-Это потому, что я хорошо прячусь.

Новый человек. Иначе этого Ира не могла себе объяснить. Что-то случилось за лето с замученной и закомплексованной Ксюшей, позволив родиться на свет Ксюше новой – открытой и забавной.

В среду они отправились в гости к Ириному одногруппнику – Степану – чтобы по телевизору посмотреть солнечное затмение. В маленькой однокомнатной квартирке по улице Герцена собралось двенадцать человек. Те, кому посчастливилось прийти раньше, оккупировали диван, остальные расселись на полу.

Смотрели новости, пили пиво, хохотали взахлеб и ожидали конца света.

-Подумайте, как это символично, - заявил непонятно как оказавшийся в этой компании Кот, - заканчивается тысячелетие, его закрывает от солнца тень, и новому уже не начаться.

-Напыщенный дурак, - засмеялась Ксюша, - два тысячелетия пережили, переживем и третье. И не тень закрывает землю от солнца, а вовсе даже луна.

-Это кто дурак, я дурак?

Кот юркнул поближе к дивану, и в следующую секунду Ксюша уже барахталась в его руках, визжа и возмущенно смеясь.

-Котяра, поставь меня на ноги, быстро!

Без толку. Не таким был Костик Бухарин, чтобы просто так спустить с рук упоминание о дураке.

-Затмение, - провозгласил он, пронося Ксюшу на руках мимо телевизора, вдоль хохочущей компании студентов, - Ксюха-луна закрывает собой солнце. Ксюх, не болтай ногами, а то затмение будет не полным.

-Хватит вам, - улыбаясь, присмирила ребят Ира, - так и настоящее затмение пропустим.

Кот послушно опустил красную растрепанную Ксюшу обратно на диван и, довольный, присел у её ног.

-Как затмение? – шепотом спросила Ира, склоняясь к Ксюшиному уху. – Понравилось?

-Конечно. Очень приятно почувствовать себя полной луной.

Говоря это, Ксюша повернулась к Ире, и целую секунду их губы были в опасной близости друг от друга. Так близко, что Ира чувствовала тепло дыхания и запах мятной жевательной резинки. Ей сразу захотелось отодвинуться, но было некуда – на диване их сидело семь человек, тесно прижатых друг к другу. Но если грудь Вадима, впивающаяся Ире в плечо слева, никак её не беспокоила, то вот Ксюшина, едва касающаяся её собственной, доставляла немало волнений.

Хотелось целоваться. Ох, как хотелось целоваться! Прямо при всех, ни о чем не думая, потискать это мягкое тело, погладить губами горячий рот, исправить несправедливость и наконец-то прижаться так, чтобы грудь не «едва касалась», а как следует расположилась на её собственной груди.

«А как же дружба, которая дороже секса? – Сама себе напомнила Ира, и сама же прервала. – Да иди ты! Уж и помечтать нельзя».

На экране телевизора сотни иностранцев высыпали на улицы – с фотоаппаратами, с цветным стеклышками, с видеокамерами – они как муравьи разбегались по огромным равнинам и набережным, глядя в небо, где на золотой солнечный шарик уже упала лунная тень.

Все притихли. Только шумел телевизор, и капала из плохо закрученного крана вода на кухне. Это сумасшествие длилось всего несколько минут, после чего ребята отмерли и принялись громко обмениваться впечатлениями.

-Лемешева, - горячий шепот вдруг обжег Ирину щеку. - Пошли в общагу, а? Отметим конец света.

STOP.

FORWARD. PLAY.

-Ксюнь, я тут, - Лена помахала рукой, и Ксюша наконец-то ее увидела. Подошла, ткнулась носом в щеку, и тут же отодвинулась.

-Ну? – Спросила она. - Может, уже расскажешь, зачем все эти тайны мадридского двора?

-Чтобы ты немедленно сбежала? – Спросила в свою очередь Лена и, взяв Ксюшу под руку, увлекла за собой. – Не дождешься.

Они пошли по улице Гагарина – мимо кафе «Золушка», в котором, Ксюша помнила, подавали прекрасную пиццу.

-Мы идем в Ботанический сад? – Сделала еще попытку Ксюша. – Займемся природоведением?

