Это означало, что нашему отряду — Драганичу, мне, двум юным патриотам и проводнику из местных, чье имя я так и не узнал, приходилось ползти по канавам, продираться по прибрежным зарослям и спотыкаться на распаханных полях, чтобы избежать поимки, в основном, мы двигались под прикрытием темноты.

Первой трудностью стала переправа через Дрину. Нам нашли лодку — полусгнивший ялик, но большую часть первого дня пришлось пролежать в камышах, дожидаясь сумерек. А когда мы наконец оказались в лодке, то выяснилось, что течение гораздо сильнее, чем мы ожидали, поскольку в этой местности выдалась дождливая весна. В результате мы продрейфовали вниз по течению на довольно приличное расстояние, гораздо дальше предполагаемого места высадки на австрийском берегу.

К тому времени, когда нам удалось выбраться на берег, мы промокли насквозь и вымазались грязью после проведенного в камышах дня. Но это уже не имело особого значения, поскольку начал накрапывать дождь, и лил, ни на минуту не прекращаясь, еще два дня. Мы брели по прибрежным топям, потом по ольшаникам и заливным лугам, затем по полям мокрой и колючей кукурузы. Пробираться под дождем по грязи с саквояжем в руке, в дрянном костюме в дешевых городских туфлях мне казалось пыткой. А что еще хуже, лишь проводник и Драганич знали, где конечный пункт этого унылого и упорного похода, так что мы слепо следовали за ними то вверх по холму, то вниз в долину, час за часом, без малейшего представления о том, сколько еще продлятся мучения.

Дело усложнялось тем, что покалеченная нога начала болеть, возмущаясь поставленными перед ней неразумными задачами. Но гораздо сильнее была боль оттого, что теперь я вернулся на австрийскую территорию, после пяти дней отсутствия на корабле, в штатском и проникнув в страну нелегально в компании отряда отчаянных головорезов, собирающихся убить наследника трона. Если нас схватят, мне придется давать объяснения, и, по зрелому размышлению, это будет даже сложнее, чем если бы нас арестовала сербская полиция в «Под златна грана».

До этого чуть было не дошло, когда на следующее утро мы шли вереницей по краю горохового поля. Вдруг Драганич остановился и пригнулся, подав нам знак поступить так же. Я краем глаза заметил на дороге, ведущей через поле, пять или шесть фигур. Двое были в темно-синем, остальные в сером, с перекинутыми через плечо винтовками: вне всяких сомнений, австрийские таможенники в сопровождении солдат возвращались из ночного дозора против контрабандистов. К счастью для нас, они были такими же усталыми и промокшими, как и мы сами, и спешили добраться до ближайшей деревни и приправленного ромом чая в местном кафе. Они прошли мимо, не заметив нас, и когда удалились, мы с трудом разогнулись и побрели дальше.

До Обреницы мы добрались только на заре следующего дня, после того как ночью дважды заблудились в мокром сосновом лесу к востоку от города. За весь кошмарный день (половину нашего пути) нам удалось съесть лишь пару ломтей отсыревшего хлеба и пару кусков сахара, так что гороховая похлебка и горячий кофе никогда не казались мне такими аппетитными, чем в подсобке недавно открывшегося в городе кинотеатра «Биоскоп», чей владелец оказался тайным членом «Звяз о смрт». Даже Карджежев и Дусич впали в уныние. Когда мы устало ковыляли под дождем по закоулкам городка (весьма подозрительная группа странно одетых и вымазанных грязью чужаков), фибровый чемодан, где лежало оружие отряда, в конце концов не выдержал и развалился, и пистолеты, бомбы и боеприпасы со звоном высыпались на мостовую буквально через несколько секунд после того, как мимо прошагал местный жандарм во время утреннего обхода.

