прелестной Эттарры. Ее горе из-за этого окончательного расставания стало таким страстным и безутешным, что сделало обворожительную девушку черной и покрытой чешуей и ввергло ее во внезапно вспыхнувшее разноцветное пламя. А Одо вздохнул, заметив эти ухудшения в ее внешнем виде, а также и в ее манерах, когда его потерянная любовь приняла прискорбное обличье дракона и, неистово размахивая хвостом, с криком бросилась в бездну.

После этого он снял свои красные фланелевые грелки для ног как вводящие нежелательную хроматическую ноту. Он привел в порядок свою белую ночную рубашку, чтобы она производила впечатление стихаря. И епископ Вальнерский вошел в эти блистающие, величественные ворота с надлежащим чувством собственного достоинства.

Хотя он оказался чуточку удивлен, когда чей-то нежный голос произнес:

— Добро пожаловать домой, мой Красавчик! Черный Одо увидел, что эти совершенно неприступные ворота теперь за ним запер темный, ослабевший, но на вид довольный, старый Ги де Пизанж.

Сказание о Мануэле. том 2 - i_050.png

Примечания переводчика

Серебряный жеребец

Книга первая

«— Et la route…» (фр.) —

— А этот путь окольный?

— О, во многом, поскольку он обходит как судьбу, так и здравый смысл.

— Значит, необходимость требует, — говорит Юрген. — Во всяком случае, я готов отведать любой напиток.

(цитата из романа «Юрген»)

I

День Святого Михаила. — См. прим. к гл. V «Земляных фигур».

II

Ориандр. — См. роман «Земляные фигуры» (в частности, прим. к гл. III).

Иерусалим — столица Иудейского царства, где провел последние дни своей земной жизни Иисус Христос.

Фивы — город в Египте, центр культа бога солнца Амона (см. прим. к гл. XXXII «Земляных фигур»).

Гермополь — город в Египте, центр бога мудрости, счета и письма Тота (см. прим. к гл. XLIX).

Аваллон. — См. прим. к гл. XXVI «Юргена» и к гл. XLIX данного романа.

Брейдаблик — в скандинавской мифологии чертог бога Бальдра, где не допускались дурные поступки; Бальдр воскрес после окончания великой битвы богов — Рагнарёка, предвестием которой стала его смерть.

Валаамова ослица. — См. прим. к гл. XIV «Земляных фигур».

Соломон — См. прим. к гл. XI «Земляных фигур».

Наама — в Ветхом Завете аммонитянка, родившая царю Соломону сына Ровоама.

Джарада — в мусульманской традиции первая жена Сулеймана (Соломона), дочь фараона.

Билкис — в мусульманской традиции царица Сабы, соответствующая библейской царице Савской, которой было «даровано все»; согласно одному преданию, на ней женится Сулейман.

Книга вторая

V

Пиге-Ипсизиг — Руде (гр.) — зад; Ypsizygos (гр.) — высоко сидящий на скамье (о кормчем), обычно эпитет верховного бога греческого пантеона Зевса.

VI

Иаков — ветхозаветный патриарх, родоначальник двенадцати колен Израиля (см. также прим. к гл. XL «Юргена»); в Вефиле он установил жертвенник Яхве.

Александр (Македонский) (356–323 до P. X.) — царь Македонии, один из величайших полководцев и государственных деятелей древнего мира, создал огромную державу от Дуная до Инда.

Ахилл. — См. прим. к гл. XXVII «Юргена».

Август — Гай Юлий Цезарь (63–14 до P. X.) — римский император, в ходе завоевательных войн значительно расширил границы Римской империи.

85
{"b":"547175","o":1}