— Ну так подсаживайтесь поближе к нам.

— Ладно, мисс Биксби, — сказал он, но едва попробовал придвинуться к ним, как плотик накренился, и он поспешно откинулся назад. — Уж такое мое везенье, — сказал он.

— А тут акулы есть? — вдруг спросила она.

— Пусть акулы вас не беспокоят, — сказал он.

— Акулы боятся дельфинов, — сказала она. — Я читала большую статью про дельфинов. Они удивительно дружелюбны и красивы, говорилось в ней. Свет мира почиет на дельфинах. Это правда?

— Дельфины! — буркнул Боузли. — Ну и в компанию я попал!

— А как узнать, что ноги отмораживаются? — спросила она.

— Становится приятно и тепло, — сказал Гроум. — Ничего не чувствуешь.

— Ну так, значит, я еще не совсем заморожена, — сказала она. — Вовсю их чувствую.

— Придвиньтесь ближе, Джина, — сказал он. Конечно, Чоун следит за ними, но ему было все равно. Он теснее прижался к ней и попытался обнять ее здоровой рукой. Боузли, который все еще его побаивался, не спускал с них глаз.

— А ведь верно, — сказал он и тоже попробовал подобраться к ней поближе, но при этом движении плотик резко накренился и черпнул воды.

— Довольно, Боузли! — сказал он резко. — Вы что, не соображаете? Не раскачивайте этот чертов плот.

— Значит, мне тут и сидеть, а?

— Там и сидите. Шевелите ногами, Джина, все время шевелите, — сказал он.

— Если я лишусь ног, будет очень жаль: что у меня было хорошо, так это ноги, — сказала она.

— А что в них такого хорошего, Джина?

— Они настолько маленькие, что я могу носить образцы модельной обуви с витрины и плачу за них полцены. На распродаже.

— Мистер Гроум, — с трудом окликнул его Чоун.

— Что, мистер Чоун? — Он полагал, что Чоун отключился от происходящего, сберегая силы, боясь потерять сознание. Однако его освещенные луной губы раздвинулись в широкую решительную усмешку.

— Вам бы жениться на девушке с ножками под образцы модельных туфель, а, мистер Гроум? — сказал он. Несмотря на свое тяжелое состояние, Чоун все еще посмеивался. Его физическая сила перестала быть угрозой; единственной его силой оставалось молчание. И, бросив эту шутку, он снова в нем замкнулся. Но Айра Гроум ощущал, что Чоун следит за ними, и ощущал эту странную силу.

Море оставалось спокойным, как мельничная запруда, и плотик покачивался мягко и убаюкивающе. Яркий, льдистый лунный свет словно лил холод. Ему показалось, что мокрая одежда залубенела на нем. Он потрогал бушлат — бушлат был мягким. Джина у его плеча утомленно вздохнула и задремала. Легкое покачивание плотика убаюкивало их всех. Они молча отдавались покою. Вскоре Джина уснула. Потом он услышал, что она что-то бормочет — что-то бессвязное, неразличимое. Но кошмар, по-видимому, становился все мучительнее, и уже можно было разобрать обрывки слов и отдельные фразы. Боузли и Мейсон тоже слушали.

— Джина, — сказал Чоун. Чоун тоже был вынужден слушать ее бредовый шепот.

— Нет, вернись… останься… чтобы стало тепло… совсем тепло… Вот так. Совсем хорошо… — Секунда молчания, неясный шепот, и потом: — Высокая Троя в огне. — Она забормотала, он перестал понимать, и вдруг: —…красота, как натянутый лук — натянутый лук, нелепый в таком столетье, как это…

Россетти, Йетс. Во сне она вернулась в колледж. Он растерялся и сказал громко:

— Джина, Джина…

Она пошевелилась и прошептала:

— Нет. Мое имя, мое настоящее имя… Ах да, Тулан.

А Боузли крикнул:

— Тулан! Это придумать. Ну, раз ей так хочется пусть будет Тулан. Эй, Чоун…

— Оставьте Чоуна в покое, Боузли, — сказал он. — Заткнитесь. Вы что, никогда не бредили? А после того, что ей пришлось перенести…

— У меня на это хороший слух, вот что! — сказал Боузли.

— Сказано вам: заткнитесь, — сказал он.

Боузли ответил угрюмо и злобно:

— Мне ведь тоже может что-нибудь сниться, сэр. Тулан, это надо же!

Внезапно, словно все еще в кошмаре, она выпрямилась и дико посмотрела вокруг. В лунном свете ее лицо было мертвенно бледным.

