Прошло не менее двух часов прежде чем у меня появились силы идти. Ты подскочила с готовностью, подставила плечо и практически потащила меня вперед.
Ксюшенька… Я ведь всё поняла. Я поняла это сразу, только лгала себе, ведь приятнее было думать, что тебе и вправду плохо, чем поверить в то, что ты это сделала лишь для того, чтобы мне помочь.
Как мне хотелось поблагодарить тебя… Пригладить вихры на твоем лбу, сжать плечо, обнять и сказать «спасибо». Но стоило мне сделать шаг, как ты отступила. Сразу вернулось ехидство, ухмылка и горящий, тщательно скрываемый, взгляд. Но с этого дня я начала тебя понимать. А это немало значило. По крайней мере, для меня.
До конца лагерной смены ты успела немало потрепать мне нервы. Чего стоила одна твоя прогулка в горах на лошадях с черкесами! А шашлык, поданный вместо завтрака в столовой? А сгоревшая «случайно» баня? Ксюшка-Ксюшка… Ты была чудесным пыточным орудием. Которое убивает медленно и изощренно.
До конца лета мы не виделись. В августе Денис предложил мне выйти за него замуж, и я отказалась. Мы жили вместе, но женитьба казалась преждевременным и непродуманным решением. Кроме того, Кирилл был очевидно против.
Как он скучал по тебе! Как мучился… Впервые в жизни он ждал сентября, а не откладывал в голове его наступление. Сколько раз я была на грани того, чтобы позвонить тебе и пригласить в гости… Только понимание педагогических принципов сберегло меня от этого шага. Хотя сейчас я понимаю, какая жестокая это была ошибка. Он так и не смог нас простить. Меня – за то, что не разрешила. Тебя – за то, что не стремилась.
1 сентября был первый звонок, он же ознаменовал и начало политических преобразований в России, которые звенели всю осень и зиму. Для меня же первый звонок стал новым поворотом в судьбе. Началось с того, что Денис пришел работать в нашу школу учителем физкультуры. Мы получили возможность чаще видеться, больше времени проводить вместе и любовь наша расцвела с новой силой. Я получила мужа и потеряла сына.
Конечно, в этом была целиком и полностью моя вина. Ты принесла моего сына в жертву своей любви, а я позволила тебе это сделать. Позволила, не понимая, что жертвой – раз уж без этого было не обойтись – должна была стать я. Я, а не Кирилл.
Ксюха-Ксюха… Что же ты натворила тогда? Неужели тебе не было его жаль? Неужели всё, что тебя волновало – это твои чувства, и в угоду им ты положила на алтарь маленького мальчика?
Да, так оно и было. И это еще одна вещь, которую мне очень сложно было простить тебе. Но своего ты добилась – всё чаще и чаще в моем доме начало звучать твое имя. Кирилл возненавидел тебя. И меня. И Дениса. И всех вокруг. Он продолжал бегать по утрам, вечерами ходил в секцию волейбола, по выходным убегал из дома на весь день, и категорически отказывался со мной разговаривать.
А ты снова начала хулиганить. И степень хулиганства росла вместе с тобой – невинные шалости превращались в серьезные проступки, а забавное противостояние школьной администрации в конфронтацию с директором. Я растерялась и не знала, что мне делать. Я металась между школой и сыном, в семье повысилась напряженность, и 2 ноября Денис впервые меня ударил.
Не морщись, Ксюшка, и не сжимай кулаки – ты никогда не знала, почему он это сделал и зачем. А ударил он за дело. Я позволила себе унизить его перед друзьями. И получила за дело. Но на этом всё не прекратилось.
Денис почувствовал свою силу. Почувствовал себя главой семьи. Мужчиной с большой буквы. И вложил в это слово иной смысл. У меня не было сил бороться и оставалось только подчиниться.
Ты зря думаешь, что он бил меня. Он не бил. Он просто позволял себе чуть больше, чем может позволить мужчина его возраста. И самая его большая ошибка заключалась в том, что он позволил себе рассказывать об этом другим. В твоем присутствии.
Ксенечка. Ксенечка. Ксюшка… Я смеюсь, вспоминая об этом. Смеюсь, а перед глазами стоит лицо Дениса, лысого, с поцарапанной головой, и такого забавно-смущенного. Как он злился! Как кричал! Какими словами поносил тебя, находя при этом полное понимание у Кирилла. И с какой яростью требовал расправы…
Что ж, он получил свое. Я не хочу вспоминать, что было дальше. Не хочу помнить это родительское собрание, свое предательство, твою силу духа, свой позор, твоего прекрасного отца. Позволь мне забыть об этом и не думать никогда о том, какую боль я тогда причинила. Просто поверь, что я не хотела, чтобы так получилось… Я была слаба. А слабый человек способен ударить похуже, чем самый сильный.
Не прошло и нескольких недель, как я снова ударила тебя. Ты совершила что-то, какую-то очередную глупость, пустяк, бессмыслицу, и я не выдержала. Я рассказала тебе всё, что я о тебе думаю. Я говорила страшные вещи, стремясь обидеть тебя и задеть побольнее. С каждым словом я вбивала кулак в живое и теплое – душу ребенка. И снова педагогический провал. И снова то, чего я никогда не смогу себе простить.
И ты – не простила. С изяществом и присущим тебе стилем ты начала мстить: заулыбалась, расцвела, разрумянилась красотой молодой девушки, и начала встречаться с лаборантом кафедры физики.
Прекратились наши «случайные» встречи, Кирилл становился с каждым днем всё более хмурым и отстраненным, а ты вышла в отличники и игнорировала меня с такой грацией, что оставалось только аплодировать.
Тебе было всё равно. Ты не демонстрировала этого, не выпячивала – я верю, что тебе ДЕЙСТВИТЕЛЬНО было всё равно. Не знаю, добилась ли ты, чего хотела, но моя жизнь пошла наперекосяк.
Денис сорвался с тормозов. Теперь он был не главой семьи, а тираном и сатрапом. Кирилл начал курить. В школе все без исключения учителя поражались твоему интеллекту и возникшей вдруг ниоткуда усидчивости.
Ты блистала на школьных вечерах, на краевых олимпиадах, выигрывала соревнования по волейболу и игнорировала, игнорировала, игнорировала всю мою семью. Взгляд твой погас. Ты больше не смотрела на меня, как раньше. Не прятала глаза. Ты стала абсолютно равнодушной.
В девяносто четвертом ты начала теснее общаться с Завадской. И взглядом, который раньше принадлежал мне, теперь завладела она. Чем она привлекла тебя? Знанием истории, так я думала тогда. Хорошим отношением, так я считаю теперь.
В то время ты была очень увлечена историческими событиями нашей страны. Олимпиады, рефераты, доклады – всё катилось как снежный ком, и я следила за твоими успехами. Еще бы, ведь я была твоим классным руководителем! Что мне еще оставалось.
На выпускном ты единственная не подарила мне цветы. Стояла у сцены актового зала в своей военной форме, обменивалась шутками с друзьями, вручила огромный букет Завадской, и даже взглядом меня не удостоила.
А я была счастлива. Я радовалась, что в будущем году возьму под классное руководство пятый «б», и никогда больше тебя не увижу. Но было и что-то еще. Что-то, что настойчиво царапало мне сердце, и не давало возможности просто пройти мимо. Наверное, я уже тогда начинала понимать, как буду помнить тебя. И как буду скучать.