Кристина говорила без остановки – то обращаясь к Жене, то к парню с его пакетом, а то и вовсе в никуда.

Ксюха плелась сзади, когда Женя вдруг отстала и поравнялась с ней.

-Не обращай внимания, - посоветовала тихо, - она перед новыми людьми всегда выпендривается, потом это проходит.

-То есть весь цирк ради меня?

-Не совсем, но… Потом она станет спокойнее, увидишь.

И правда – стоило им дойти до длинной каменной лестницы и спуститься по ней к набережной, Кристина притихла.

Они нашли железный «грибок» недалеко от воды, и расселись – Женя с Ксюхой, Кристина – с парнем. Из пакета были извлечены бутылки «Балтики 3», и вечеринка началась.

-Ксюш, ты уже специализацию выбрала? – Спросила Женя. – На кого учиться будешь?

-На учителя истории, - ответила Ксюха, сделав глоток теплого пива, - а ты на кого учишься?

-Я на кафедре русского языка и литературы.

Екнуло что-то в сердце, словно ворохнулось, и снова утихло.

-Кристина, а ты?

-А мы с Толиком будем географами, - заявила Кристина, - закончим институт, и поедем мир исследовать. Хочу заграницей побывать, а это, похоже, единственный способ.

-Почему? – Удивилась Ксюха.

-Ой, с такими родителями как мои, других вариантов быть не может. Гены, понимаешь ли.

-То есть?

-Ну смотри, - Кристина приосанилась, и принялась перечислять, - кто мог умудриться влипнуть во все финансовые пирамиды, которые только были в Сюзе? Мои предки. Кто в момент распада «МММ» решил, что настало время покупать акции, и потратил на них все оставшиеся деньги? Мои предки. Кто додумался продать свои ваучеры соседу за акции швейной фабрики? Они же. У нашей семьи это в крови, так что мне лучше вообще лишних денег в руки не давать – тоже вложусь в какую-нибудь хрень, и все потеряю. Поэтому единственный способ путешествовать – это иметь подходящую работу.

Ксюха посмеялась про себя. Ее мать в прошлом году тоже что-то такое говорила насчет акций, но отец на пальцах объяснил ей, чем все это кончится, и запретил разбазаривать деньги.

-Жертва талого льда, - напела вдруг Женька, и засмеялась, - еще одна.

-Ой, ну не всем же нести доброе и вечное, - парировала Кристина, - у тебя, Женька, путь прямой и ясный: будешь тянуть лямку в школе, рассказывать детишкам о прекрасном. А я и своих-то детишек не хочу, не то что чужих…

-Я тоже, - вырвалось у Ксюхи, - думаю, у меня никогда не будет детей.

-Почему? – Удивилась Женя. – Я понимаю, что сейчас рано, но потом…

-Потому что я не вижу в них смысла. Дети отнимают у родителей их жизнь, подчиняют ее себе, и становятся центром всего на свете. А я хочу жить своей жизнью.

-А мамина девочка дело говорит! – Раздался сзади ехидный голос, и Ксюха обернулась, проливая на себя пиво.

-Ирка! – Обрадовался Толик. – Ты что тут делаешь? Садись к нам!

Ксюха проследила взглядом, как Ира появляется из темноты, усаживается на корточки, и мотает головой на предложенную бутылку пива.

-А ты не думаешь, что это очень эгоистично? – Женя словно не заметила появления еще одной девушки. – Все-таки жить только ради себя – это как-то…

-Жить ради себя – это нормально, - сказала Ксюха, - в этом есть смысл. А растрачивать свою жизнь на других – вот это глупо и эгоистично.

-Объясни? – Ира вдруг подвинулась к ней поближе, и это было до ужаса неприятно, но Ксюха стерпела.

-Ну смотри, кто бы ни дал тебе эту жизнь, он совершенно точно дал ее именно тебе. И твоя задача – развиваться, расти, познавать новое, открывать в себе скрытые грани. А если ты забиваешь на свою жизнь и начинаешь жить ради кого-то – ты идешь наперекор базовому устройству мира, и говоришь ему: «Эй, чувак, ты что-то не то придумал. Дай-ка я сделаю по-своему». Поэтому и эгоистично.

Все притихли. Ксюха снова отхлебнула пива.

-Ты не права, но мысль интересная, - вынесла свой вердикт Ира.

-Пускай, - пожала плечами Ксюха, - я могу быть трижды не права, и это будет не важно. Потому что важно только то, во что я верю.

