Кажется, я слегка обалдел и переигрываю в невозмутимость, как провинциал в столичном ресторане. Она молча опустилась рядом со мной на пол. Опять же: рядом, совсем рядом, как не садятся с измазанными незнакомцами, но и не так, чтобы намеренно коснуться полуголого меня своими гладкими ногами. Вероятно, так женщины подсаживаются к мужьям, с которыми прожито уже много лет, и прикосновение к которым уже не жжет сексуально, а лишь теплит огонек собственничества. Она по-прежнему молчала. Я еще могу уйти в себя и отдаться случаю, прилипнув к крыше, но молчать и глядеть в пространство, когда на меня вопросительно и добро смотрит красивая женщина, а я при этом еще липкий и грязный, в трусах и обрывках майки – это выше моих сил.

- Ну вот, - сказал я и попытался изобразить светскую улыбку. – У вас славная гостиная и сигарами хорошо пахнет.

Тут я сбавил пафос и сказал интимней:

– Люблю, знаете ли, хорошие сигары.

Она, словно ждала моего сигнала, привстала и на четвереньках дошла до стоящего у стены большого ящика вроде комода, открыла дверцу и что-то там начала передвигать. Я же пока разглядывал обращенный ко мне зад и две розовые пятки. Да-а, холеная...

Но не очень ловкая. Пробежка на четвереньках не была грациозной. Тут в меня по паркету понеслась здоровенная пепельница, и за ней прикатилась изрядной величины сигара в блестящей обертке. Я не большой знаток сигар, но эта, по-моему, была дорогая. И, понятно, для меня. Я поднял сигару с пола, обнажил и понюхал. Хорошо. «Интересно, - подумал я, - а если бы я сказал, что люблю хорошее виски? И еще хороший секс? Не ври сам себе! Пока что у тебя не хватило духу сказать, что ты любишь хорошо пописать и помыться после крыши.» Ну что значит «духу»? Просто не успел еще спросить про туалет. Не прямо же с порога. Тем временем она вернулась ко мне и мягко, но непреклонно, вытащила из моих липких рук сигару, повернула ее вертикально, понюхала кончик и повертела в пальцах, глядя через сигару на меня. Здоровенная сигара смотрелась в ее руках почти неприлично. Что-то такое, видимо, в моем взгляде было, что она широко улыбнулась, быстро куснула сигару и протянула ее мне. Причем откушенное как-то безразлично сплюнула на пол. Сплошной подтекст. Но не для человека, которому срочно нужно выяснить, где здесь ванна и туалет. Тем не менее, я сунул сигару в рот и привычно полез было за спичками. Проклятая липкость!

- Послушайте, - наконец-то начал я, - я бы, если вы не возражаете, м-м… попал бы в ванную. А то как-то…

И неопределенно махнул сигарой. И улыбнулся, естественно. Что-то вроде гримаски разочарования промелькнуло на ее лице. Где-то там, в уголке губ. Я что же, что-то не то сказал? Не созвучное обстановке и обстоятельствам? Мы же почти давно знакомы. Слушай, а может это вообще не та, которая ударила меня дверью зимой? В любом случае - какие могут быть разочарования, когда грязный голый человек хочет в ванную? Однако она поднялась с пола и довольно презрительно отмахнула мне следовать за ней. Только что почти родная, она показала мне спину с формальной вежливостью стюардессы на дешевой авиалинии.

Странное дело, я уже почти освоился в предлагаемой мне ситуации. То есть, и даму эту за старую подругу принимал, и огорчался своему промаху с туалетом. И все это вместо того, чтобы посмотреть на ситуацию со своей стороны - реально. Некая дама помогла мне освободиться на крыше и любезно привела к себе. Ведет себя странновато, но это уж меня не касается. Казалось бы так. Как-то, вроде бы между делом, она утянула меня, бедолагу, в свои затейливые игры. Почему это меня так волнует ее неудовольствие? Ванну ей испачкаю, что ли? Что еще я могу натворить? Однако неуютно мне. Правил ее игры я не знаю и уже ошибся раз, а теперь на ощупь бреду за ней и по коридору, который оказался справа за комодом, и по ситуации, в которой я почему-то не свободен.

Ванна была роскошно утоплена в пол. В углу, за стеклянной перегородкой, был душ. Я оглядел себя в зеркало и понял, что душем я не обойдусь. Хорошо бы, конечно, попросить бензину и оттереть эту черную дрянь, но меня явно не поймут и пошлют, как минимум, на бензоколонку. Остается ванна и куча шампуней на ее бортике. Надо постараться отмокнуть ибо, что бы меня там дальше не ожидало, отмывшись, я буду лучше готов ко всему. К тому же налипший битум уже ощутимо жег кожу. Не хватает еще и чесаться в присутствии дамы. Я открыл воду, выбрал шампунь и забултыхал его под струей. Получилось аппетитно, почти по-кулинарному: полная ванна сверкающей синеватой пены. Уже лежа в воде, я почувствовал, как отпускает меня идиотское ощущение причастности к только что канувшему прошлому. Пена у щеки тихо пришепетывала разными дальними голосами. Хорошо в общем. И даже оттираться не хотелось. Ну ладно, - подумал я, - а потом? Вылезать из ванны, искать полотенце, просить какие-нибудь штаны и…Уходить? Или остаться и подставить свою голову под приключение? Конечно, откуда-нибудь издалека и снаружи кажется, что двух мнений быть не может: остаться и разобраться. Авантюра загадочна и роскошна. Но сейчас, внутри и здесь, пока я ее еще не пережил, мне почему-то все больше хотелось вырваться на улицу и затеряться где-то в переулке. Хрен с ней, с моей знакомой незнакомкой, даже если она и соблазнительна! Я хочу домой. Я почти уже встал в ванне, когда произошли две вещи сразу : погас свет и распахнулась дверь. Света в коридоре не было, и только из дальнего его конца, из гостиной, долетал полусвет лампы. Из обвалившейся на меня темноты я почти сразу увидел появившийся в дверях силует. На уровне лица горела здоровенная красная точка. Я и испугаться толком не успел, как сообразил, что это она с зажженной сигарой во рту. Запах сигары был силен и хорош. Она медленно стала приближаться ко мне, и я услышал, что она хихикает. Я стоял на коленях, держась руками за бортик. Недавнее лежание в ванне, вместе с пришедшей отстраненностью, дало мне возможность трезво подумать, что она пришла экстравагантно отдаться – в почти полной темноте, в свете сигарного маячка. Тут она произнесла свою первую фразу с тех пор, как мы оказались в квартире.

