Уводя таборы, Сулейман-паша решил, Гурко настигает его и он поворачивает таборы с Адрианопольской дороги на Деде-Агач...
Идёт преображенец Силантий Егоров, месит грязь. Он, как и другие солдаты, далёк от стратегии высшего командования и дипломатических перипетий. Им всем виделось одно: конец войны и Дунайская армия, завершив освобождение болгар, возвратится домой в Россию...
Преображенцы идут в авангарде колонн. Обочь дороги остановил коня генерал Гурко, приподнялся в стременах, кричит:
— Поспешай, братцы, догоняй Сулеймана! Впереди Адрианополь, а там и Стамбул. В России и передохнем, братцы!
Авангард не делал привалов на обед, двигался до ночи, пожуют солдаты сухари, водой запьют и шагают дальше. И только когда сгустятся сумерки, остановит Гурко колонну и загорятся костры биваков. У костров обсушатся солдаты, чайку горячего попьют либо кипяточку, а спозаранку снова в путь.
С начала кампании Силантий Егоров счёт вёрстам потерял, казённые сапоги того и гляди развалятся. На коротких привалах поднесёт Силантий сапоги к костру, постучит заскорузлым ногтем по подошве, удивлённо покачает головой, на чём только и держится...
Скажет удивлённо:
— Это же надо в разум взять, солдат российский Силантий Егоров на своих двоих столь земель исходил, чего только не повидал. Бог даст, может, и главный город османов поглядеть доведётся...
Главный город турецкий Силантию поглядеть не довелось, а вот Адрианополь увидал. Вывесили турки белый флаг, слабы оказались перед российским солдатом Силантием Егоровым... Убедившись, что Сулейман-паша изменил маршрут отступления и свернул на Деде-Агач к морю, Гурко с начальником штаба задумались.
— А не намерился ли Сулейман сыграть с нами в кошки-мышки?
— Вы, Иосиф Владимирович, думаете, что он может повести таборы вдоль моря?
— Как сказать, а предвидеть должны.
Созвали на совет генералов, и Гурко принял решение: за Сулейманом вслед пойдут с отрядами генералы Шувалов и Вельяминов, дабы встретить его с двух сторон и принудить сложить оружие.
О том и генерала Скобелева упредили. В тот же день вызвал Иосиф Владимирович генерала Краснова:
— Данил Васильевич, к тебе и твоим казачкам у меня просьба. Знаю, кони ваши подбились и люди устали.
— Да ты скажи, Иосиф Владимирович, що надо?
— Надо, Данил Васильевич, опередив колонны и не давая туркам опомниться, встать у ворот Адрианополя.
Оставив значительную часть болгарского войска конвоировать пленённую армию Вессель-паши, Столетов со штабом вёл ополченцев к Адрианополю вслед за армией генерала Гурко. Сохраняя дистанцию, за казаками генерала Краснова шли гвардейские полки. Летели на ветру расчехлённые знамёна, шагали ополченцы. По всей дороге болгары восторженно встречали освободителей. Впереди ополчения ехал Столетов. Сердце генерала наполняла гордость, не меньшая той, какую ощущали и дружинники, и народ, запрудивший обочину. К Адрианополю подходила российская армия и с нею болгарские войники. Вот они шагают в национальной форме, будущее армии свободной Болгарии.
На рысях проскакал Гурка со свитой.
Съехав в сторону, он натянул повод. Мимо него проходили полки, ездовые сдерживали, конные упряжки, гремели колеса орудий, зарядных ящиков.
Завидев генерала, солдаты ещё больше подтягивались. Гурко подал знак Столетову, тот подъехал, встал рядом. Мимо проходили ополченцы. Столетов каждого из них знал в лицо и по имени, они, его воины, дороги ему, как собственные дети, ибо он, генерал, стоял у колыбели формирования ополчения. Многие из них были под Самарским знаменем на плоештинском лугу, немало полегло под Загорой и на Шипке, у Шейново и в других боях, и похороненные в братских могилах, лежат они рядом с российскими солдатами, а на место погибших каждый день приходят новые ополченцы...
