Она вспыхнула одновременно от гнева и смущения. Всю свою жизнь дерзкое и порой вызывающее поведение отца казалось ей забавным и милым. Теперь же она чувствовала себя так, будто ей отвесили оплеуху.

— Не знаю, в какую игру ты играешь…

— Это игра Даниэля, — перебил ее Джастин. — До того дня на пляже, когда ты закричала, что нельзя так просто справиться с Мак-Грегорами, я не догадывался, кто ты и почему Даниэль так настойчиво уговаривал меня отправиться в круиз.

Сирена вспомнила неподдельное удивление на его лице тогда и немного успокоилась.

— Он прислал тебе билеты и не сказал о том, что я работаю на «Празднике»?

— А ты как думаешь? — откликнулся Джастин, стряхивая пепел в пластмассовую пепельницу и не сводя глаз с ее лица. — Когда я узнал твою фамилию, то понял: меня провели, как младенца. Признаюсь, пару минут я испытывал неловкость.

— Неловкость, — мрачно повторила Сирена, в ее голове всплыл телефонный разговор с отцом, он пытался выяснить, вдруг догадалась она, принес ли плоды его хитроумный план. Ее потемневшие от едва сдерживаемой ярости глаза снова впились в лицо Джастина, желание завопить во всю мочь снова охватывало ее изнутри. — Я убью его, как только разберусь с тобой, ведь ты уже давно мог бы мне все рассказать.

— Мог бы, — согласился Джастин. — Но я догадывался, какой будет твоя реакция, поэтому решил не говорить.

— Ты решил, — процедила она сквозь зубы. — Мой отец решил. Какие же вы, мужчины, эгоисты! Вероятно, тебе и в голову не пришло, что на кону моя жизнь. — Ее лицо пылало от гнева. — Неужели ты хотел затащить меня в постель, чтобы отомстить ему за те минуты неловкости?

— Ты ведь не настолько глупа. — Джастин говорил мягко, и Сирена прикусила язык, сдержав рвущееся наружу очередное гневное замечание. — Почему-то мне было сложно помнить, чья ты дочь, каждый раз, когда я прикасался к тебе.

— Вот что я тебе скажу, — начала она зловеще тихим голосом. — Вы двое стоите друг друга. Вы оба высокомерные, напыщенные, невыносимые кретины. Какое вы имеете право вторгаться в мою жизнь?

— Ситуацию подстроил твой отец, — спокойно заметил Джастин. — А все остальное было исключительно моей личной инициативой. Если хочешь убить старого дьявола — дело твое, но не надо бросаться на меня.

— Мне не нужно твое разрешение, чтобы убить его! — огрызнулась она, повысив голос, и несколько человек с любопытством посмотрели в их сторону.

— Я не говорил тебе об этом.

Она резко вскочила, поискала, чем бы запустить в него, но ничего не нашла. Сирене пришлось ограничиться гневным взглядом на виновника своего негодования.

— Боюсь, у меня нет такого обостренного чувства юмора, как у тебя, и действия отца мне кажутся отвратительными, — выдавила она из себя, потом потянулась к своим пакетам. — Буду очень признательна, если ты не станешь попадаться мне на пути до конца круиза. Мне будет немыслимо трудно удержаться от того, чтобы не выбросить тебя за борт.

— Хорошо. Если… если ты пообещаешь через две недели сообщить решение насчет работы в Атлантик-Сити, — сказал он. У нее округлились глаза и уже открылся рот, чтобы выпалить какое-нибудь оскорбление, но он предостерегающе поднял руку. — О нет. Сделка не состоится, если ты дашь ответ сейчас. Через две недели.

Она кивнула и сухо произнесла:

— Ты и тогда услышишь тот же ответ, но я могу и подождать. До свидания, Джастин!

— Сирена!

Она гневно обернулась и недовольно уставилась на него.

— Передай от меня привет Даниэлю, прежде чем убьешь его.

Сирена выехала из аэропорта, и первыми, на что обратила внимание, были деревья. Она уже давно не видела дубов и кленов в красках осени. Стоял ранний сентябрь, в воздухе уже чувствовалось дыхание осени, во всей ее силе и красочности. Но осенняя красота не могла успокоить ее гнев.

