— Вот, значит, что, — сказал Джейсон. — То-то он беседует с этой компанией. Вы поглядите на него. Уж конечно, они ему должны нравиться. Поглядите-ка на них.

Дантон, попрощавшись со всеми, сбегал по ступенькам. Тони и его мать разговаривали с Шором.

— Что происходит? — спросил Джейсон. — Объясните мне толком.

— По-моему, они хотят собрать средства, чтобы возбудить иск, — сказал Ал. — Если им удастся привлечь внимание к этому делу.

— А внимание привлекать будет Шор? Понятно. — Джейсон все так же не сводил глаз с Шора и пожилых панамцев. — И чего это вашему приятелю все время надо мутить воду, мистер Дилани? Что у него общего с этой компанией? Почему он все время предает свой класс?

— А вы спросите об этом его самого, — сказал Ал, потому что Шор, пожав руки панамцам, уже шел к ним с обычной своей безмятежностью и легкой рассеянной улыбкой. Как это Шор сохраняет спокойствие, направляясь к Джейсону, которого он, конечно же, должен считать смертельным врагом всего, что дорого ему самому?

И тем не менее Шор подошел к ним и, остановившись одной ступенькой выше Джейсона, непринужденно спросил:

— Вы меня помните?

— Угу, — сказал Джейсон. — Ведь ваша фамилия Шор?

— Совершенно верно. Послушайте, не могли бы мы с вами где-то встретиться и поговорить? Видите ли, я пишу очерк для «Уорлд». Это злополучное происшествие, конечно, войдет в него, а вы сможете сказать то, что хотите сказать. Я бы предпочел встретиться у вас дома. Если вы женаты, мне хотелось бы поговорить и с вашей женой. Меня интересуют люди.

— Вот что… — Джейсон не сказал «гад ты эдакий». Глаза у него вспыхнули, но он сумел сдержаться. — Если я встречу вас у моего дома… И близко к моей жене и к моему дому не подходите.

Снова Ал невольно напрягся. Как это Шор мог подумать о том, чтобы прийти к Джейсону домой! Но ведь он пошел бы, если бы это было возможно. И отнесся бы к Джейсону и его жене, какова бы она ни была, сочувственно и справедливо. Однако в очерке, пусть сам он этого и не осознал бы, Джейсон, скорее всего, был бы изображен как тупой и жалкий зверь. Овладев собой, Джейсон поднялся на ступеньку к Шору и оглядел его с головы до ног.

— Никаких интервью. Запрещается правилами. Поняли? — Он направился к своим сослуживцам.

— Ну, в любом случае нам предстоит свидание, — сказал Шор ему вслед.

— Свидание? — Джейсон обернулся.

— В суде. Мне пришла повестка.

— А, черт, — презрительно бросил Джейсон. — И чего вам стоит просто заплатить эти двадцать долларов? Без всякого суда? Вроде бы занятой человек!

— Нет, это и будет своего рода интервью с вами. Второе интервью. Одно ведь у нас уже было. На снегу, помните? Просто я хочу узнать вас получше. Мы проведем это интервью. — Он передернул плечами и отошел.

— Что он затевает? — спросил Джейсон у Ала. — Писал бы свои сказочки про девок и попов. Может, посоветуете ему не высовываться, а? Я про него навел справки. Вовсе он не такая шишка, как воображает.

— Ладно, я ему передам, — сказал Ал.

— Погодите. — Джейсон усмехнулся, словно смутно чувствовал, что ему лучше бы расположить к себе Ала. — Кстати о девках и попах: у меня осталась та ваша книжка. Я никогда ничего зря не выбрасываю. Дайте-ка мне свой адрес.

— Захватите ее в суд, — сказал Ал. — Я же свидетель.

— В суд я ее принести не могу.

— Ну так пошлите по почте. Адрес, по-моему, написан на титульном листе. — Он отошел к Шору. — Я сказал ему, что я свидетель, — заметил он и, внезапно озлившись, саркастически засмеялся. — Свидетель. Вот кто я. Возможно, такова моя роль в жизни. Ученый эрудит. Что такое ученый эрудит? Еще одни никому не нужный свидетель чужих свершений. Знаете что? Когда о вас начнут писать — а это, конечно, случится, — я тоже буду там фигурировать, но в примечаниях. Источник истории о свихнувшемся полицейском. Посмотрите, он с нас глаз не сводит. Уйдем отсюда.

Макбрайд и Карри, двое веселых полицейских, которые на ступеньках ратуши изливали на Джейсона дружескую симпатию, на самом деле больно его уязвили. Рыжий Макбрайд, любитель пива и хороший семьянин, умел выполнять свои обязанности, избегая неприятностей. Карри был просто дюжим добродушным болтуном и любителем шуток. Джейсон всегда их презирал. Они шли на уступки нарушителям, не брезговали мелкими подарками и заводили приятелей среди преступников. Какие они полицейские — так, мелкие людишки: боятся, как бы кого не обидеть. Товарищеская поддержка со стороны таких людей оскорбляла Джейсона. А теперь она и вовсе показалась ему унизительной.

— Ну пока. Пора домой. Большое спасибо, — коротко бросил он и направился к подземному гаражу, где стояла его машина.

Джейсону хотелось побыть одному, собраться с мыслями, и, еще не дойдя до конца лестницы, он ясно представил себе положение.

Шор наделает шуму своим очерком в «Ивнинг уорлд»! И он, Джейсон, будет центральной фигурой в писанине, полной липкой сюсюкающей жалости к Гонсалесам. Конечно, эту никчемную семейку тут же примутся опекать всякие губошлепы. Составят жалобу и потребуют расследовать дело и рассмотреть возможность убийства по неосторожности. До сих пор Джейсон испытывал к Шору только презрение, но теперь, шагая к гаражу, он вдруг увидел в нем чудовищный источник разложения и порчи: утешитель, заступник мелкого хулиганья, вроде этого мальчишки Гонсалеса, защитник распущенности, беспринципности и беззакония, как ясно доказывает его дурацкая книжонка. И тут Джейсону словно кто-то шепнул на ухо, что Шор, конечно, взял бы сторону Молли и его жены, он не заклеймил бы их вялую бесхребетность, пьянство, отсутствие какого бы то ни было контроля над собой, полнейшую нравственную слабость. Шор изобразил бы их мерзкие отношения как что-то прекрасное; наводить глянец на подобные вещи — это он умеет. Порочный человек — вот что он такое. Мысли мелькали одна за другой. Джейсон наговорил себе уже достаточно всего, чтобы представить Юджина Шора в нужном свете.

Подойдя к гаражу и размышляя теперь о предстоящем судебном рассмотрении дорожного происшествия, он вдруг снова остановился, сосредоточился и окончательно решил, что во всем разобрался. В газете Шор, конечно, может расписать его как угодно. Шор этого и добивается: представить его преступником в полицейской форме. Но если бы не свидетель, то в суде шоровские утверждения весили бы не больше, чем его собственные. Шора можно было бы представить мстительным краснобаем, который все придумал. Почему судья должен поверить ничем не подкрепленным словам Шора, а не словам добросовестного блюстителя порядка? Конечно, ни один судья такого выбора не сделает. Тут Джейсон вспомнил, как совсем недавно присяжные выслушали его и оправдали, тем самым сняв всякую тень с ликующего чувства, которое он испытал в темном закоулке, под дождем, сразу после выстрела. Теперь оправдание казалось неразрывно связанным с грохотом выстрела. Никто уже не сможет отнять у него этот таинственный источник самоутверждения, это великое открытие самого себя. Никто и никогда. Казалось просто невероятным, что Шор, то есть такой человек, как Шор, рассчитывает чего-то добиться. Джейсон спустился в гараж и сел в машину. Когда он выехал на солнечный свет, он уже пылал возмущением.

До конца дня и всю ночь он лелеял и раздувал это возмущение. Придумать план, как оградить себя, было нелегко. Но на другой день в десять вечера он медленно ехал по улице, высматривая номер дома, где жил Ал. Рядом с ним на сиденье лежала книга — его предлог для появления здесь. Он затеял опасную игру — попытку переубедить свидетеля — и сознавал это, но полагался на свою беспощадную решимость. Днем он не дал согласия на то, чтобы его жена вернулась домой, а теперь здесь, на улице, придумывал, как ему перехитрить Ала Дилани и подчинить себе. Вечер был тихий и теплый, из открытых окон доносилась музыка. На тротуарах под деревьями не было ни одного прохожего. Вглядываясь из машины в номера домов, Джейсон обнаружил, что проехал дальше, чем следовало. В тот момент, когда, держа руку на руле, он обернулся, собираясь дать задний ход, тишину расколол безумный, пронзительный вопль. Долгий, непрерывный, полный отчаяния и муки, он несся, откликаясь эхом, над улицей и домами. Даже Джейсон содрогнулся — такой крик он, кажется, слышал впервые в жизни. И сразу же машинально распахнул дверцу, чтобы выскочить и броситься выяснять, в чем дело. Но затем медленно и осторожно закрыл ее. Он же не в форме, не на дежурстве. Если подъедет патрульная машина, сослуживцы обязательно спросят, как он очутился здесь. Дальше по улице собака, выскочившая наружу, когда ее хозяин приоткрыл дверь, с лаем кинулась мимо машины Джейсона к большому темному дому напротив того, где жил Ал Дилани. В этом доме было освещено только одно окно наверху. Покружив на месте, собака внезапно с заливчатым лаем кинулась на молодого человека, выбежавшего из темного прохода между домами. Он метнулся через газоны к углу, а собака, не умолкая, погналась за ним. Но Джейсон остался сидеть в машине. Он не собирался вмешиваться в то, что его не касалось.