Пропускал Столетов дружины, всматривался в воинов и вспоминал разговор с царём. Побывав на Шипке уже после капитуляции Хаджи-Осман-паши, Александр Второй сказал Столетову:
— Я с почтением относился к защитникам перевала, генерал, но увиденное превзошло моё представление о мужестве и воинском союзе российских и болгарских воинов. Передайте это ополченцам, генерал.
На что Столетов ответил:
— Ваше величество, созданное с вашего высочайшего соизволения и с помощью российской болгарское ополчение глубоко благодарно за честь с оружием сражаться за свою свободу и независимость.
— Да-да, поблагодарите дружинников... Воспоминания Столетова прервал генерал Гурко:
— Будущая болгарская армия, Николай Григорьевич, должна с благодарностью помнить школу генерала Столетова...
Неожиданно, провожая взглядом проходившее ополчение, спросил:
— Извините, Николай Григорьевич, моё любопытство, нашёл ли себе невесту поручик Узунов?
Столетов улыбнулся:
— Отыскал, ваше превосходительство, в Систово.
— Это хорошо, славянской дружбе надлежит крепнуть...
Поручик Узунов догнал ополчение под Адрианополем. Здесь его ждало письмо брата. Как и прежде, Василько подробно рассказывал о боевых делах в Забалканье, о ночном штурме первоклассной крепости Каре и что турки отступают, а Кавказская армия приближается к Эрзруму...
Мысленно Стоян увидел Василька, да так зримо, отчётливо, с его мягкой доброй улыбкой, открытыми светлыми глазами и ямочками на щеках.
На первом же привале Стоян сел за письмо брату.
В предместье Адрианополя Гурко остановил войска.
Вокруг города, к степному холмистому раздолью подходили дивизии, бригады, полки, батареи на конной тяге, зарядные ящики, фуры обоза, санитарные двуколки. Становились в море седого ковыля. И тотчас же ездовые разворачивали орудия жерлами на вражеский город.
Пятьдесят лет, со времён Русско-турецкой войны 1889 года не видели турки у стен Адрианополя такого скопления российских войск. И эта огромная армия генерала Гурко готова была идти на Стамбул.
Дивизии, бригады, полки охватили Адрианополь, ждут часа наступления... И тогда открылись городские ворота и делегация адрианопольских старейшин вышла навстречу русскому генералу.
Иосиф Владимирович сошёл с коня, в окружении свиты и штаба подождал, когда делегация приблизилась. Ответил поклоном на поклон.
Городской голова в шёлковом халате и зелёной чалме с подобострастной улыбкой заговорил, а рыжий турок-толмач переводил:
— Всемилостивейший Аллах наказал правоверных, и войска генерала Гурку-хана явились к городу светлого султана Абдул-Хамида. Мудрый и великий султан приказал не сопротивляться, сдать город Гурку-хану. Мы — пыль у ног великого султана и не смеем ослушаться его. Но мы просим милостью Аллаха мудрого и милосердного, не вели, Гурку-хан, своим аскерам занимать город. В городе нет таборов, они ушли с Сулейман-пашой.
Слушал Иосиф Владимирович, хмурился. Но вот он заговорил:
— Если в Адрианополе нет войск, гвардия не станет вступать в город. Город займёт лейб-гвардии Московский полк, а комендантом назначаю генерала графа Шувалова. — Повернулся к свите: — Господа, определите дивизии и соединения на бивак согласно диспозиции.
С театра военных действий пришла радостная весть: войска генерала Гурко овладели Адрианополем. Российская армия готова начать марш к сердцу Оттоманской Порты.
По этому поводу в Санкт-Петербурге в Зимнем дворце давали бал. Гремела музыка, и все разговоры сводились к близкому скончанию войны. Царь не скрывал радости. Ухаживая за Долгоруковой, он бравировал:
— Нас отделяет от Константинополя всего сто пятьдесят вёрст. Представьте, Катенька, это как от Москвы до Рязани.
Государь говорил это своей возлюбленной Катеньке Долгоруковой, с которой его связывала десятилетняя любовь с той первой парижской встречи, Катеньке, ставшей после смерти жены Марии Александровны его морганатической женой.
Тогда, на балу, Александр наказывал Горчакову:
