— А почему они не послали коронера к черту? — сказал Ал.
— Вы что, шутите? Он бухгалтер. А бухгалтеры не могут во всеуслышание посылать судей к черту. Кому хочется нажить неприятности?
— Мистер Шор, не вижу, как вы сможете изложить эту историю, — сказал Ал. — Ее никто не станет печатать.
— Напечатают, поверьте, и точно в том виде, в каком я ее напишу, — сказал Шор. — При условии, что она не даст основания для иска за клевету. Но я прекрасно умею избегать клеветы. — Внезапно его лицо просветлело, голос зазвучал молодо. — У меня в голове сложилась картина. Вот сию минуту. Тени. Расследование, зал, полный теней. Среди теней ждут замаскированные люди. Этот полицейский и его приятели — только глаза в прорезях масок. Коронер в маске, и присяжные, и тот холеный юрист. Единственное лицо без маски — это лицо матери, и в нем, когда глаза из-под масок поглядывают на нее, отражаются все извечные страдания человечества.
— Господи, они у вас похожи на бандитов.
— Но они и есть бандиты, Ал. И еще спасатели. Они же спасли своего полицейского, верно? — Он засмеялся, и Ал засмеялся вместе с ним.
Мимо, чуть было не толкнув их, прошел фоторепортер и сказал «извините». Его камера была нацелена на дверь. Из нее вышел коронер. Рядом с ним, внимательно его слушая, шел Джейсон Дансфорд. Два крупных широкоплечих человека. Коронер, спокойный, безмятежно уверенный в своем положении в этом городе, и Джейсон, чуть напряженный, чуть более грузный, в добротном костюме, заметно проигрывающем от соседства с дорогим костюмом, который облегал доктора. Однако камеру они одарили одним и тем же — широкой самодовольной усмешкой. Когда голова Джейсона откинулась, его усмешка стала еще шире, и ликующее торжество перешло в снисходительное презрение к процедуре, потребовавшейся для оправдания его поступка.
— Они ухмыляются! Нет, вы поглядите на них! Как страшно должно быть людям! Два бандита.
— Так оно и есть, — сказал Шор.
Они вышли из здания и остановились на широкой ступени лестницы, где молчаливыми группами стояли под лучами солнца люди, словно ожидая какого-то поворота к лучшему. Миссис Гонсалес и ее сын Тони стояли с Дантоном, который их в чем-то убеждал. Джейсон Дансфорд, расставшись с коронером, прошел мимо Ала, направляясь к двум полицейским в штатском, стоявшим по левую сторону. На секунду Ал оказался лицом к лицу с ним и кивнул. Джейсон сначала не замедлил шага, но затем, очевидно сообразив, что увидел кого-то знакомого, вдруг настороженно обернулся.
— Посмотрим, что там происходит, — сказал Шор, и они с Алом присоединились к группе, собравшейся вокруг Дантона.
Ал заметил, что Джейсон Дансфорд не двинулся с места и наблюдает за ними. Его приятели сами подошли к нему. Джейсон ничего не опасался — в этом Ал был убежден. Так же, как и в том, что Джейсон не мог сдержаться и не выстрелить в этого юношу. Дантон никак не мог отделаться от трех пожилых, прилично одетых панамцев, которые поспешно втолковывали что-то друг другу по-испански. Шор внимательно слушал. «Возможно, он поднабрался испанского во время своих путешествий, — подумал Ал. — Наверно, в Мексике». Тони Гонсалес схватил Дантона за локоть. Тот, нахмурившись, перевел взгляд на руку Тони. Но ярость в глазах юноши внушила ему осторожность.
— Да, я это сказал. Да, я знаю, что сказал, — повторил Дантон и, отвернувшись, посмотрел через улицу. Но куда бы он ни посмотрел, всюду высились банки и страховые компании. Его контора находилась дальше по улице, в одном из немногих еще сохранившихся здесь старых зданий.
— Вы говорили — возбудить дело! — с горечью воскликнул Тони. — Так как же его возбудить?
— Мистер, мистер, — виновато заговорила миссис Гонсалес. — Тони еще совсем мальчик. Он не понимает. Тони, отпусти руку.
— Да, отпусти, — мягко сказал Дантон. — Видишь ли, судебное разбирательство требует денег. Больших денег.
