Необходимость взятия Плевны теперь понимали все, от офицера до главнокомандующего. Первое спокойствие в штабе Дунайской армии сменилось тревогой и озабоченностью.

Плевна явилась причиной ухода отряда Гурко из Забалканья. Плевна приковала бригады и дивизии, какие должны были вслед за Передовым отрядом перейти Шипку и двигаться на Адрианополь. Плевна перечеркнула данный план. Более того, Осман-паша, Сулейман и Махмет-Али-паша в случае соединения отрезали бы Балканский отряд от Главных сил, отбросив русскую армию за Дунай.

Плевна грозно нависла над правым флангом российской армии.

К Плевне выехали главнокомандующий со штабом и военный министр. Провели, рекогносцировку.

Великий князь Николай Николаевич доносил государю в. Главную квартиру, что, если Осман-паша выйдет из укреплений, он тут же будет разбит и город взят, ибо сил для этого у армии, осадившей Плевну, достаточно.

Возвратившись в Главную императорскую квартиру, Милютин и Горчаков имели беседу с Александром. Разговор местами носил резкий характер, однако император проявил терпимость.

— Вы, ваше величество, — сказал Милютин, — должны были заставить главнокомандующего принять план генерала Обручева. То, что мы имеем сегодня — результат игнорирования труда опытных работников Генерального штаба. Я, ваше величество, если помните, выражал неудовольствие назначением генерала Непокойчицкого начальником штаба Дунайской армии, но, однако, великий князь Николай Николаевич не прислушался к моим словам.

— Сегодня вы слишком экспансивны, Дмитрий Алексеевич. Это результат ваших впечатлений от поездки под Плевну.

— Отчасти так, ваше величество. Не только главнокомандующий, но и я, как военный министр, несу ответственность за боевые операции, а они, как видите, пока оставляют желать лучшего.

— Я надеюсь, со взятием Плевны обстановка изменится. Главнокомандующий обещает.

— Будем надеяться, ваше величество, и уповать на счастье и промахи верховного турецкого командования.

Милютин настоял на отказе от четвёртого штурма Плевны.

— Мы положили тридцать тысяч солдат и пока безрезультатно, ваше величество. Соблаговолите вызвать генерала Тотлебена[18]. Вы ведь сами утверждали, что он непревзойдённый знаток инженерного дела.

Александр Второй согласился и тут же распорядился вызвать в Главную императорскую квартиру Тотлебена, а также отправить в Дунайскую армию гвардию.

— Я получил депешу от советника Жомини, — сказал Горчаков. — Ему стала известна переписка генерала Вердера с Бисмарком.

— И что же уполномоченный германского императора в Петербурге?

— Язвительность генерала перешла грань дозволенного. Неприязнь его к российскому оружию явная. Вердер пишет: российская армия забыла победный звук фанфар и австрийцы при желании могут наступить ей на пятки.

Лицо императора побагровело.

— Я потребую от канцлера отозвать генерала Вердера из Петербурга.

Горчаков возразил:

— Не ко времени, ваше величество. Бисмарк может обратить это против нас.

— Что вы предлагаете конкретно, Дмитрий Алексеевич?

— Мы перед необходимостью овладеть Плевной до зимы, после чего перейти Балканы и развивать наступление правым крылом на Софию, а основными силами, разгромив корпус Сулейман-паши, двинуться на Адрианополь. — То же предлагал и генерал Обручев.

— Да, ваше величество. Только такой вариант обеспечит быстрое окончание войны.

— После чего слово останется за российской дипломатией, — заметил Горчаков.— И как бы нам ни пришлось трудно, мы принудим султана подписать мир, нами продиктованный.

Погода портилась. Лили дожди, и холодный ветер вольготно гулял по горам, врывался в ущелье. Низкие тяжёлые тучи натыкались на скалы, рвались, оставляя рыхлые космы. Костры не горели, дымили без огня. Солдаты сетовали — ни обсушиться, ни обогреться. Вырыли землянки. Сухов сказал:

— Печку бы.

— Может, тебе и бабу, Сухов?

— Хе-хе!

Один из стрелков вздохнул:

— В избе на полатях за ночь взопреешь, но утречку ноги сами на улицу несут.

