— Со старыми знакомыми по науке, конечно, — поправил Стивен. — Особенно жду новой встречи с Дюпюитреном,[16] я всё же люблю его, пусть он и занимается Бонапартом как пациентом. Присутствовать при аускультации, проводимой Корвизаром,[17] увидеть его любопытный зонд и искусственный задний проход.

Осуществить несколько новых приобретений чисто научного толка.Несмотря на взаимное почтение, даже взаимную привязанность, на мгновенье повисла лёгкая неловкость.

— И всё же, несмотря на то, что цель вашего путешествия совершенно невинна, — абсолютно другим тоном продолжил Блейн, — нет ли опасности, что вас опознают? Вы причинили французам изрядный ущерб, и очень глупо рассчитывать на одни лишь гарантии неприкосновенности — не все связанные с разведкой люди разделяют вашу щепетильность.

— Я думал над этим, и сейчас угроза кажется мне незначительной. Единственными французами, которые по имени или внешне могли бы меня опознать, это Дюбрей и Понте-Кане. А как вам известно, оба мертвы. Их приспешники, владеющие, вероятно, смутным представлением о моей личности, всё ещё в Америке. Даже при худшем стечении обстоятельств, если их немедленно отозвали, наш славный пакетбот совершил невероятно стремительный переход, и они появятся во Франции не раньше, чем спустя несколько недель после моего возвращения в Англию.

— Это верно, — сказал Блейн.

— К тому же, — сказал Стивен, — я также рассматриваю эту поездку с точки зрения разведки: будь что-то подозрительное связано с моим именем, общественному утверждению моей научной роли пришёл бы конец — и я думаю, что могу рискнуть без ложной скромности сказать, что никто в Европе не знает об анатомии родригесского дронта больше меня, — и, отдавая себя в руки врага, шагнув в пасть льва по собственной воле, я продемонстрирую собственную сознательную невиновность и отсутствие любого злого умысла.

— Вновь в точку, — заметил сэр Джозеф. — И не сомневаюсь, что ваш очерк о дронтах наделает шума, прославив вас, в качестве выдающегося авторитета в данном вопросе, хотя едва ли имеется такая потребность. Всё же я буду рад, если вы вернётесь как можно скорее, до того как возникнет хоть малейшая возможность прибытия любого агента из Америки. В любом случае, рискну предположить, что вы предпочтёте отправиться без промедления. Вскоре начнётся заварушка. Желаете ли вы, чтобы я позаботился об официальном разрешении и транспорте? Двенадцатого отправляется картельное судно, которое прекрасно подойдёт.

— Если вас не затруднит, — сказал Стивен. — И раз вы так добры, позволю себе озвучить ещё две просьбы.

— Для меня удовольствие это слышать, — ответил сэр Джозеф. — Вы лишь немногое позволяете нам для вас сделать. А после дела с «Леопардом», а теперь вот и с Бостоном, мы вам крайне обязаны.

— Первое касается миссис Вильерс, — поклонившись и мгновенье поколебавшись, начал Стивен. — Как вы поняли из моего отчёта, эти бумаги удалось получить во многом благодаря её участию, в то же время, она остаётся в неведении о моих связях с Департаментом. По очевидным причинам Диана сопровождала меня на пакетботе. Но формально оставаясь вражеским резидентом, по нашему прибытию она была задержана.— Разве? — склонив голову, воскликнул сэр Джозеф.

— Как вы должно быть помните, — не спеша продолжал Стивен, — во время последнего нашего разговора о ней, вы были смущены её связью с миссис Уоган.

— Припоминаю, — кивнул сэр Джозеф. — И саму леди я тоже помню. Прекрасно помню.

Я имел удовольствие познакомиться с ней у леди Джерси и вновь встретиться в Павильоне. Но если не ошибаюсь, вы были смущены не меньше моего во время её неожиданного отъезда в Штаты.

— Это так, и я безмерно рад признать, что полностью заблуждался. Её преданность этой стране совершенно не пострадала из-за связи с мистером Джонсоном или любых бумаг, которые ей пришлось подписать. Это я могу безоговорочно гарантировать. Моя просьба заключается в том, чтобы её отпустили.

