– Вы ещё кто такие?
По интонации они поняли, что это вопрос, но язык был им незнаком.
– Привет, – неуверенно произнесла Эвелин, с усилием (Виолетта ещё немного сопротивлялась) ставя стул на пол. – Я Эвелин. Похоже, мы тут застряли.
Приподняв одну бровь, незнакомка взглянула на неё.
– Узнаю, кто так решил поприкалываться, – убью, – пробормотала она себе под нос по-русски. Затем протолкнулась сквозь девушек, оглядела гостиную и, хмыкнув, вышла в коридор.
Виолетта, отпустив злосчастный стул, приблизилась к дивану и рухнула на мягкие подушки. Эвелин опустилась рядом.
– Должна явиться ещё и четвёртая, – помолчав, сказала Виолетта.
– И что тогда? – уныло спросила Эвелин. Она чувствовала себя ребёнком, потерявшимся в лесу. Так хотелось, чтобы кто-нибудь сильный, взрослый и добрый пришёл и забрал её отсюда! Умом Эвелин понимала, что помощи ждать неоткуда, но сердце не переставало надеяться.
– Я не знаю, – вздохнула Виолетта. Закрыла глаза и стиснула пальцами виски.
От нечего делать Эвелин стала бродить по комнате, поднимая обрушенную Виолеттой мебель и собирая подушки в аккуратную кучу.
– Что ты делаешь? – вяло спросила Виолетта.
– Ничего, – ответила Эвелин.
Все подушки к этому времени обрели своё законное место в куче. Эвелин внимательно оглядела творение своих рук, занесла крепкую ножку, прицелилась и одним точным ударом разнесла его. Подушки разлетелись по комнате разноцветным дождём.
Эвелин отправилась снова собирать их в кучу.
Эвелин натянула одеяло на голову. Никто не мог её видеть, но девушка знала, что покраснела до кончиков ушей, и ей захотелось спрятаться. Было очень стыдно вспоминать своё нелепое поведение. Виолетта хотя бы старалась найти выход из положения, а чем занималась она? Собрать подушки в кучу. Разбить. Повторить. Собрать подушки в кучу. Разбить. Повторить. Собрать подушки в кучу. Разбить. Повторить… И так до тех пор, пока не вернулась Изабелла.
Она сделала то, на что ни у кого из них не хватило смелости. Ни Эвелин, ни Виолетте и в голову не пришло так поступить. Эвелин снова спросила себя: как Изабелла ухитрилась сделать это? В одной ли храбрости дело, или, может, храбрость здесь вовсе ни при чём? Задумавшись, Эвелин прекратила самобичевание. Настроение волшебным образом улучшилось, оно стало не отвратительным, а так – средней паршивости. Устав от бесплодных размышлений, Эвелин наконец решилась начать этот день. Встала, потянулась, сделала небольшую зарядку. Вопреки ожиданиям, тело чувствовало себя отлично. Оно привыкло к большим физическим нагрузкам, поэтому пришлось сделать ещё несколько десятков упражнений. Под конец растрёпанная, раскрасневшаяся девушка почти забыла о постигшем её приключении. Контрастный душ принёс мощный заряд бодрости. Выйдя из ванной, Эвелин остановилась перед зеркалом и долго смотрела себе в глаза. Её отражение было, как всегда, безупречно, но в глазах что-то неуловимо изменилось, будто частица счастья покинула их. Кто теперь смотрел на неё из зеркала? Девушка искала ответ на этот вопрос, но не нашла. Махнула рукой и отправилась в гостиную.
Там она обнаружила бледную, мрачную Изабеллу, которая, буркнув что-то, что должно было сойти за приветствие, уткнулась в до смешного миниатюрную чашечку кофе. У Изабеллы было множество причин для плохого настроения, даже больше, чем у других.
Изабелла всегда просыпалась крайне неохотно. Возвращение в мир давалось ей с трудом; вероятнее всего, потому, что вовсе не хотелось туда возвращаться. Зачем? Ведь ничего хорошего там не ждёт… да и ничего плохого тоже. Вообще ничего не ждёт. Семилетняя депрессия давала о себе знать.
