Сражение было в самом разгаре. Халюсси-паша видел: скоро русские дрогнут и побегут. Наступит час Гурко. Он, Халюсси, повернёт таборы на этого хвалёного генерала и посрамит его за Хайнкией...
Иосиф Владимирович вёл Передовой отряд к Шипке, когда прибывший связной доложил о развернувшихся событиях. Ярость охватила генерала. Он понимал, к чему может привести провал задуманной операции.
Велев Передовому отряду ускорить движение, он тут же дал распоряжение начинать бой, ориентируясь по обстановке. И когда генерал Гурко повёл наступление, он оказался в сложном положении. Перед ним стоял весь Шипкинский отряд Халюсси-паши...
Стоян поднимался в горы со стрелками полковника Климановича. По каменистым лесным тропам их вели два габровских проводника. Болгары ориентировались легко, шли быстро. Перед Узуновым маячила коренастая спина Климановича.
Лес кончился, впереди открылась дорога и турецкие укрепления на Шипке и горе Святого Николая. И тут стрелки увидели, как над турецкими укреплениями подняли белый флаг.
— Они сдаются! — закричали несколько голосов.
— Не выдюжил турок, тонка кишка! — повеселели стрелки.
Полковник засомневался:
— Неужели Халюсси-паша намерен сложить, оружие?
— Парламентёры! — подал голос Стоян, заметив офицера с белым флагом...
В сопровождении командира первой роты Климанович направился к турецкому парламентёру. Стрелки с нетерпением ждали их возвращения, переговаривались:
— Шипка не Хайнкией, дорога, гляди, какая!
— Теперь наш солдат залом попрёт. Скоро войне конец!
— Удаляется парламентёр, и наш полковник ворочается. С чем-то?
— Тихо, послушаем, о чём сказывать будет!
— Поручик, — сказал проходивший мимо Стояна Климанович, — Халюсси-паша капитуляцию готовит. Привал, братцы.
— Ваше превосходительство, — зашумели солдаты, — велите щец сварить.
— Будут вам, братцы и щи, и баня.
Не успели стрелки на привал расположиться, как турецкие укрепления ожили. Загрохотали пушки на Шипке, повели стрельбу из окопов аскеры.
— Они время выигрывали, полковник, — сказал Узунов.
— Ах, чёртовы башибузуки, — закричали солдата, — пойдём, братцы в штыки!
Климанович поднял стрелков. Турки встретили их отчаянной контратакой. Куда ни кинет взгляд Стоян, из-за укрытий, за камнями-валунами, в горах, как маки, цвели их фески.
Стрелки катились цепью. На них набегали турки. Вот они сошлись в рукопашной.
Смерть опахнула Стояна. Она была совсем рядом. Он, Узунов, чуял её, но страха не успел ощутить. Поручик разглядел свою смерть. Она появилась перед Стояном в образе красивого офицера с добрым, совсем не злым лицом.
Не успел поручик скрестить с ним саблю, как турок ловким ударом выбил её из руки Стояна, занёс над ним свой ятаган.
Тут бы и принял смерть поручик Узунов, но подоспел стрелок. Длинным выпадом он вонзил штык в грудь турецкого офицера, и сам упал, сражённый чьей-то пулей.
Стоян подхватил ружьё и вместе с другими стрелками ворвался в укрепление...
Ночью Халюсси-паша, бросив лагерь и раненых, девять орудий и, запасы боеприпасов и продовольствия, горными тропами бежал к Филиппополю.
Узнав об этом, Гурко послал санитаров для сбора раненых. Печальная картина предстала перед ними, повсюду валялись люто казнённые русские солдаты.
— Головорезы, истые головорезы! — негодовали солдаты и казаки.
Оставив на Шипке Орловский полк с бригадой, Иосиф Владимирович отвёл Передовой отряд в Казанлык, где должен был, дождавшись пополнения, продолжить наступление на Адрианополь...
Когда императору доложили о действиях Передового отряда, он заявил:
— Я всегда ценил военный талант генерала Гурко, он достоин звания генерал-адъютанта.
Передовой отряд стал биваком у Казанлыка. Солдаты устанавливали палатки, драгуны и казаки стреножили лошадей, пустили на выпас, задымили походные кухни, сапожных дел умельцы подбивали подмётки, латали сапоги, солдаты штопали одежду. Иные, уставшие от боя и уморённые переходом, спали в тени деревьев, и только караульные несли дозорную службу...
