По мере развития христианства поборники веры стали стремиться к соблюдению целибата на протяжении всей жизни, хотя общество постоянно оказывало на них давление, призывая их создавать семьи и производить потомство. Соблюдавшие целибат жили жизнью ангелов, создавая вокруг себя иное общество, переставшее быть мирским, поскольку оно представляло собой объединение верующих, связанных между собой уже не узами кровного родства или семейной близости. Святые отцы понимали стремление к тому, чтобы иметь детей, создавать семью, вступать в сексуальные отношения, но Григорий Нисский[122] и Иоанн Златоуст, например, доказывали, что эти желания были естественной реакцией на ужасающую мысль о смерти, которая сопровождала грехопадение.

Более того, поскольку каждый человек обладал свободой выбора в вопросе о том, блюсти свое тело в чистоте, соблюдая христианский целибат, или следовать традициям, господствовавшим в светском обществе, у тех, кто склонялся к религиозному образу жизни, вскоре стали возникать альтернативные возможности жизни в монастырских общинах или так, как жили представители высшей церковной иерархии, соблюдавшие целибат. Христиане также создали и стали совершать удивительные обряды, приносившие верующим удовлетворение, поскольку через эти ритуалы достигалось их участие, преображение и продвижение в жизни общины. Крещение, например, приводило верующих в ангельское состояние; обряд святого причастия сближал их с Господом.

Продолжавшееся среди ранних христианских теологов обсуждение проблемы девственности имело целью прояснение вопроса об отношениях людей друг с другом, о том, как им следует распоряжаться своими телами – как им самим заблагорассудится или как решит общество. В условиях существовавшего глубокого социального неравенства даже самым бедным христианам девственность служила своего рода пропуском, позволявшим приобщиться к ангельскому существованию с доступом к святая святых – к единому Господу.

Такие же острые теологические дебаты в подробностях велись вокруг истории Девы Марии, и основное внимание в них уделялось парадоксам понятия девственности. В образе Христа Господь соединился с человечеством через женское чрево и сосал женскую грудь. Но как же ее чрево при этом могло оставаться человеческой плотью? Господь не мог воспользоваться таким непристойным входом, и потому ее чрево должно было оставаться девственным.

Развивавшаяся религия налагала жесткие требования на своих сторонников, особенно в том, что касалось отказа от сексуальности, но в награду за это можно было получить неизмеримо большее воздаяние. Верующие христиане – бедные и богатые, женщины и мужчины, могли отнять контроль над своими телами у общества и посвятить себя богоугодному целибату, тем самым совершив тот шаг, который возвел бы их в сообщество ангелов. И через заступничество Марии, величайшей девственницы из всех, им стало бы дозволено познание Господа.

[123]

Одержимость христианства непорочностью стала одной из его важнейших составляющих с того самого момента, как младенца Христа родила непорочная мать. Эта одержимость распространилась на всех христиан, сосредоточиваясь на женщинах и верующих, охватывая даже тех из них, кто состоял в браке. Ее смертоносная логика сводится к простому демографическому соображению о том, что соблюдающие целибат христиане не могут производить потомство, как отмечали скептически настроенные иудейские и мусульманские критики. Но самые предвзятые и мрачные обсуждения ведутся вокруг Марии – матери Христа. Они нашли отражение в нескольких догматах, которые на протяжении столетий постоянно лишали Марию той простоты и человечности, которыми проникнут ее библейский образ. При этом с ней происходили странные трансформации – от девственницы, зачавшей от Святого Духа, оставшейся непорочной даже после родов, вечной девственницы, которой она оставалась на протяжении всей своей супружеской жизни, до неземной девственницы, непорочно зачатой во чреве матери. Постоянное пристальное внимание, которое теологи уделяли вопросу о непорочности Марии, естественно, обеспечило христианским мыслителям неизменную привлекательность темы девственности как таковой.

Чтобы сформулировать относящийся к Деве Марии Символ веры, с которым согласилась Римско-католическая церковь, понадобилось восемнадцать столетий. В большинстве других христианских конфессий приняты, главным образом, самые ранние представления, относящиеся к этому вопросу. Интересно отметить, что официальные определения девственности почти целиком соответствуют в них степени веры в непорочность Марии.

Основной библейский сюжет, посвященный истории Марии, приведен в Евангелии от Луки, но включает в себя и более поздние положения о привычке Марии присоединяться к апостолам и другим последователям Иисуса в «верхней комнате» в Иерусалиме. Тексты Луки, немногие другие упоминания в Новом Завете и замечание Исайи: «се, Дева во чреве примет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил»[124], что значит «с нами Бог», составляют те документальные свидетельства, которые убедили отцов Церкви в девственности Марии и, соответственно, в непорочном рождении Христа.

Несмотря на недостаточную убедительность и фрагментарность этих источников, история Марии без конца переписывалась, редактировалась, факты проверялись, сочинялись, дополнялись и толковались. Мариология – учение Церкви о Марии, давно стала серьезной дисциплиной, на исследование отдельных вопросов которой тратили академические жизни соблюдавшие целибат теологи. По мере того как ее история переделывалась, они создавали целые библиотеки, путаясь, когда хотели что-то прояснить, сбиваясь с толку, когда пытались что-то разумно истолковать. Значительно позже, в 1854 г., Папа Пий IX вынес окончательное решение – заявление ex cathedra[125], облеченное в присущую церковному авторитету торжественность и помпезность и оформленное в догмат о непорочном зачатии.

Во II в. христианские мыслители много размышляли о Марии и в связи с ней, естественно, об Иосифе. Положение о том, что Христос был рожден непорочной матерью, зачавшей от Святого Духа, особых вопросов не вызывало – такое уже не раз проделывали Зевс и другие боги. Но распространение идей аскетизма, которые поначалу лишь торили себе путь, а потом – в эпоху раннего христианства – возобладали, вызывало диссонанс с мыслью о том, что Бог возжелал молодых прелестей Марии, а потом спланировал и осуществил ее совращение. Господь не мог быть похотливым соблазнителем – разврат оставался уделом дьявола.

Как же тогда произошло зачатие? Ориген и другие отцы Церкви выдвигали несколько возможных методов: через слова ангела; через ухо Марии; через мистическое дыхание Святого Духа (предпочтительный вариант святого Амвросия)[126]. Религиозное искусство отличалось бо́льшим воображением: семя исходило изо рта Господа вниз по трубке, заканчивавшейся под юбкой Марии; вместо трубки использовался голубь; семя в ухо Марии вложил архангел Гавриил.

В соответствии с апостольским Символом веры, оформившимся к концу IV в. и получившим официальный статус в VIII в., Святой Дух ввел младенца Христа уже целиком сформированного, а не как семя, взращенное телом Марии. К XVII в. Франсиско Суарес, первый теолог, систематически изучавший этот вопрос, пришел к выводу о том, что Мария не потеряла невинность, когда рожала Христа, и не испытывала эротических ощущений, свойственных женщинам. Это стало основой концепции virginitas ante partum[127].

Естественно, что многие люди не могли в это поверить и не верили либо потому, что доктрина была надуманной, либо потому, что позже стала казаться таковой. Они размышляли над этим и могли поверить лишь в то, что Христос был кровным сыном Марии и Иосифа. Нехристиане, уважительно относящиеся к христианству – например, мусульмане, – и по сей день почитают Христа как пророка из плоти и крови. С другой стороны, некоторые христиане верили, что он был вовсе не человеком, а божеством, которое появилось на земле уже в образе взрослого мужчины. Однако уже во II в. такие взгляды становились опасно еретическими.