-О, чем-нибудь мы обязательно займемся, - засмеялась Лена, - но едва ли это будет природоведение.

От этих слов по Ксюшиной шее пробежал холодок. Она не первый раз обращала внимания на шутливые замечания подруги, но с каждым днем эти замечания почему-то все больше походили не на шутку, а на легкий, безобидный, но все же флирт.

С Гагарина они свернули на Герцена, там сели на автобус, проехали несколько остановок и вышли у входа в парк.

-Значит, все-таки природоведение? – Хмыкнула Ксюша.

-Значит, все-таки не совсем, - улыбнулась Лена, увлекая ее за собой дальше.

Даже в страшном сне Ксюша не могла представить, ЧТО она увидит, когда они доберутся до места.

На траве – два больших покрывала. На клеенке – тарелки, стаканы, что-то из еды. Шампуры с нанизанным на них мясом, лежащие поперек четырех кирпичей. И – половина учительского коллектива школы №12.

-Лен, ты охренела? – Прошипела Ксюша, пятясь назад. Бежать, бежать отсюда к чертовой матери, пока никто не заметил. – Я немедленно ухожу.

-Стоять! – Лена цепко держала ее руку и продолжала тащить за собой. – Хватит уже вести себя как девочка-пятиклассница. Пойдем. Выпьешь вина с коллегами, от тебя не убудет.

Прежде чем Ксюша успела что-то сделать, Лена все-таки вытащила ее на поляну, и теперь уже бежать было поздно. Все смотрели на них – кто-то помахал рукой, кто-то просто кивнул, кто-то не обратил внимания.

Зато Ксюша обратила. Сотникова стояла и пристально смотрела на них, не отводя взгляда. Она была в спортивных брюках с лампасами, в белой футболке и олимпийке, накинутой на плечи. Такая же, какой Ксюша ее помнила с детства. Без косметики. Без строгого костюма. Она посмотрела еще несколько секунд, и отвернулась к физкультурнику.

Лена поздоровалась со всеми вместе, и с некоторыми отдельно. Она по-прежнему не отпускала Ксюшин локоть: видимо, боялась, что та сбежит. И, надо сказать, основания на то у нее были.

Было очень странно улыбаться библиотекарше, здороваться с трудовиком и присаживаться рядом на покрывало с математичкой. Еще более странным было брать стакан из рук физика и чокаться с географом. Во всеобщем гомоне общения Ксюша как-то потерялась, стала казаться сама себе маленькой и незаметной, и тайком посматривала по сторонам, примериваясь, как бы поскорее сбежать.

-На, - Лена вдруг снова оказалась рядом и сунула в Ксюшины руки гитару, - сиди и бренчи, если уж никак в себя прийти не можешь.

Они обменялись понимающими взглядами, и Ксюша приняла гитару в свои объятия. Давно, ох, давно она не держала ее в руках. В институте гитаристов было и без нее достаточно, а после института и вовсе…

Она взяла несколько аккордов, прислушалась, и взяла еще несколько. Пальцы вспоминали все сами – будто память о многочисленных уроках музыки с детства впиталась в их кончики, и сидела там до поры до времени, ожидая, когда в них возникнет нужда.

Никто не обращал на нее никакого внимания, а она вдруг вся погрузилась в неспешные ласки пальцев и струн. Незатейливые мелодии становились все более затейливыми, а простые аккорды – все более сложными. Впрочем, кто знает, верными ли были эти аккорды? Как и в детстве, Ксюша больше доверяла ушам, чем памяти – она не просто слышала музыку, иногда ей казалось, что она даже видит ее, ощущает кожей, различает цвета.

Лестница здесь. Девять шагов до заветной двери.

А за дверями – русская печь, и гость на постой.

Двое не спят. Двое глотают колеса любви.

Им хорошо. Станем ли мы нарушать их покой.

Опять «Сплин» - неуловимый призрак юности. Женька, Лека, Виталик… И снова Лека, и снова Женька. Где каждый из них сейчас? Жива ли Лека? Смогла ли Женька найти свое счастье в Москве?

Нечего ждать. Некому верить: икона в крови.

У штаба полка в глыбу из льда вмерз часовой.

А двое не спят. Двое дымят папиросой любви.

Им хорошо. Станем ли мы нарушать их покой?