Милютин подумал: сейчас великий князь потребует дополнительные войсковые соединения. Главнокомандующий сказал:

— Мы должны получить резерв, который обеспечит нам перевес над неприятелем. Не так ли, Артур Адамович?

— Совершено верно, армия нуждается в пополнении.

— Прискорбно, только под Плевной наши потери составили шесть тысяч солдат, — вставил Милютин.

Главнокомандующий сделал вид, что не слышит. В разговор вступил император:

— Для усиления действующей армии мы приняли решение мобилизовать гвардейский корпус. Исключая кирасир. Дмитрий Алексеевич, что у вас?

— Мы ожидаем прибытия шестидесяти пяти батальонов, двадцати пяти эскадронов и нескольких батарей.

Великий князь махнул рукой:

— Знаю и то, что буду получать их малыми пакетиками...

— Ваше мнение, господа?

— Считаю новый штурм Плевны возможным после тщательной разведки и подготовки. За это время подтянуть подкрепления. Данные разведки проверить через полковника Артамонова, — сказал Милютин.— Не грех укрепить командование.

— Кого имеете в виду? — главнокомандующий насторожился.

— Криденера, ваше высочество.

Уже расходились, когда император остановил Милютина:

— Дмитрий Алексеевич, вы назвали барона Криденера, и я не могу не согласиться с вами. Сколько горя он причинил мне. Говорят, под Плевной отличился генерал Скобелев. Князь Александр Константинович Имеретинский рассказывал, будто там, где наступал молодой Скобелев, турки начали отступать на Софийскую дорогу. Они готовились покинуть город. Ах, барон, барон, — сокрушался Александр.

— Генерал Скобелев, ваше величество, на месте рекогносцировки установил: к западу от реки Тученины фронтом на юг и запад турки не имели укреплений, а посему предложил генералу Криденеру нанести главный удар по плевенскому укреплению именно здесь. При таком ударе мы принудили бы противника выйти из редутов, что нам на руку, даже имея равновесие сил.

И Милютин, указав на карте район Плевны, наиболее удобный для наступления российской армии, продолжил:

— Данные разведки Скобелева подтвердили местные болгары. Барон Криденер, однако, не принял предложений, как мне кажется, разумных, за что жестоко поплатился. Штурм плевненских редутов во второй раз дорого обошёлся российскому солдату.

— Князь Имеретинский говорил: у Осман-паши английские советники.

— Турецкую армию обучают английские инструкторы, ей продают винтовки и орудия Великобритания и Германия.

— Какое вероломство. Они подписывают с нами договоры, а сами торгуют оружием.

— Нам, ваше величество, необходимо изменить тактику. Рассчитывать только на храбрость российского солдата, значит, нести большие потери.

— Согласен с вами. Прошу помочь великому князю в разработке плана нового штурма Плевны...

Покинув Белу, великий князь Николай Николаевич направился в Булгарени. В коляске главнокомандующего примостился полковник Скалон, его адъютант. Следом скакала сотня драгун. Сорокавёрстный путь проделали за пять часов. Скалону хотелось размять ноги, но главнокомандующий всю дорогу молчал. В ночной темени полковнику казалось, что великий князь спит.

Начало светать, вокруг поблекло. Над землёй потянулся туман. Драгуны плыли в нём, подобно сказочным богатырям. Стало свежо.

— Митька, плесни-ка чарку, зябко. — И, крякнув, пожаловался: — Державный братец насулил, а Милютин цифирью насытил, а по мне, лучше синица в руке, нежели сокол в небе.

Повздыхал, выругался крепко:

— Ну, Митька, удружил твой дядюшка.

Скалой оторопел. Не иначе, отстранит великий князь генерала Криденера от командования корпусом. Но Николай Николаевич кашлянул в кулак, сказал со смешком:

— Быть бы биту барону, да не хочу потакать военному министру. Он на твоего дядюшку обозлился...

Криденера разыскали в госпитальной палате. Он пил утренний чай, когда ему доложили о прибытии главнокомандующего. От испуга полное лицо генерала побагровело. Скалой подскочил к нему, помог сесть. Криденер жалобно пролепетал:

— Я, ваше высочество, хотел государю к его именинам Плевну поднести.

