В кромешной тьме меня мучил голод. И все же тьма меня устраивала. Она скрывала мой собственный убогий вид и насекомых-паразитов, населявших камеру. Долгое время находился в глубоком трансе. Как наваждение, звучал совет сержанта пересмотреть мое решение. Наконец я решил уступить ему, потому что выхода из этого каменного форта не было. Пусть меня пошлют куда угодно, только бы там была малейшая возможность для побега.

Когда охранники вывели меня из камеры и привели к сержанту, я выдавил из себя задыхаясь:

– Иду на службу.

Он снова зловеще улыбнулся и приказал солдату принести мне поесть. Подкрепившись гуляшом с хлебом и кофе, я подписал контракт. Мне был обещан быстрый перевод в другое место для восстановления сил. Однако отъезд задержал острый приступ дизентерии, уложивший меня в госпиталь форта. Несколько дней я цеплялся за жизнь и неожиданно выздоровел. 28 сентября мне отдали мои пожитки, а также поношенную коричневую форму Немецкой трудовой службы, по которой меня опознали бы как военнопленного, если бы я попытался снова убежать. Приветливый капрал сопровождал меня в обратной поездке в Париж, а оттуда в лагерь близ Ле-Мана.

Как легионер-новобранец, я не располагал свободой. Фактически мое положение было еще хуже, чем раньше. Я все еще оставался узником лагеря строгого режима для военнопленных. К тому же комендант лагеря предупредил меня, что, если я вздумаю снова убежать, то попаду под суд военного трибунала и буду расстрелян как дезертир из легиона. Кроме того, я был ослаблен перенесенными испытаниями и потерял в весе почти 15 килограммов.

1 октября меня выпустили из времянки и перевели в офицерский барак, располагавшийся в середине лагеря. Здесь я нашел нескольких приятелей – узников лагеря в Ла-Флеше. Они были переведены сюда, чтобы не сбежали. Считалось, что из этого лагеря убежать невозможно. В тот же вечер я стал искать способы вырваться на свободу. Поиски дали неутешительные результаты. Лагерь был обнесен высоким забором, опутанным сверху колючей проволокой. Его охраняли бдительные стражники. Каждый день я тратил много времени на изучение распорядка дня часовых в пулеметных гнездах, охранников, патрулировавших двойной забор, который отделял наш барак от жилого комплекса французов. По ночам я настойчиво искал лазейки в ограждении лагеря. Однако все было тщетно. Мое отчаяние усиливалось по мере того, как приближался день отъезда в расположение легиона.

13 октября моя счастливая звезда вновь засияла. Я получил посылку от Международного Красного Креста, под попечение которого попал, когда лежал в госпитале форта Кормей. Посылка состояла из сыра, сухого печенья, консервов и, что ценнее всего, четырех пачек американских сигарет и упаковки табака! Теперь я стал богачом, получил возможность выторговать кое-что из гражданской одежды, в которой нуждался. Через два дня подвернулось нечто, еще более ценное. Когда я находился в лагерном лазарете, юный студент-медик, помогавший лечить узников, спросил, нет ли у меня чего-нибудь для продажи. Я предложил ему свои наручные часы. Студент сказал, что выручит за них 1000 франков, и, к моему величайшему изумлению, на следующий вечер после ужина вручил мне эту сумму. Ее было достаточно, чтобы купить билет до Германии и покупать какую-нибудь еду.

Пока я старательно выторговывал одежду для возвращения домой, у меня сложился план побега. Мои солагерники оказались весьма падкими на американские сигареты. За 6 штук из них я приобрел кожаную сумку, куда мог сложить свои скромные пожитки. Пальто голубого цвета стоило мне 10 сигарет, а шляпа и рубашка – всего лишь трех. Больше всего я потратился на безукоризненный синий костюм, принадлежавший узнику Хорсту Бен-деру, которому я доверял настолько, что попросил его помощи в ночь побега. Его костюм обошелся мне в 20 сигарет плюс предательская коричневая форма Немецкой трудовой службы. Последнее, в чем я нуждался, были металлические крюки для подвешивания разделанных туш скота. Я приобрел их за 10 сигарет у молодого узника, работавшего в местном магазине, под тем предлогом, что собираюсь смастерить себе вешалку для одежды. В действительности я намеревался использовать крюки для преодоления ограждения лагеря в затемненном пространстве между кухней и сторожевой башней. Я обдумывал план побега снова и снова, решив, что лучше умереть, чем быть схваченным еще раз. Решил совершить побег 27 октября в 22.00 перед восходом луны.

Суббота 27 октября. Обычная утренняя перекличка. Я тайком тешил себя мыслью, что на следующие сутки в лагере возникнет переполох из-за моего побега. Был в приподнятом настроении и весьма словоохотлив, считая свои беседы с приятелями-узниками своеобразным прощанием с ними. Хорст Бендер получил мои последние инструкции относительно его роли в побеге. Перед ужином я завернул кожаную сумку в пальто, передал связку Бендеру вместе со своей порцией ужина и занял место близ повозки, развозившей пищу по нашим баракам.

Было холодно и сыро. Бригада при повозке тронулась в обратный путь после 20.00. Я смешался с людьми и помог им вывести фургон из расположения наших бараков на основную улицу лагеря. Далее фургон направился к кухне. Под покровом темноты я прокрался в отхожее место и там пережидал, когда опустеет соседняя лагерная зона. Затем подошел к затемненному участку забора, теперь отделявшего меня от бывшей зоны. Там из-за дерева показалась едва– различимая фигура Бендера. Он перебросил через забор сверток, с которым я убежал в уборную и переоделся там в синий костюм, завернутый в коричневую арестантскую форму. Потом вернулся к забору, бросил через него сверток с коричневой формой и получил от Бендера другую связку – пальто с кожаной сумкой. На прощанье приятель помахал мне рукой.

Несколько прыжков – и я слился в темноте с внутренней стороной забора, напротив которой находилось караульное помещение. Застыл в неподвижности, когда в шести метрах от меня прошли охранники. Затем при помощи крюков зацепил енесколько линий колючей проволоки. Оглянувшись на караулку и взглянув на сторожевые башни с пулеметными гнездами справа и слева, я не спеша полез к верхней кромке забора, увенчанной колючей проволокой, толкая перед собой свой сверток. Тень, которую отбрасывали хвойные деревья, скрывала меня от охранников на башнях. Наверху я разделил линии колючей проволоки на две части. Одну из них перекинул с помощью крюка на внешнюю сторону забора, другую отодвинул и закрепил двумя крюками выше, чтобы обеспечить себе достаточно широкое отверстие. Затем бросил за собой сверток и последовал за ним за пределы зоны для военнопленных. Внизу, скрываясь в тени караульного помещения, я надел пальто и шляпу и вставил в рот сигарету. Когда охранники скрылись из виду, направился к солдатским казармам. Там, где фонари освещали площадки для строевых занятий, мимо меня прошла группа солдат. Я остановился, закурил сигарету и двинулся к выходу из лагеря.