Остроумный ответ так и вертелся у Джека на языке, одна из лучших фраз, которую он когда-либо произносил: «тогда я и правда был бы облапошен» или «это бы подпортило мои шансы»,*1] по крайней мере, что-то не менее остроумное. Однако желание как-то словесно обыграть английское нелитературное «bitch» и французское «chienne» несколько его озадачило. Преждевременная улыбка померкла и он выдавил из себя:

— Что до этого, сэр, то вероятно я останусь вашем гостем до самого конца войны. Будем надеяться, что конец этот наступит достаточно скоро, до того, как я исчерпаю ваше гостеприимство.

— О, не беспокойтесь! — сказал адмирал. — Император добился прекрасных результатов на севере. Австрийцы раздавлены.

— Меня грозились заключить в Битш, — промолвил Джек, вернувшись в монастырь. Его намерения были абсолютно ясны, ведь Верден и Битш являлись основной темой разговоров уже в течение последних пяти дней, исключая только разговоры о ходе войны, насколько можно было судить по размещённой вMoniteur информации, и о юной особе, приносившей Ягелло еду.

Верден был городом, где держали военных заключённых. Битш — крепость, в которой в заключении находились решившиеся совершить побег. Относительно обоих мест ходило множество слухов как о крайне неприятных заведениях на далеком северо-востоке Франции, холодных, влажных и дорогих. Но едва ли кто-либо из состоявших на службе знал их не понаслышке, ведь Бонапарт отрицал обмен пленными в обычном смысле этой процедуры, и так как в действительности очень немногим посчастливилось быть обменянными, почти никто из попавших туда уже не возвращался обратно. Однако среди этих немногих счастливчиков оказался Хайд, который старшим мичманом сбежал сначала из первого места, а потом в компании троих приятелей, и из второго, и в конечном счёте пешком вышел к Адриатике.

Его рассказы слушали с предельным вниманием, что несколько восстановило уничтоженную самооценку лейтенанта — среди всех пленников он единственный оказался слишком ослабленным, слишком несчастным и печальным, чтобы дать комиссару обычные шутливые ответы: выданные им подробности были ясны, скучны и абсолютно правдивы. Джек вновь попросил его рассказать о крепости, особо остановившись на любых средствах для побега, и Хайд описал вздымающуюся скалу песчаника, укрытые проходы, защищённые от гранат окопы и чрезвычайно глубокий ров:— Что до побега, сэр, главное в этом конечно же деньги, карта и компас. Когда днём приходится отлёживаться, пригодятся сушёная говядина, сухари, тёплое пальто и крепкие ботинки. Но главное — всё же деньги. С ними можно сделать почти всё, и даже одна гинея заведёт очень далеко, английское золото здесь очень высоко ценится...

Джек улыбнулся. На удивление, у него в кармане этого золота лежало достаточно, вполне хватит, чтобы с умеренным комфортом обеспечить «ариэльцев» в этом путешествии. И он знал, что Стивен скрыл за пазухой приличное количество гиней, которые ему выдали на Балтику на случай необходимости, и которые остались нетронуты вовсе.

— Добрый нож и драёк, ну или хотя бы свайка, очень пригодятся, — продолжил Хайд. — И...

— Юная особа к мсье Ягелло, — с ухмылкой воскликнул караульный. Он отошёл от двери, в которую вошло юное создание, держащее в руках покрытую тряпкой корзину и в смущении склонившее свою прелестную головку. Остальные отошли к окну и завели отстранённый разговор, как им казалось, вполне естественный. Но лишь некоторые смогли удержаться, чтобы исподволь не бросать взгляды на деву, а уж слов Ягелло не пропустил ни один:

— Но дорогая моя мадмуазель, я просил чёрный пудинг и яблок, только и всего. А тут фуагра, лобстер под сыром, куропатка, три сорта сыра, пара сортов вина, клубничный пирог...

— Я его сама испекла, — прощебетала юная леди.

— Уверен, просто пальчики оближешь. Но я не могу себе всё это позволить.

— Вам нужно набраться сил. Заплатите позже, ну или как-то ещё рассчитаетесь, как вам угодно.

— Как же? — искренне удивился Ягелло. — Вы имеете в виду долговой распиской?

— Давайте прогуляемся во дворе, — сказала она, залившись краской.