Если бы она не придерживалась правила всегда доводить до конца начатую работу, Сирена на первом же самолете улетела бы из Сент-Томаса после признания Джастина. Ей пришлось вернуться к своим обязанностям с дежурной улыбкой на лице, но внутри она сгорала от ярости. До возвращения домой Сирена так и не смогла остыть, а чувствовала все большую злость, раздражение и обиду. Поскольку Джастин сдержал свое обещание и не попадался ей на глаза до конца круиза, весь гнев Сирены обратился против одного человека — Даниэля Мак-Грегора.

— О, ты у меня еще пожалеешь, — пробормотала она, и таксист в ответ быстро взглянул на нее в зеркало заднего вида.

Красивая леди, подумал он. И зла, как оса. Шофер осторожно начал подниматься вдоль Нантакт-Саунд.

Когда вдали замаячил дом, Сирена отвлеклась от мыслей о мести. В неярком послеполуденном солнце серые камни поблескивали крохотными вкраплениями слюды. Этот дом построили по проекту Даниэля, дом-крепость украшали просторные, вытесанные из камня балконы и высокие многостворчатые окна. Две башни-близнецы напоминали настоящий замок. Перед домом красовался полукруг большой пышной клумбы, но Сирене всегда казалось: отец предпочел бы здесь ров с водой.

По обе стороны от главного здания раскинулись два каменных крыла поменьше. В одном располагался гараж на десять машин, в отсутствие Алана и Кейна он наполовину пустовал. В другом крыле — бассейн с теплой водой. Возможно, Даниэлю нравился простой и грубоватый стиль в архитектуре, но комфорт он ценил прежде всего.

Такси остановилось перед гранитными ступеньками, прерывая думы Сирены о доме, в котором она выросла. Два чемодана и ящик виски понес водитель, а она собрала разнообразные пакеты с сувенирами и подарками и стала подниматься по ступенькам.

По старой привычке она взглянула на огромную дубовую дверь, где на медном дверном кольце был вырезан герб Мак-Грегоров — под головой льва, увенчанной короной, был выгравирован девиз на гэльском[9] языке, который можно было перевести так: «Род веду от королей». И как обычно, читая этот девиз, она улыбнулась. Отец настаивал, чтобы они научились произносить на гэльском языке хотя бы эту фразу, если не выучили ничего другого из этого языка.

— Поставьте их там, спасибо. — Все еще улыбаясь, Сирена заплатила водителю, а затем взялась за кольцо с семейным гербом, чтобы постучать в дверь. Этот стук разнесется по всему дому, подумала она, словно грохот пушечного выстрела.

Дверь распахнулась на своих щедро смазанных маслом петлях, и на пороге появилась крохотная женщина с седыми волосами, с заостренными чертами лица. Ее отвисшая от удивления челюсть лишь еще больше подчеркнула острый подбородок.

— Мисс Рена!

— Лили! — Сирена горячо обняла маленькую, костлявую женщину.

Лили исполняла обязанности экономки и вдобавок к ним часто заменяла детям мать, когда Анна была слишком занята в больнице. Она умело справлялась с тремя озорными детьми, заклеивала пластырем ссадины и не обращала внимания на ссоры по пустякам.

— Ты скучала по мне? — спросила Сирена, еще раз обняла Лили и заглянула ей в глаза.

— Ты как будто и не уезжала. — Лили дружелюбно улыбнулась. — Где же твой загар?

— В моем воображении.

— Лили, кажется, стучали в дверь? — Держа в руках вязанье, Анна Мак-Грегор выглянула из дверей одной из комнат, выходящих в длинный холл. — Рена! — Она бросилась навстречу дочери, распахнув объятия.

Сирена обняла мать. Анна была нежной и одновременно сильной. Сейчас Сирена вновь это ощутила, и сотни воспоминаний нахлынули на нее. Она глубоко вдохнула аромат цветущих яблонь, этими духами ее мать пользовалась столько, сколько Сирена себя помнила.

— Добро пожаловать домой, милая доченька. А мы ждали тебя только завтра.

— Я прилетела на раннем самолете. — Сирена немного отодвинулась в сторону и, склонив голову набок, внимательно посмотрела на мать.

Ее прекрасная кожа по-прежнему хранила кремовый оттенок, лишь несколько тонких морщинок выдавали возраст. В лице Анны сохранилась юношеская мягкость, и Сирене казалось — она никогда ее не потеряет. В глазах матери светились спокойствие и сила характера, не изменившегося за годы работы в больнице, в операционной, где ей пришлось повидать и страдания, и смерть. Ее густые темные волосы, посеребренные сединой, слегка вились.