— Прекрасно, — сказал сэр Джозеф, написав что-то на листе бумаги. — Я позабочусь об этом, никаких проблем не будет. Леди может не беспокоиться. — Блейн выдержал паузу, но видя, что Стивен не намерен продолжать, заговорил сам. — Вы говорили о двух просьбах, если не ошибаюсь?

— Да, именно так. Но это абсолютно личный вопрос. Он не имеет никакого отношения к Департаменту. У меня есть друг, морской офицер, который между двумя назначениями какое-то время провёл на берегу и умудрился попасть в весьма затруднительное положение. Во время длительного отсутствия положение лишь ухудшилось, и теперь есть весьма серьёзные опасения, что на его голову посыплются все шишки, если только он не получит квалифицированного юридического совета. Вследствие этого, могу ли я просить вас назвать имя самого видного практикующего юриста?

— Вправе ли вы сообщить мне характер трудностей, которые обрушились на вашего друга? От этого зависит то, какого советчика мне порекомендовать. По вопросам призовых стоит обратиться к Хардингу, если только, конечно же, его уже не привлекла другая сторона. Из-за внебрачной связи или каких-то споров по матримониальной линии, к примеру, без сомнения стоит проконсультироваться у Хикса.

— Изложу вам суть дела, по крайней мере, как я понял. Мой друг попал в руки прожектёра, несколько более скромного человека, чем большинство особ подобного сорта, ведь он пообещал превратить свинец не в золото, а всего лишь в серебро — в поместье моего друга есть заброшенные свинцовые шахты. Друг был восхищён схемой, очарован самим человеком и по простоте душевной, не прочтя бумаг, подписал их.

— Подписал, не прочитав? — вскричал сэр Джозеф.

— Боюсь, что так. Его назначили на корабль. Вроде бы ему не хотелось упустить прилив.

— Бог мой! Хотя пожалуй мне не стоит удивляться: на берегу ограниченность морского волка переходит все границы. Я был свидетелем бесчисленному количеству подобных примеров, среди людей любого ранга, даже весьма компетентных, способных руководить флотом или с изящной тонкостью вести трудные переговоры. Только на прошлой неделе одному моему знакомому, видному офицеру, единовременно ассигновали сумму вполовину жалованья в виде оборотного консамента,[18] и с ней в кармане он отправился в кофейню. Там он заговорил с незнакомцем, предложившим верную схему, позволяющую умножить капитал всемеро с четвертью без особого риска. Офицер передал свои консаменты, и лишь спустя какое-то время после ухода незнакомца понял, что даже не знает имени того парня, не говоря уж о месте жительства. Но возвращаясь к вашему несчастному другу, понимает ли он истинную ценность этих бумаг?

— Есть опасения, что одна из них закрепляла за прожектером права поверенного, хотя с другой стороны, он выдал своей жене точно такой же документ. Но в любом случае, по возвращении он обнаружил, что прожектёр, этот волшебник, по уши влез в долги, проворачивая масштабные операции, даже прокопав судоходный канал.

— Да-да, ну конечно, канал, — сказал сэр Джозеф, глазами излучая осведомлённость. — Бессмысленно притворяться, что речь идёт не о Джеке Обри. Осмелюсь спросить, видели ли вы ту чудовищную канаву в Хэмпшире?

— Конечно, сэр, — ответил Стивен. — Она вызвала некоторые пересуды. И это ещё не всё. Это пресмыкающееся Кимбер, а имя того прожектёра Кимбер, теперь скрывается за целой вереницей компаньонов, точнее сказать сообщников, которых он наделил значительными полномочиями. Некоторые из них жалкие адвокатишки и затевают тяжбы.

Я чрезвычайно волнуюсь за Обри. Я очень привязан к нему и его жене, и как вы знаете, многим ему обязан.

— Вы практически постоянно плаваете с ним, насколько я могу припомнить.

— С тех самых пор, как я пустился в плавания. Что гораздо важнее, он вырвал меня из лап французов, когда меня схватили в Магоне — блестяще проведённый рейд, предпринятый несмотря на изрядный личный риск.

— Безусловно, он имеет все основания рассчитывать на мою благодарность, — сказал сэр Джозеф. — Я никогда не встречал этого джентльмена, хотя вы часто о нем упоминали.