— Ну вот опять, — утянув Стивена в другую комнату сказал Джек. — Вчера это был громадный пирог с трюфелями. Завтра отведаем свадебного пирога на сладкое, не иначе. Никак не пойму, что они в нём находят? Почему же все Ягелло, а остальным ничего? Вот Фентон, к примеру, отличный крепкий юноша с бакенбардами, которыми можно просто гордиться и густой бородой, будто кокосовой — ему бриться дважды в день приходится, — силён как конь и прекрасный моряк. Но к нему ни одна Пэтти не приходит. Собственно, я хотел рассказать тебе новости. Полковник сбежал.

— Я знаю, — сказал Стивен, которые посещал крепость вместе с хирургом «Ариэля».

— Я так и думал, — кивнул Джек. — Не похоже, чтобы это тебя очень уж заинтересовало.

— Ну да, — Стивен мгновенье поразмыслил. — Ты не знал его в лучшие дни. В море он сам не свой. Много болтает, и ты даже мог принять его за жалкого blateroon.*2] Но уверяю тебя, дорогой, как герильеро ему нет равных, на суше это настоящий лис. Он ускользнёт в безопасное место, будто змея, и пока ты будешь топтаться, рассматривая окопы, будет прятаться в стогу сена, в миле от тебя. Я знаю, что он сумел пробраться от Таррагоны до Мадрида, при том, что за его голову была назначена награда в сотню унций золота, и там перерезал горло изменнику, пока тот спал в своей постели. Не беспокойся, денег у него достаточно, как и опыта. Он будет за границей к тому времени, как мы достигнем Вердена.

— Прошу прощения, сэр, — Хайд открыл дверь. — Обед на столе.Они принимали пищу в общей монастырской трапезной, весьма аскетичной комнате, едва ли сколько-нибудь переменившейся с момента постройки, разве что оконные проёмы укрепили балками, во внешних дверях сделали просмотровые окошки. Да добавились надписи по-английски: «Дж.Б. любит П.М», «Бейтс — дурак», «Вот бы сюда Аманду», «Летиция прекрасна», «Пом.штурмана Дж.С., 47 лет». Теперь их рацион стал разнообразным: еду поставляли лучшие городские заведения, рекомендованные адмиралом, тогда как Ягелло, напротив, выбрал самую дешёвую харчевню, хотя этот выбор вовсе не заставил его ударить в грязь лицом — пара окуней, две пары цыплят, седло барашка, полдюжины гарниров и мусс.

— Баранина сносная, — сказал Джек, переходя к десерту, — хотя смородинового соуса маловато.

Французы могут говорить что хотят, но они ничего не смыслят в пудинге, пусть и считают себя великой нацией. Это не фруктовый пудинг, а какая-то жалкая жижа с пеной.

Стивен оторвал взгляд от тарелки и заметил, что смотровое окно позади Джека потемнело. В нём показался чей-то глаз и детально, без всяких эмоций, осмотрел компанию. Спустя некоторое время он сменился другим, голубовато-серым, тогда как первый был тёмным. Эти глаза по очереди наблюдали за ними на протяжении всего обеда, который увенчался порцией бренди. И хотя доктор не поворачивал головы, чтобы удостовериться, Стивен почти наверняка знал, что и другие окошки заняты наблюдателями, ведь через них комната просматривалась под другими углами. Вследствие этого он был совершенно не удивлён, когда в кабинет адмирала вызвали сначала его и Джека, а потом и Ягелло, как и тому, что отношение адмирала, до этого весьма любезное, если не откровенно дружелюбное, теперь переменилось.

На некотором отдалении от адмиральского стола сидел среднего возраста гражданский в потрёпанном тёмном сюртуке и красивом белом шейном платке. У него были седые волосы и тёмные глаза. Лицо показалось Стивену смутно знакомым. Он не принимал участия в расспросе, но внимательно наблюдал, впрочем, делая вид, будто происходящее его ничуть не интересует.

Сам адмирал скрывал собственное смущение за некоторой строгостью и формальным подходом, но полностью в этом не преуспел. Он задал Джеку несколько явно заранее подготовленных вопросов о походе — откуда тот начался, куда, каким курсом следовали, в какие даты, попросил охарактеризовать конвой и так далее.