-А как же любовь? – Кинулась в спор Женька. – Разве любить – это не отдавать себя без остатка другому человеку? По твоей логики это тогда тоже эгоистично.

-Конечно, эгоистично, - кивнула Ксюха, - ты ж не от великого альтруизма себя другому отдаешь, а потому что тебе так хочется, нравится, и вообще так легче…

И умолкла, задумавшись.

-Что именно легче? – Спросила ошарашенная Кристина.

-Отдавать – легче, чем строить свою жизнь. Приходишь к любимому, выкладываешь ему все, что у тебя есть – и все, с тебя взятки гладки. А нужна ты ему такая? Может быть, ему нужно совсем другое. Меняться ради любимого – в этом есть смысл, а тупо отдавать… Не уверена.

Ира вдруг рассмеялась и захлопала в ладони.

-Мамина дочка – самый потрясающий демагог из всех, кого я знаю! Первый приз достается ей.

-Слушай, - Ксюхино терпение кончилось, и она посмотрела на веселящуюся Иру исподлобья, - давай так: еще раз назовешь меня маминой дочкой – и наше общение закончится, даже не начавшись. Идет?

Видимо, в ее голосе прозвучало что-то такое, от чего все остальные вдруг притихли и замерли. Ира пристально смотрела на нее, и насмешка не сходила с ее лица.

-Идет, - сказала она наконец, и все словно выдохнули.

В общагу возвращались поздно, с трудом отыскивая в темноте дорогу. Пели песни, декламировали стихи, делились мечтами.

-Я уже несколько месяцев безумно хочу в Питер, - говорила Женька, чуть запинаясь, - посмотреть живьем на питерское небо.

-Это на нее так «Сплин» действует, - хохотала Кристина, - спели бы они про Москву – она бы и в Москву собралась.

-Боже упаси, в Москву – никогда и ни за что. Не нравится мне этот город.

Ксюха «Сплин» не слушала, и в Питер не хотела. Она шла и думала: а о чем теперь мечтает она? И не находила ответа.

-Все закончилось, - шептал тихий голос в ее голове, - нет у меня больше ни мечты, ни надежды, ничерта. Осталось только одно. Я должна сдержать слово. Я должна стать другой. И все остальное не имеет никакого значения.

***

Начались занятия, и Ксюха потихоньку втягивалась в новый для нее – студенческий – мир. После лекций шла в общагу, готовила что-то вместе с Женей на общей кухне, обедала и отправлялась в библиотеку. Иногда пила пиво с заходящими в гости Кристиной и Толиком. Иногда просто ложилась спать и плакала, стараясь упрятать слезы в подушку.

Приучалась к Женькиным песням, к Женькиным стихам и Женькиным фильмам.

Рядом с моей кроватью стоит твоя фотография,

В твоем сердце жил маленький бесенок.

Посмотри на меня! В моих глазах растерянность и боль,

И всё, что я могу сделать сегодня, – это понять.

Вот только понять не получалось.

Притворяться – да. Стараться – да. Понять? Нет.

В один из осенних дней встретила на улице Иру. Та играла ногами с опавшими листьями, подбрасывала их носами ботинок, и заливисто смеялась. Ксюха смотрела, и чувствовала, как зависть пронизывает ее от головы до пят. Она тоже хотела бы, чтобы было так. И не могла.

-Эй, мамина дочка! – Ира вдруг заметила ее, и махнула рукой. – Иди сюда!

-Мне казалось, мы договорились, - мрачно сказала Ксюха, подходя ближе.

-Ты о своем маленьком демарше? Да брось, это же забавно! Ни у кого нет такого имени как у тебя. Мамина дочка – звучит же?

Ксюха молчала, и Ира сдалась:

-Черт с тобой. Будешь Ксюшей, раз тебе так нравятся банальности. Куда идешь?

-Не знаю, - неожиданно честно ответила Ксюха, - гулять, наверное.

-Прекрасно. Пошли вместе.

И они пошли – по улице Греческой, мимо солнечных часов, к парку. Всю дорогу Ира рассказывала, за что она так сильно любит осень, а Ксюха думала свои невеселые думы.

-Я не смогу так, - говорила она себе, не обращая на Иру никакого внимания, - я не привыкла так. Мне нужен кто-то безопасный. Кто-то, кто снова придаст смысл. Кто-то, на кого я буду смотреть и замирать сердцем. Иначе я не вынесу эти чертовы пять лет.