Среди мертвого молчания, председатель продолжал сурово:
— Если мы не могли оправдать доверия наших теперешних хозяев организацией открытой военной силы — нам остается один путь: скрытого вреда врагу. Мне не нужно вам пояснять это дальше — все вы высшие военные чины и должны сами знать, что нужно теперь делать…
После речи председателя все облегченно вздохнули.
— Значит, еще не потеряна надежда на дальнейшие субсидии?
— Это — главное… Остальное пустяки — все будет сделано…
Так решен был план открытия действий для скрытого вреда неприятелю.
Вечер закончился все же обильными возлияниями шампанского и прочих вин.
Это уже был обычай.
III
II Интернационал и… фунт
Через три дня после этого заседания в помещении «Совета Защиты Родины» шло великое ликование…
На румынском грузовом пароходе прибыли агенты контрразведки и привезли секретные планы обороны города С., выкраденные из штаба Реввоенсовета.
Это была крупная ставка в зарубежной эмигрантской игре.
И опять широко раскрылся британо-французский кошель, только что перед этим захлопнувшийся перед носом «почтенной компании».
Теперь генерал Хвалынский, которому удалось организовать, по его словам, этот «трюк» — высоко поднял голову…
Был разменян в Оттоманском банке крупный чек и генерал с генеральшей долго разъезжали по магазинам европейской части в шикарном автомобиле…
В результате этих поездок у красивой генеральши появилось роскошное колье из бриллиантов с жемчугами, па-рюр из изумрудов и роскошный горностаевый палантин.
Три дня Таня должна была принимать бесконечные картонки с шляпами, ботинками, платьями.
Поставщики ходили в роскошный особняк вереницами — шампанское ящиками, дорогие вина, закуски, сигары — все это потекло широким потоком в особняк.
И когда дан был раут с отрытым буфетом в помещении особняка, куда собрался весь цвет русской колонии с представителями иностранцев — для всех стало ясно, что дело «защиты родины» стоит очень твердо.
Генеральша Хвалынская блистала нарядами и бриллиантами, возбуждая невольную зависть не столь счастливых дам из белой эмиграции.
Маленький артиллерист в очках стоял в проходе вместе с сердитым военным врачом и ехидно говорил:
— Вот они куда идут иностранные денежки… Славно! Экие прохвосты…
В штатском платье с чужого плеча, маленький артиллерист выглядел какой-то ощипанной птицей в больших очках.
Военный врач сердито засопел:
— Прямо подлецы! Жрут здесь шампанское, а у меня в концентрационном лазарете люди мрут как мухи… Опять открылась цинга…
Румынский оркестр заливался какой-то невероятно страстной мелодией. Дирижер, казалось, от наплыва этой страсти хотел вылезть из самого себя…
Открытый буфет с высокой белой стойкой, за которой стояли негры в белоснежных костюмах, брали приступом.
Было громадное требование на коктейли.
Доносились восклицания:
— Трипль кулер!
— Еф-коктейль!
— Финь-сек…
Негры мешали разноцветные ликеры, добавляя туда яйцо, коньяк, ром.
И все эти ядовитые напитки поглощались жадной толпой.
Генерал Хвалынский в новом элегантном фраке с красной лентой на открытом жилете и сверкающей звездой у борта фрака стоял с высоким, чисто выбритым англичанином с деревянным лицом и толстеньким французом с седой козлиной бородкой.
Он почтительно говорил своим собеседникам по-французски:
— Этот раут я устроил в честь нашего объединения с представителями II Интернационала…
Англичанин высоко поднял брови, француз сомнительно улыбнулся…
— Вы им верите?
— О! Теперь это наши преданные друзья… Впрочем, вы услышите речи…
Англичанин серьезно спросил.
— Это дорого будет стоить?
Генерал Хвалынский пожал плечами.
— Мы не выйдем из сметы… Но результаты вы увидите…
На откормленном лице француза появилась жестокая черта.