— Эхма, аль было такое?

— Ниче, братцы, за Богом дружба, за царём служба! Терпи.

Дьячков буркнул:

— Царя бы сюда, на одну ночку! Сухов расслышал, голосок подал:

— Ты, Василий, имя царя не поминай всуе.

— Вредный же ты мужичек, Сухов, ровно заноза. Выйдем, Поликарп.

Выбрались из землянки, размялись после сна. Сентябрь лист на дереве сбросил, по вершинам припорошило первым снежком.

— До белых мух досиделись.

— Конца обороне не видать, за месяц атакам счёт потеряли.

Саушкин подумал, турки торопятся взять перевал до зимы. Завалит снег дорогу, тогда Балканы им не перейти. Оттого их атаки ожесточаются и после каждой сотни убитых оставляет. Только вчера не менее двух бригад ходили на приступ, а с Лысой горы и Малого Бедека били по Шипке их батареи.

Однако и русские батареи взяли османов перекрёстным огнём. Падали убитые и раненые, но живые, перешагивая, лезли настырно...

А в землянке Сухов голоском тоненьким, дребезжащим жаловался:

— Натерпелся я страху, когда увидал, как турки над нашими ранеными лютуют, руки, ноги отсекут, из солдата обрубок делают. Лежат тела безголовые.

— Аллаху угодное творят.

— Башибузук зверь, не человек.

— Ты зверя хищного не обижай. Сытый зверь человека не тронет.

Проснулся солдат, голову приподнял:

— Че приснилось мне, братцы, будто на рыбалке я. В казане уха булькает, парует. Как наяву дух чую.

— От голодухи-то. Пузо харч требует.

— Ныне какая-никакая похлёбка, а снег ляжет — соси лапу.

— Сулейману перевал — орешек крепкий!

— Сколь же сидеть будем?

— Пока турку не побьём... Вернулись стрелки из пикета.

— Слышали, к нам из резерва батальон брянцев в подмогу идёт.

— Одежонки бы тёплой подвезли!

— Коли Сулейман нас прежде не одолел, так уж с подмогой и подавно не одолеет.

В штаб армии Гурко прибыл за неделю до приезда Тотлебена. Иосиф Владимирович посмотрел на часы, было два часа пополудни.

Время обеденное, но адъютант главнокомандующего, полковник Скалой, доложил и великий князь принял Гурко немедленно.

Разговор шёл в основном о перевале. Николай Николаевич согласился с мнением Гурко, что Сулейман-паша основной удар будет направлять на Шипку и обещал помочь её защитникам. Однако посетовал, что все резервы армии берёт на себя Плевна.

— Осман-паша настолько укрепил город, что мы вынуждены вызвать генерала Тотлебена со всеми его инженерными способностями, — сказал великий князь и потёр виски.

Прошёлся по комнате, подошёл к карте, долго рассматривал её. Она вся в районе Плевны была испещрена пометками синими, красными, зелёными карандашами. Наконец заговорил:

— Государь распорядился вызвать на Балканы гвардию. Вы, Иосиф Владимирович, понимаете, что это не от хорошей жизни. Гвардия начнёт прибывать в ближайшие дни. И у его императорского величества было желание видеть во главе её вас, Иосиф Владимирович. — Внимательно посмотрел на Гурко.

Тот встретил эти слова спокойно, лишь поблагодарил:

— Я признателен его величеству за столь высокий почёт, мне оказанный, и постараюсь оправдать его.

Главнокомандующий кивнул:

— Вот и хорошо. После совещания с генералом Тотлебеном отправляйтесь в Эски-Баркач, где и будет формироваться вся гвардия балканской армии...

У помещения штаба Дунайской армии генерала Гурко дожидался его адъютант, чтобы проводить на квартиру, где денщик Василий уже истопил баню и успел сварить щи. Пока генерал ел, Василий молчал. Но вот Гурко отодвинул тарелку и принялся пить чай, как Василий подал голос:

— Ваш благородь, доколь здесь задержимся?

— Тебе, Василий, аль место здесь понравилось?

— Никак нет, ваш благородь, дюже она шумливое, эвон сколь их благородий и высочеств, только успевай тянись во фрунт.