— Где я? — вскрикнула она. Потом ее глаза остановились на нем, и она простонала: — Господи, Айра Гроум. Слава богу, это вы! — Она раскинула руки и вдруг обняла его. Он знал, что Чоун приподнялся и не спускает с них глаз, в которых блестит луна, но ему было все равно. Если в миг стремительного возвращения из кошмара в мир сырого холода она не смогла больше притворяться, не смогла больше прятать от Чоуна правду даже ради упоения местью, ни о чем другом он думать не хотел. Он крепко обнял ее. Она, дрожа, прижималась к нему, и он забыл про Чоуна. Он просунул руку под ее бушлат, а она прижалась к нему еще теснее, его ладонь легла на ее грудь, и на него словно хлынуло все тепло мира. Ее мокрые волосы скользнули по его лицу, ее губы прижались к его губам, а плот соскользнул в ложбину, снова поднялся на волну, и пенистый гребень осыпал их брызгами.

— Айра Гроум, Айра Гроум, — сказала она. — Где мы?

— Что-что? — крикнул Боузли с сумасшедшим хохотом. — Я понимаю, что с вами, мистер Гроум. Вы махнули на все рукой. Вам теперь все до лампочки, и вы щупаете ее на холоду, как эскимос. Верно, мистер Гроум?

Чоун ничего не сказал. И сила этого молчания заставила его очнуться.

— Заткнитесь, Боузли, — сказал он.

— Так ведь я тоже замерз. Возьмите меня в долю, мистер Гроум.

— Заткнись, Боу, — сказал Мейсон.

— Ты мне рта не затыкай, Мейсон. Подумаешь, подчищала из лазарета!

— Как только мы доберемся до берега, Боу, получишь в морду.

— Боузли! — крикнул он. — Я отправлю вас на губу.

— Вот бы мне сейчас на губе сидеть, сэр!

И тут сквозь всплеск крутой волны он услышал голос Чоуна:

— Эй, мистер… эй, мистер…

Он прополз туда, где лежал Чоун, опираясь головой на валик, и нагнулся над ним.

— Ну что, Чоун? — спросил он жестко.

— А вот что, — сказал Чоун, и в холодном свете луны он ясно увидел презрительную усмешку на бородатом лице. — Запомните вот что, — сказал Чоун, хрипло дыша. — Никто не хотел ее больше, чем я. Никто не знал о ней больше, чем я. Никто не молится на нее так, как я. Никто не любил ее больше, чем я. — Он закашлялся и вытер губы. — А вы — пустое место, — прошептал он презрительно. — Пустое место. И все. Проваливайте.

— Ну ладно, Чоун, — сказал он ему на ухо. — Я все о вас знаю. И о ваших фантазиях тоже знаю. Поберегите дыхание. Чтобы протянуть подольше.

Он уже отвернулся, когда Чоун сказал:

— Нет!

Значит, он понял, что она рассказала ему о себе и о нем, — понял и не мог поверить.

— Нет, — шептал он с отчаянием. — Нет.

Но Боузли, который пододвинулся к Джине, сказал:

— Мисс Биксби, а мисс Биксби…

— Что?

— Все в порядке, а? На таком холоду что угодно скажешь, лишь бы чуточку согреться. Ну, так все в порядке?

— Все в порядке, — сказала она, протягивая Боузли руку нелепо вежливым жестом. Когда Боузли взял ее руку, она попыталась любезно улыбнуться. Тут плотик резко накренился. Они услышали всплеск. Ее лицо было повернуто в ту сторону, и она вскрикнула:

— Джетро!.. Нет!.. Удержите его!

Мейсон, сидевший ближе всех к Чоуну, уже попытался схватить его, когда он перекатывался через валик, а теперь снова протянул к нему руки, так далеко и так стремительно перегнувшись через борт, что их всех швырнуло в его сторону.

— Какого черта! — взвизгнул Боузли. — Сиди смирно!

Голова Чоуна возникла на миг футах в восьми от плотика и скрылась.

— Жилет! Где его спасательный жилет? — закричал он.

— Джетро! — ахнула она. — Кто-нибудь… кто-нибудь… — Выпрямившись, откинув голову, она истошно закричала и гневно умолкла, выжидая. — Джетро, вернись… вернись, сукин ты сын! — Потом приподнялась и точным движением, даже не качнув плотика, нырнула в волну.

— Господи! — вскрикнул он, оцепенев от неожиданности, а она плыла за Чоуном. Она ведь говорила, что хорошо плавает.

Очнувшись, он крикнул:

— Я ее вытащу, — и перекинул ногу за борт.

— Нет! — рявкнул Мейсон, хватая его за плечи. — Нет! Нет! Опомнитесь! — кричал он. — Вы же совсем ослабели. Вы утонете. Жилет удержит ее на воде. Мы поищем. — Он вцепился в него еще крепче. — Извините, сэр, — сказал он.