А в крайнем, просторном доме, где разместился штаб отряда, генерал Гурко, разложив на столе карту, при свете восковой свечи вглядывался в карту Балкан. Она помечена знаками, ему одному понятными...
Вот Задунайская земля... Большая часть её уже освобождена от турецкого владычества. Но сколько ещё предстоит прошагать российскому солдату, сколько сражений впереди...
Сегодня явился к нему болгарин, бежавший из Плевны, рассказывал: Осман-Нури-паша город укрепляет и гарнизон у него до трёх десятков тысяч доходит. Проглядели Плевну, когда она сама просилась в руки, стояла, нараспашку ворота открыв... А кто повинен? Генерал Криденер и штаб армии. Вот и натолкнётся теперь Дунайская армия на серьёзное сопротивление Плевны.
Оторвавшись от карты, Иосиф Владимирович полез в карман мундира, достал письмо из Санкт-Петербурга, от Василия. Оно было ещё прошлого месяца и читаное им не один раз. Но каждый раз Гурко будто разговаривал с сыном, видел его...
Иосиф Владимирович кашлянул. Убедившись, что начальник штаба не спит, заговорил:
— На наш запрос о пополнении отряда штаб армии молчит. Думаю, они отказались от наступления на Адрианополь.
Нагловский ответил:
— Согласен с вами, Иосиф Владимирович. Как бы это не было связано с прибытием таборов Сулеймана.
— Весьма возможно... Но это, Дмитрий Степанович, одна сторона медали, беспокойство у меня вызывают и Шипка, и Плевна. Насторожил особенно сегодняшний разговор с болгарином. Наш штаб армии проворонил, Осман-Нури вошёл в Плевну. А раз он город укрепляет, значит, у него далеко идущие цели.
— Я тоже думал о том.
— И Шипка заставляет решать задачи. Мы её с вами, Дмитрий Степанович, взяли, а главнокомандующий со штабом наши успехи не закрепили, и как бы турки этим не воспользовались... А Плевна нам может стать поперёк горла. Я уже о том телеграфировал великому князю... Обстановка складывается серьёзная... Нагловский подсел к столу, надел очки:
— Что предлагаете, Иосиф Владимирович?
— Пожалуй, Дмитрий Степанович, получи мы подкрепления, ударом Передового отряда по направлению на Адрианополь могли бы оттянуть на себя часть таборов Сулеймана, всё бы меньше их концентрировалось в районе Шипки.
— Передовой отряд требует отдыха и пополнения, Иосиф Владимирович, а в нашем положении мы разве что опрокинем таборы Сулеймана-паши, но продолжать наступление, значит, заведомо обречь операцию на поражение.
— Мы, Дмитрий Степанович, это понимаем, но прислушается ли к нам штаб армии...
Спит Казанлык, спят утомлённые солдаты, но бодрствуют караулы и дозоры. Не спится и генералу Гурко. Расстались с начальником штаба, лёг, а сон не идёт. Ворочается, не покидают голову мысли. Отстучал телеграф его, Гурко, соображения к главнокомандующему, но ответа нет. Ему бы пополнить Передовой отряд и из того исходить в дальнейших действиях... Планы, планы... Их он строил, когда на перевал вёл отряд, проигрывал се штабом, а в Забалканье оказались в неведении... Нет согласованности с главным штабом. Он понимает: в таком положении марш на Адрианополь, блеф. Но что он мог бы предложить? У него уже есть своя точка зрения на дальнейшие операции. Если прибудет пополнение, он оставит в Казанлыке часть болгарского ополчения и сделает с Передовым отрядом отвлекающий манёвр, оттянет на себя таборы Сулеймана-паши, а тем временем главные, силы Дунайской армии, перевалив через Шипку, вступят в Забалканье. Тогда он, Гурко, сыграет роль авангарда.
Прежде чем предложить такой план на эту стратегическую операцию, Иосиф Владимирович посоветуется с командирами своего отряда, обсудит предстоящий маршрут, возможные узлы сопротивления, силы противника. Наступление на Адрианополь должно разворачиваться стремительно, предварив высадку всех войск Сулеймана, не дав им сосредоточиться. Закрепить успех Передового отряда немедленно должны главные силы армии...