Трое пожилых панамцев кончили свой спор и подошли поближе. Один из них, с глубоко посаженными глазами и тонким носом, слегка поклонившись, негромко сказал:
— Извините меня, сэр. Деньги! Ну конечно. Без денег невозможно. Но наши земляки могут собрать деньги. Мы сложимся. У миссис Гонсалес застрелили сына. Он был хороший мальчик, помогал ей. Она бедная женщина. Но мы можем сложиться.
— В городе панамцев так мало, что они и одной закусочной не заполнят, — сказал Дантон, чувствуя себя все более неловко. — То, что произошло здесь, — это… ну… это закон. — Он взял Тони за локоть. — Видишь ли, друг, — сказал он, — закон и справедливость иногда не совпадают.
Бессильный гнев в глазах Тони испугал его мать.
— Тони, Тонн, — сказала она строго. — Мы сейчас пойдем домой. Уйдем отсюда. — Она кивнула Дантону, смирившись, уступая судьбе. — Я-то это знаю, мистер. Но Тони еще мальчик, и он сердится. Я знаю про закон. Но Тони не понимает, что справедливость совсем не здесь.
На ее озаренном солнцем лице лежала печать покорности судьбе, покорности, рожденной такой древней мудростью, что Ал, поразившись, взглянул на Шора и легонько подтолкнул его локтем. Но Шор не обернулся к нему. Что-то в матери Тони приковало его внимание, глубоко тронуло его — это можно было прочесть в его взгляде. Словно он понял, что старая женщина, прожив жизнь в неизбывной нужде, нередко прячась от закона, все же сумела сохранить в душе извечное естественное понятие о справедливости, и это позволило ей не потерять уважения к себе.
— Боже мой, — тихо проговорил Шор, и эта перемена в нем, это новое открытое участие встревожили Ала настолько, что он не сумел скрыть свою тревогу.
— Ничего, Ал, — сказал Шор. — До сей поры я держался в стороне от городской жизни, но этим делом я займусь с удовольствием. — Потом он повернулся к адвокату. — Разрешите представиться, — сказал он. — Меня зовут Юджин Шор. Я буду писать об этом для «Уорлд» И докопаюсь, как все произошло на самом деле. Я напишу правду.
— Шор? Вы сказали — Шор? — спросил адвокат, словно внезапно понял, кто перед ним.
Но Шор, подозвав пожилых панамцев поближе к себе, продолжал:
— Мне надобно увидеться с миссис Гонсалес у нее дома. Поговорите с ней. Объясните, что это важно. Я хочу собрать как можно больше сведений об этом несчастном убитом юноше. И с полицейским я тоже хочу побеседовать.
Ал невольно оглянулся проверить, наблюдает ли еще за ними Джейсон Дансфорд. Да, он не спускал с них глаз. А увидев, что Ал обернулся, поманил его к себе. Ал сделал вид, будто не заметил его жеста.
— Когда очерк будет напечатан, — говорил Шор адвокату, — городу будет уже не так просто закрыть глаза на то, что произошло. И, думаю, вы убедитесь, что на помощь придет гораздо больше людей, чем может уместиться в одной закусочной. Но, разумеется, решать вам, мистер Дантон. Мне бы хотелось отдельно встретиться и с вами. Вы можете сыграть заметную роль в этой истории. — Он внимательно глядел на молодого адвоката. Сейчас Шор был похож на судью — многие люди и раньше это замечали.
— Понимаю, понимаю, — сказал Дж. Робертсон Дантон, скрестив руки на груди и нахмурясь.
Дантон был молод и полон идеализма, но жена вечно жаловалась, что такие вот дела отнимают у него уйму времени, а денег не приносят никаких и даже ни разу не привлекли к нему хоть какого-то внимания. Однако сейчас под взглядом Шора он словно бы увидел себя в ярком свете перед множеством зрителей.
— Хорошо, — сказал он панамцу, говорившему от лица остальных. — Завтра приходите со своими друзьями ко мне в контору к четырем часам.
Они начали обмениваться рукопожатиями, Ал тем временем направился к Джейсону, который все еще делал ему знаки.
— Ну, здравствуйте, — дружески сказал Джейсон.
— Здравствуйте.
— Вот не думал, что увижу вас тут.
— Да я просто завернул на минутку. Спрятался от дождя.
— А-а… Ну а он-то что здесь делает? — Джейсон кивнул в сторону Шора. — Что, собственно, происходит?
— Он же писатель, вы знаете.
— Да знаю я, что он писатель.
— Он собирает материал для большого очерка в воскресном приложении «Уорлд».