У Джулии была маленькая, но очаровательная квартира, с оригинальными паркетными полами, эркерами и высокими потолками. Главная комната была разделена на обеденную и гостевую зоны, c античным дубовым обеденным столом и стульями, расположенными ближе к кухне. Она накрыла его яркой скатертью в прованском стиле в желтых и синих тонах. Ваза весенних цветов стояла в середине стола. Она выбрала керамическую посуду с ручной росписью, которую несколько лет назад купила на ярмарке в Сохо, и дополнила ее синими стеклянными бокалами от Cost Plus. Стол декорированный в деревенском французском стиле отлично подходил к тем блюдам, которые она приготовила – рататуй с баклажанами, которые она сегодня утром купила на Ferry Building Farmers Market, божественно пахнущий Кассуле с кусочками курицы и маленькими белыми бобами (прим. пер. блюдо французской кухни, густая фасолевая похлёбка с зеленью и мясом), буханка хрустящего хлеба высшего качества и тарелка ассорти из оливок, перца и других закусок. На десерт она испекла один из своих знаменитых пирогов с прекрасными грушами Анжу.

Для Джулии готовка была еще одним способом выразить себя, и она получала от этого столько же удовольствия, сколько от создания дизайн проектов. Она любила принимать гостей, предпочитая небольшую компанию близких друзей большой толпе. Она с детства привыкла, что родители в своем доме устраивали такие же небольшие вечеринки. У них было много друзей, большинство из них были художниками, музыкантами или писателями, и на вечеринках в доме МакКиннон никогда не было скучно. Помимо того, что она являлась одной из величайших художниц своего поколения, Натали Бенуа была еще и невероятным поваром и хозяйкой, и привила любовь к готовке, по меньшей мере, одной из своих дочерей, передав ей по наследству многие рецепты, которые она узнала от своей мамы.

Джулия оделась достаточно просто, черный топ с длинным рукавом и милая юбка А-силуэта в черно-белую полоску с широким черным поясом. На ноги она одела то, что для нее было балетками, маленькие черные лодочки на маленьком каблуке, которые отлично дополняли ее недорогой наряд.

Тревис и Антон прибыли ровно в семь и принесли не одну, а две бутылки вина и коробку шоколадных трюфелей. После приветственных объятий, они пошли осматривать квартиру.

Тревис кивнул, оценив как красиво она декорировала маленькое помещение гостиной-столовой.

— Я знаю, почему я тебя нанял, — поддразнил он ее. — Ты можешь заставить маленькое пространство выглядеть в два раза больше. И мне нравятся маленькие мазки цвета здесь и там. Я знал, что твое личное пространство будет чем-то особенным.

Антон любовался изысканным морским пейзажем, который украшал стену над небольшим кирпичным камином. Это была одна из лучших работ матери Джулии, и одна из самых дорогих сердцу вещей для самой Джулии, не только из-за высокой стоимости произведения, но и из-за нежных чувств, которые она вызывала.

Но для обоих мужчин настоящий интерес представлял шкаф Джулии. Хотя сама спальня была маленькой, гардероб был поистине огромным.

Антон прижал руку к груди, глядя на шкаф восторженным взглядом.

— О, милая, думаю, я умер и попал в модный рай! И я на самом деле думаю, что это несправедливо, что я родился мужчиной.

Тревис насмешливо взглянул на него.

— Эй, смотри мне. Я не интересуюсь девочками и трансвеститами.

Антон погладил руку своего любовника.

— Дорогой, не бойся. Я просто завидую такому гардеробу. Милашка, — сказал он Джулии, — у тебя здесь удивительный порядок. Все рассортировано по цветам, все вещи и сумки выстроены в идеальные маленькие ряды, так аккуратно. Не удивительно, что ты всегда так великолепно выглядишь.

Джулия с Тревисом переглянулись, и он покачал головой.

— О Боже, может быть нам следовало показать ему все это после ужина. Теперь тебе ни за что не оттащить его от своего гардероба.

Они рассмеялись над этой маленькой шуткой, а Антон застонал в притворном ужасе.

— Мой милый мальчик, ты ведь знаешь, я еще лет в тринадцать вылез оттуда. А может даже и раньше.

Джулия пару минут весело наблюдала за тем, как Антон порхал между вешалками с её платьями, пальто и прочей одеждой. Он тяжело задышал, увидев синее платье Diane von Furstenberg с вырезом лодочкой, ворковал, когда вытащил бежевое платье Gucci с запахом, любовно пробежал пальцами по оранжево-красным лакированным лодочкам Giuseppe Zanotti, и с тоской посмотрел на черную кожаную сумку Versace.