- Я принесла тебе сигару.

Ну, тут начиналось знакомое мне действо, и я встал во весь рост. Даже был как-то разочарован. Что будет дальше, я уже знал. Но ошибался. Видимо не привыкнув к темноте, она протянула сигару почему-то зажженным концом ко мне и не рассчитала расстояния. Полыхающий кончик пронесся в миллиметре от моего плеча. Я инстинктивно дернулся в скользкой ванне, но, к чести свой, не упал. От неожиданности она выронила сигару прямо в воду.

- Ну спасибо!

Сказано это было как ругательство и, в первый раз за всю эту историю, от души. Не люблю я, знаете ли, когда меня жгут сигарой.

- Ты прелесть, - сказала она, - но… нам пора.

Если бы она просто произнесла «нам пора», я принял бы это за продолжение приглашения. Однако это ее «но» настораживало.

- Выходи, если ты уже закончил мыться.

- Интересно, а что мне на себя надеть?

- Завернись в полотенце, если хочешь, сейчас не до этого. Тебя уже ждут.

Она развернулась, как-то по-мышиному юркнула за порог и закрыла дверь. Вдруг я услышал стремительную и неприятную музыку в ушах, вероятно, отголосок вибрации, затомившейся где-то под желудком. Я не великий трус, но и не великий храбрец. Да и не в этом дело. Что-то, проскользнувшее в ее голосе, какая-то тень сюрприза, снова оттенок обиженной стюардессы… Словом я извиняю себя за этот громкий марш трусости. Дурные сны никогда не повторяются буквально, но тут я сидел голышом в чужой квартире, и где-то там меня уже ждали… Свет так и не зажгли, а мне было как-то не до поисков выключателя. Я, можно сказать, почти с удовольствием пошел за абсурдом, но сейчас, кажется, он идет за мной - и разница тут ох как велика! Но... надо вылезать. Зная, что в ванной всегда висит что-нибудь вроде полотенца, я на ощупь нашел дверь и на ней – даже лучше, чем полотенце – халат. Хороший махровый халат. Правда, в темноте так и не понял, мужской он или женский. Ну да черт с ним! Моя стюардесса, которую я обнаружил прямо за дверью, приглашающе улыбнулась, и я уже было двинулся в сторону гостиной. Она поймала меня за плечо и кивнула головой в противоположный конец коридора. Теперь ее молчание не показалось мне занятным, как в начале, и я подумал, что, имея на себе халат, а перед собой -только довольно хрупкую женщину, я мог бы и сбежать, а не безвольно плестись за ней. Но я, не очень юный, побитый жизнью, по-прежнему цепляюсь за наивность и любознательность - и все норовлю подставить другую щеку. Этакий Иисус–переросток. Не распяли вовремя, точнее, как-то незаметно сломался и распятия, по случаю, избежал, а теперь подставляй щеку, не подставляй... Вот так я развлекаюсь и иду за своей дамой. География этой квартиры произвела бы на меня впечатление, если бы я не был так задумчив. Мы прошли с десяток шагов прямо, свернули налево, спустились на несколько ступенек вниз, еще раз свернули, снова прошли вперед; коридор теперь подозрительно напоминал не частную квартиру, а, скорее, какой-то офис. На одной двери даже, кажется, была какая-то табличка. Только я не мог разглядеть толком: мы шли быстро, и коридор был освещен слабо каким-то боковым светом. Чем дольше мы шли, тем больше я успокаивался. Под конец стало уже интересно. А что, если меня, прямо в этом замечательном халате, кажется, все же женском, выведут сейчас в большую залу, полную разодетой публики? Хотя вряд ли. Моя дама по-прежнему была в шортах и босиком. Да и с чего бы ей выставлять меня идиотом? А может я вообще попал к маньякам? И я до сих пор не задал ей ни одного вопроса. Ни о той зимней встрече, ни о том, как она меня нашла на крыше. От ошеломленности? От нежелания дурацкими вопросами портить игру? Я и сам не знал. Шел и шел за ней и, по мере приближения к ТОЙ двери, - а дверь была в самом конце официозного коридора, - я по ее спине чувствовал, что она возвращается в то начальное состояние нашей давней близости, и это почему-то делало меня зависимым от нее, и мне снова приятно было смотреть на ее ножки и хотелось отвечать так, как от меня ожидают, чтобы не разрушать подловатое ощущение самозванства.