Сегодня Изабелла проснулась раньше всех. Точнее, первой открыла глаза и сорок три минуты созерцала малоинформативный потолок. Мысли носились в голове, будто и не было никакого сна. Они напоминали бродячий рой пчёл, нашедший улей после долгих странствий, и теперь жужжали и жужжали внутри, не прекращая ни на минуту своей работы. Изабелла страдала бессонницей, сколько себя помнила, и уже почти привыкла. В детстве она иногда принимала снотворное, сейчас – иногда алкоголь. К счастью, это случалось не каждую ночь. Нередко ей удавалось проспать шесть или даже семь часов кряду.
Но только не в этом дурацком июне.
Кошмары атаковали первого же числа. Изабелла их совсем не запоминала. В памяти оставалось лишь гнетущее ощущение отвратительного липкого страха, которое преследовало потом весь день. Иногда перед мысленным взором мелькали неясные образы: багровое небо, застывшие порывы ветра, бесконечная спираль улиц, запах грозы и крови… Но больше – ничего.
Каждую ночь с первого по шестое июня повторялось одно и то же. Сначала оттягивание до последнего секунды, когда придётся перемещаться из-за компьютера в кровать. Затем – изнурительные попытки уснуть хотя бы одним из восемнадцати способов, которыми Изабелла в совершенстве овладела за долгие годы борьбы с бессонницей. И через несколько часов бесплодных попыток – долгожданное и нежеланное падение в бездну.
Пробуждение несло избавление, почти радость. Если б ещё не остатки липкого страха, бродящие по закоулкам сознания! Но всё же день казался лучше ночи, и Изабелла старалась как можно сильнее растянуть каждый вечер – лишь бы подольше не возвращаться в кошмар.
Вечером седьмого июня, оставив надежду на то, что организм самостоятельно выберется из трясины, Изабелла зашла в аптеку и купила сильнодействующее снотворное по рецепту, который пару лет назад выписал невропатолог. Дома девушка приняла двойную порцию и запила её бокалом сухого красного.
Результат превзошел даже самые смелые ожидания: Изабелла едва успела добрести до кровати. Она заснула как никогда крепко, и никакие кошмары её не беспокоили. Блаженное забытье!
Впервые за долгое время Изабелле удалось выспаться, поэтому утром 8 июня она проснулась в максимально хорошем настроении, то есть почти не в плохом, – в чужой постели, в незнакомом месте.
Сначала Изабелла подумала, что всё ещё спит. Затем, посчитав в уме пару несложных пределов, девушка поняла, что ошиблась: считать во сне невозможно, это самый надёжный способ отличить его от яви. Вторая мысль, которую Изабелла и приняла за основу для дальнейших действий, – что одногруппники и соседи по общежитию решили над ней подшутить.
Изабелла была невысокого мнения об окружающих, особенно о ребятах, которые вместе с ней учились в колледже. Большей частью это были бывшие девятиклассники, которые отнюдь не являлись гордостью своих школ. Для них колледж казался единственным шансом обрести достойную профессию, – шансом, который, впрочем, большинство успешно упускали. Многие их поступки Изабелла не могла понять и оправдать, но за год совместного обучения обнаружила, что ждать нужно чего угодно. Она не любила их и пользовалась полной взаимностью. Изабеллу считали белой вороной, чужеродным элементом в слаженном обществе, чужой, до глубины души чужой. Они молча ненавидели её; она их презирала и уже не пыталась понять. Да, насмешки и подставы прекратились довольно давно, и кто знает, почему над ней снова решили подшутить? Люди – странные штуки. Их нужно принимать как данность.
Разумеется, Изабелла не собиралась этого спускать. Она дала себе слово, что, как только выберется отсюда, найдет шутников и отомстит.
Но для начала надо выбраться.
Изабелла встала с кровати и оглядела комнату. Интересно, кто из её знакомых фанатеет по нелепым турецким коврам? Девушка подошла к окну. Снаружи бил такой яркий свет, что она ничего не смогла разглядеть. «Видимо, специальная подсветка», – подумала Изабелла. Могут же, когда хотят! Девушка была одета, чему совершенно не удивилась: вечером она заснула так быстро, что не успела стащить одежду.
Изабелла отвернулась от окна. В противоположной стене была открытая дверь. За порогом две незнакомые девушки перетягивали высокий барный стул.
– Что за фигня? – спросила Изабелла, подходя к ним. Девушки тут же прекратили своё странное занятие и воззрились на неё.