Антон улыбнулся ей.

— Должно быть, одевать тебя веселей, чем куклу Барби. Но тебе моя помощь не нужна. Тебе следовало стать модным консультантом или дизайнером, а не играть с мебелью.

Она усмехнулась.

— Я могу делать и то и другое. А теперь пойдем, давай откроем бутылочку того французского бордо, которую вы принесли. Как вы узнали, что я собралась готовить французские блюда?

Еще до того, как ужин был подан, они втроем выпили почти целую бутылку прекрасного французского вина. К счастью, чтобы не пить на пустой желудок, Джулия приготовила тарелку сыров и паштетов вместе с тонко нарезанным багетом. На мгновение она вспомнила вечер в отеле Plaza, когда они с Натаном потягивала шампанское, но быстро убрала это воспоминание обратно на задворки памяти.

Тревис и Антон были очень забавной компанией, они хвалили ее ужин, от души наслаждаясь им, и вторая бутылка вина исчезла так же быстро, как и первая. Они настаивали на том, чтобы помочь ей с мытьем посуды, но, к счастью, на ее маленькой старомодной кухне была посудомоечная машина, и умоляли ее придержать на время десерт, пока они не освободят немного места в своих желудках.

Мужчины удобно расположились на ее комфортабельном диване, оббитом желтой тканью с крошечным узором синих цветов, а Джулия свернулась в своем любимом большом мягком кресле, доставшемся ей от бабушки. Когда бабушка с дедушкой умерли, она просила отдать его ей, ведь именно на этом кресле дедушка и бабушка читали им с Лорен сказки на французском. Она восстановила цвет кресла, и оно стало изумрудно-зеленым.

Глаза Тревиса блеснули.

— Итак, теперь, когда мы уселись поудобней и выпили, я обещал Джулии, что мы обсудим пикантные сплетни о будущей миссис Натан Атвуд.

Антон воскликнул.

— О, я первый, я первый! В конце концов, это я продолжал вливать Космо в рот подружки Кэмерон на вечеринке по случаю помолвки. Сколько мне потребовалась, чтобы она начала болтать, четыре или пять?

— Думаю, три с половиной, — сухо сказал Тревис. — Девочка не слишком-то держала себя в руках. К коктейлю номер пять она уже ничего не скрывала.

Джулия сделала маленький глоток вина, чувствуя себя совсем не в настроении для этого разговора.

— Не знала, что у них была вечеринка по случаю помолвки? Не многие устраивают подобные в наше время. Когда она была?

— Еще в октябре, где-то в середине месяца, я думаю. Родители Кэмерон люди старой школы, — объяснил Тревис. — Папа генеральный директор какой-то крупной компании, мамочка унаследовала несметное богатство, они хотят лучшего для своих маленьких девочек. Поэтому они устроили огромную вечеринку для Кэмерон и Нейта в Gregson Hotel в Ноб Хилл. Очень щедро с их стороны.

Антон кивнул в знак согласия.

— Фактически, это мероприятие было похоже на свадьбу. Там было около трехсот человек, и никто не скупился на затраты. И я клянусь, Тревис и я были там единственными геями.

— Это не стало для нас сюрпризом, учитывая, что Грехем Толливер пожертвовал сотни тысяч долларов на компанию против однополых браков. — Фыркнул Тревис. — Он гомофоб, ультраконсерватор, придурок целующий задницу NRA (прим. пер. Национальная стрелковая ассоциация США). И его чертова дочурка очень похожа на него. Она ненавидит нас обоих.

Джулия нахмурилась.

— А почему Натан это терпит? Я имею в виду, вы ведь не только деловые партнеры, но и близкие друзья.

— Так и есть, куколка. Но это не значит, что и Кэмерон должна нас любить. О, перед Нейтом она с нами очень вежлива, всегда осторожна, чтобы не дай Бог не закатить сцену и раскрыть свои карты. Но мы с Антоном не слепые. Мы видим, каким взглядом она смотрит на нас, и мы оба случайно подслушали ее гомофобные оскорбления. Весьма очевидно, что она нас ненавидит и использует любую отмазку, чтобы не общаться с нами. На каждую вечеринку или мероприятие, на которое мы приглашаем их с Нейтом, он приходил или один, или они не приходят вовсе.