Бледные как полотно, мы побыстрее похватали оружие и нырнули в кинотеатр. Позавтракав и немного обсушившись в тесной подсобке «Биоскопа», мы с майором Драганичем распрощались с остальными. Проводник и двое будущих убийц должны были ехать в Тузлу, а оттуда по железной дороге в Сараево. А мы отправились на юг, на восемьдесят километров по австрийской территории, к границе с Черногорией где-то рядом с Фочей, там у Драганича было какое-то важное дело. Причины решения предпринять путешествие через враждебную ему территорию были, по его словам, двоякие: во-первых, теперь, раз мы уже перебрались через австро-сербскую границу, не стоит терять времени, чтобы делать это снова; во-вторых, расстояние до места нашего назначения стало бы гораздо больше, если возвращаться обратно на восток, в Сербию, поскольку австрийская территория в те дни клином вдавалась между Сербией и Черногорией.

Австрийско-черногорская граница выше Фочи, как сказал Драганич, проходила в гористой, заросшей густым лесом местности и охранялась не так строго по сравнению с границей, которую мы пересекли на Дрине. Он загадочно добавил, что слишком известен пограничникам на черногорской границе с Сербией. Я ломал голову над этим замечанием и задался вопросом, с какой стати это должно иметь значение, так как Драганич сам был черногорцем и, по-видимому, подданным короля Николы [40]. Что касается меня, теперь, когда мы благополучно перешли через границу на австрийскую территорию и избавились от Карджежева, я решил, что остаток путешествия будет не слишком опасным. Назвался груздем, полезай в кузов, наверное, вы и сами так скажете: итак, я обнаружил заговор против прямого наследника, оставалось еще больше месяца до его прибытия в Боснию, и я подумал, что смогу также узнать, что за «дело» звало Драганича в Черногорию. Во всяком случае, я сомневался, что это будет мастерская по ремонту велосипедов.

Когда мы покинули Обреницу, трясясь по шоссе на юг в гужевой повозке, предоставленной хозяином кинотеатра, снова светило солнце. Прежде чем мы уехали, он настоял на том, чтобы показать майору и мне последний фильм, присланный его кузеном из Питтсбурга. Это была десятиминутная история ковбоя с Томом Миксом. Первый вестерн, который я видел, и очень интересный — «Бретт из Бэдленда», если я правильно помню. Драганич был в восторге, и позже в тот же день, когда мы отдыхали в лесу, я видел, как он практикуется быстро выхватывать револьвер.

Так или иначе, двухдневная поездка к черногорской границе прошла без происшествий. По мере того как мы взбирались наверх, в горы, сельская местность становилась все более дикой и малонаселенной. Путников было немного, а что касается вооруженных сил или жандармов, мы не встретили ни одного. Драганич находился в приподнятом настроении. Его «туннель» работал хорошо, несмотря на трудности прохождения через него, а погода установилась прекрасная и теплая, как раз чтобы высушить одежду. Пока мы продвигались на юг, он развлекал меня явно приукрашенными, но, должен признать, очень интересными байками о своих недавних подвигах в последних двух балканских войнах в качестве командира группы четников [41]: тех чертовски храбрых полурегулярных войск, которые с такой свирепостью боролись в первой балканской войне, чтобы изгнать из Европы турок — и потом нападали друг на друга с еще большей свирепостью несколько месяцев спустя, когда страны Балканского полуострова начали ссориться из-за трофеев.

Истории майора, несомненно, содержали предостаточно героического преувеличения, театральности, естественной для человека из страны, где и в ранние годы этого века двумя главными мужскими занятиями по-прежнему являлись война и создание эпической поэзии. Но думаю, что даже несмотря на хвастовство, его рассказы звучали правдоподобно. Сербы, в конце концов, были храбрыми и весьма опытными солдатами — и до 1914 года не раз имели возможность это доказать — и ни одна ветвь сербской нации не была более воинственной, чем черногорская, это сообщество за минувшие века поставило в Европу предостаточно воинов.

Большая часть его рассказов звучала правдоподобно, даже тот, где он в 1912 году, вооружённый только штыком и винтовкой, в одиночку удержал мост на реке Струмице против батальона турок, словно легендарный римский герой Гораций, пока сербские сапёры укладывали рядом с ним динамит, чтобы уничтожить мост; а получив пятнадцать ран, он перепрыгнул через парапет и проплыл сорок метров под водой, пока вокруг взрывались заряды взрывчатки и рушился мост.