— Имейте в виду, что на этот раз мы не выйдем из сметы ни на один сантим…
Генерал Хвалынский вежливо поклонился.
— Мы это помним, monsieur.
Из угловой комнаты вышел субъект с распорядительским значком, перемигнулся с генералом и сделал знак румынскому оркестру.
Оркестр замолк.
И сразу водворилась та напряженная тишина, которая предшествует какому-либо событию.
Даже неугомонные пьянчуги у бара замолчали.
Из глубины второй гостиной выступил худой субъект в черном сюртуке и встал в ораторскую позу.
Распорядитель зычно провозгласил по-французски:
— Представитель II Интернационала скажет слово.
Среди наступившей тишины раздался слегка скрипучий, картавящий голос:
— Если бы мир знал, если бы знала истерзанная Россия, что вот в этих стенах, вдали от голодающих и поедающих друг друга крестьян, выковывается вечный союз между великим русским народом и его зарубежными друзьями, то я вам ручаюсь, господа, что весь русский народ встанет, как один человек, против деспотов-большевиков… Второй Интернационал, — повысил голос оратор, — должен сыграть мировую роль в деле защиты интересов всех классов. Мы прежде всего должны объявить собственность священной.
— Но — тут голос оратора достиг вершины пафоса, — нужно очень торопиться, господа! Пока в России еще не ликвидирован голод. А к этой ликвидации уже приняты меры. Вспомните слова великого русского преобразователя: промедление смерти подобно!
Оратор замолк и хитрыми глазами оглядел аудиторию.
После секунды молчания раздались жидкие аплодисменты.
Оратор поклонился с большим чувством и отошел.
Англичанин серьезно произнес:
— Он хорошо говорил… Но сколько это будет стоить?
У француза глаза сделались совсем жадными.
Раут продолжался. Опять бар заработал на славу.
IV
Царская стоянка
Пока верхушки белой эмиграции весело проживали иностранные субсидии под соусами разных «внутренних и внешних» выступлений против ненавистной советской власти, эмигрантская «середина» далеко не благоденствовала.
От пышного стола доставались лишь крохи, собственные сбережения таяли, как лед на солнце.
Жизнь в «международном центре», как называли теперь Константинополь, становилась все дороже и дороже…
Сюда нахлынуло из Европы множество авантюристов со всевозможными проектами «использования страны возрождения полумесяца».
И в этой пестрой, жадной до жизни толпе международной разбойничьей банды — невольно терялась средняя белая эмиграция, которая умела до сих пор у себя на родине лишь проживать готовые деньги да жить на чиновничьем казенном содержании — военного или иного какого-либо министерства.
Да, пришлось нелегко!
И надо было спешно выбираться из положения. Иначе грозила нищета в чужом городе!
Идею дал, как всегда, глава эмиграции:
— Генерал Хвалынский!
Ему уже давно надоели эти люди, которые решительно негодны были для конспиративных работ по контр-раз-ведке.
— Как дорвутся до вина — пиши пропало!
Куда их девать — этих «профессионалов револьвера» — людей, которых с детства, с школьной скамьи корпуса и до самой войны учили только одному:
— Как нужно убивать людей!
Был собран совет, который должен был решить вопрос утилизации этих оставшихся без дела — профессиональных убийц.
Решено было «для усиления средств» «Защиты родины» открыть… кафе-шантан.
Эга идея всех привела в восторг.
— Во-первых — это весело…
Всегда музыка, пение, обнаженные бабенки на эстраде, вино и т. д.
— Во-вторых — это выгодно…
Масса заезжих богатых иностранцев скучает, деньги им девать некуда и т. д.
— В-третьих — это необходимо для… конспирации…
Почему именно кафе-шантан необходим для конспирации — этого никто, в сущности, понять не мог…
Но решили, что это необходимо.
Главное, что при таком деле можно было занять решительно всех — от старцев, убеленных сединами и украшенных орденами и до младенцев.