— Вижу, вижу, голубчик, вы и сами переживаете. Однако ж, барон Николай Павлович, на расправу ты жидок. Но не будем поминать прошлое, генерал, надо подумать, как положение исправлять.

Через заслоны прорвались, сломив сопротивление таборов Халюсси-паши. Ночью турецкие батареи не осмелились обстрелять колонну Гурко, побоялись — снаряды могут лечь в расположении своих.

Не дожидаясь рассвета, Иосиф Владимирович дал команду генералу Рауху 1-й Гвардейской кавалерийской дивизией уходить к Ловче, а коневодам 8-й Гвардейской кавалерийской дивизии укрыть лошадей и начать окапываться. Знал Иосиф Владимирович, скоро за перевал начнутся жестокие бои. Сулейман-паша начнёт штурмовать Шипку. Ему необходимо овладеть дорогой к Плевне.

Пехотинцы, драгуны, ополченцы строили оборонительные укрепления, рыли ложементы, ставили фашины.

Гурко, Столетов и другие командиры появлялись среди строивших оборонительную линию, торопили. Часто раздавался голос Гурко:

— Земля каменистая, рук не жалейте, ребята. Хороший ложемент, солдату защита, а турку смерть.

Собрав командиров батарей, приказал:

— Батареи установите, чтобы фланги прикрыть. Турок в лоб попрёт, свинца наглотается, так он попробует нас с флангов взять.

Ставили пушки, где генерал Гурко указал. И разгадал замысел Сулеймана-паши. Тот батареи по высотам установил, на вершинах горных, чтоб обстрел не только перевала вести, но и дороги к Шипке.

Вскоре турецкие батареи охватили Шипку подковой. К перевалу поднимались таборы, готовились к удару.

Иосиф Владимирович понимал: силы защитников перевала недостаточные. Того же мнения и Столетов. Его ополченцы заняли оборону среди солдат и драгун.

Ночью Гурко пробудился от ликующих криков. В землянку, отбросив полог, заглянул генерал Столетов:

— Иосиф Владимирович, Брянский полк пришёл!

Не проявлявший своих чувств генерал обрадовался. Помощь, хоть и недостаточная, но вовремя. Генерал чуял, Сулейман-паша со дня на день начнёт наступление.

Шум в стане русских турки услышали; и после утреннего намаза Сулейман-паша появился на позиции со своим штабом. Он долго рассматривал в подзорную трубу укрепления русских, потом расположения своих батарей, наконец заявил:

— Начинайте обстрел их расположения и не прекращайте, пока не перепашете все их укрепления. А тех временем пусть аскеры роют траншеи по флангам, сжимайте кольцо вокруг русских.

Подозвал Халюсси-пашу:

— Когда солнце взойдёт на той вершине, посылайте таборы в атаку.

Гурко видел, как поднялись аскеры в атаку. Они шли беспорядочно толпами, табор за табором.

— Пойду поднимать своих ополченцев, — сказал Столетов.

А из траншей навстречу туркам поднялись солдаты и по команде батальонных и ротных: «На руку!» приняли таборы в штыки. И уже ни криков «алла», «алла», ни «урра», только стоны и рёв сотен голосов.

Не выдержали аскеры, откатились на свои позиции, отошли и солдаты, укрылись в траншеях.

В тот день ещё трижды подступали таборы, и трижды поднимались в контратаку солдаты и дружинники.

К вечеру бой стих. В укрытиях от полковых кухонь потянуло варевом. По темну солдаты пошли за едой. А в расположении турок было слышно, как зовёт муэдзин правоверных на молитву.

В штабной землянке Гурко собрал командиров, батальонные и ротные отмечали потери и у всех одно: надо резервы. Об этом же говорил и генерал Столетов с командирами дружин.

Согласился с ними Гурко, но в то же время сказал:

— А резервами, господа, мы не ведаем. Однако штаб армии и генерала Радецкого уведомим.

Присутствующие на совещании замолчали. Да и с чем ещё речь вести. Однако генерал Гурко продолжил разговор:

— Уверен, господа, ещё несколько таких напряжённых дней, таких натисков и турки начнут выдыхаться. Считаю, тогда Сулейман-паша перейдёт к тактике выжидания, когда мы какой просчёт допустим. Нет, он не откажется нас сломить, потому как позарез нужна дорога к Плевне, но он постарается сохранять таборы и реже атаковать наши позиции...