Старик молча выслушал сына и задумался.

– Скажи мне, сын мой, – сказал наконец старик, – не стоит ли на берегу озера, в том месте, откуда виден кувшин, какое-нибудь дерево?

– Да, отец, – сказал юноша, – на берегу стоит большое, раскидистое дерево.

– А вспомни-ка хорошенько, – снова спросил старик, – не в тени ли дерева виден кувшин?

– Да, отец, – сказал юноша, – от дерева падает на воду широкая тень, и как раз в этой тени стоит кувшин.

– Ну, так слушай меня, сын мой, – сказал старик. – Взберись на это дерево, и ты найдешь среди его веток царский кувшин. А тот кувшин, который виден в воде, – это только его отражение.

Быстрей стрелы помчался юноша к царю.

– Ручаюсь головой, – закричал он, – я достану твой кувшин, милостивый царь!

Засмеялся царь:

– Только твоей головы мне и не хватает для ровного счета. Девяносто девять голов я уже отрубил – твоя будет сотой.

– Может, так, а может, и не так, – ответил юноша. – Но боюсь я, что на этот раз не сровнять тебе счета.

– Что ж, попытай свое счастье, – сказал царь и приказал слугам поострей наточить секиру.

А юноша пошел к берегу и, не задумываясь, полез на дерево, которое росло над самым обрывом.

Народ, собравшийся на берегу, так и ахнул от удивления.

– Аллах да помилует его! Верно, от страха он лишился рассудка! – говорили одни.

– Может быть, он с дерева хочет прыгнуть в воду, – говорили другие.

А юноша тем временем взобрался на самую вершину и там среди ветвей нашел золотой кувшин – с тонким горлышком, с узорной резьбой, с выгнутой ручкой.

Только висел кувшин на дереве вверх дном, чтобы всем казалось, что стоит он в воде, как и подобает, вверх горлышком.

Снял юноша кувшин с дерева и принес его царю.

Царь так и развел руками.

– Ну, – говорит, – не ждал я от тебя такого ума. Неужто ты сам додумался, как достать кувшин?

– Нет, – сказал юноша, – я бы сам не додумался. Но у меня есть старик отец, которого я укрыл от твоих милостивых глаз, он-то и догадался, где спрятан кувшин. А я только послушался его совета.

Задумался царь.

– Видно, старики умнее молодых, – сказал он, – если один старик угадал то, чего не могли угадать девяносто девять юношей.

С тех самых пор в той стране никто пальцем не смеет тронуть стариков, все чтят их седины и мудрость, а когда встречают старого человека на пути, уступают ему дорогу и низко кланяются.

На север от монтастрюкской церкви есть большой пруд. Здесь пастухи поят скот и женщины стирают белье.

Раз вечером, часов в шесть, а дело было в декабре, взошла луна и отразилась в воде пруда, как в большом зеркале. В это время к пруду подошел какой-то человек и стал поить своего осла. Пока осел пил, ветер вдруг переменился и нагнал на небо тучи, так что стало совсем темно.

Хозяин осла испугался и побежал от пруда, крича:

– Мой осел пил воду и проглотил луну! Мой осел проглотил луну!

На его вопли сбежались все жители Монтастрюка.

– Чего ты так раскричался?

– Мой осел проглотил луну! Мой осел проглотил луну!

Монтастрюкцы поглядели на небо, на пруд и заплакали, завопили:

– Его осел проглотил луну! Его осел проглотил луну!

Тотчас перед церковью собралось на совет все местное начальство.

– Приведите осла, который проглотил луну.

Привели осла.

– Осел! Это ты проглотил луну?

Осел поднял хвост и заорал.

– Вот, ты сам сознаешься, что проглотил луну! Что мы теперь будем делать, как нам ходить ночью? Ведь в темноте ничего не видно.

Осел опять поднял хвост и заорал.

– Ага! Вот как ты ведешь себя на суде! Хорошо же! Мы тебя приговариваем к смерти. Ты будешь повешен.

Через десять минут осла повесили на дереве. Но тут один из судей спохватился.

– Друзья, – сказал он, – мы превысили наши полномочия. Нам разрешается приговаривать к смерти. Но казнить мы не имеем права. Это право принадлежит только главному судье в Лектуре. На его месте я был бы очень недоволен тем, что здесь только что произошло! Знаете что: чтобы его умилостивить, пошлем ему целый воз разной домашней птицы. Отошлем и мертвого осла. Главный судья позовет хорошего хирурга, чтобы извлечь луну у осла из брюха. Кроме того, в Лектуре найдется немало высоких лестниц. Если поставить такую лестницу на колокольне лектурского собора, то, я думаю, какой-нибудь ловкий и смелый слесарь отыщет способ приколотить луну на ее место в небе.

Сказано – сделано. Двенадцать молодых монтастрюкцев тотчас отправились в путь, нагруженные дарами для главного судьи – курами, индюками, гусями, утками. Другие двенадцать несли на плечах длинный дубовый шест, на котором был подвешен за четыре ноги мертвый осел.

Пока не миновали Флеранс, все шло хорошо. Но за Флерансом волки из Рамьерского леса учуяли запах дохлого осла и примчались стаями, рыча словно бешеные. Монтастрюкцы в страхе, побросав птиц и осла, галопом понеслись обратно в Монтастрюк.

В один миг волки сожрали всех птиц и до костей обглодали осла.

На другой день вечером взошла луна и сияла на небе, как обычно.

Монтастрюкские судьи вздохнули с облегчением.

– Рамьерские волки оказали нам громадную услугу, – говорили они. – Осел съеден, и главный судья в Лектуре не узнает, что мы сами повесили эту скотину. Ну а что касается луны, которую осел проглотил, – она, как видите, оказалась хитрее волков. Она от них ускользнула и сама вернулась на свое место в небе.

Тетушка Миетта из деревни Месс была так скупа, так скупа, что готова была стричь шерсть с яйца.

Раз она, с прялкой в руке, гнала своих коров в поле Обеспи и нашла на дороге большущий клубок шерсти, похожий на какого-то зверька. Она проворно наклонилась, чтобы его подобрать, но так спешила, так спешила, что и не подумала о прядильщице, потерявшей клубок. Она уже видела его в объемистом кармане своего передника, который как будто нарочно сделан для этого.

Но тетушке Миетте никак не удавалось поймать клубок. Он все катился, катился вперед, и, чтобы схватить его, она второпях бросила у дороги свою прялку. Теперь у нее обе руки были свободны и жадно тянулись к клубку. Но клубок ускользал и все катился да катился вперед!

Тетушка Миетта забыла о своей прялке, брошенной на дороге, о своих двух красавицах коровах, которые по привычке спокойно пошли сами на выгон.

Она как сумасшедшая гналась за клубком, а тот все убегал от нее. Словно блуждающий огонек, мелькал он впереди и упорно не давался ей в руки. Задыхаясь, пробежала она через деревенский луг, поднялась, сама того не заметив, на холм Шатель-Гвизон. Тетушка Миетта готова была бежать за таинственным клубком хоть на край света. Наконец ей удалось ухватить не клубок, а кончик нитки, которая тянулась за ним.

Тетушка принялась наматывать нитку на пальцы и так постепенно намотала великолепный большой клубок. А тот, первый, не уменьшался и все убегал вперед, увлекая за собой старую Миетту.

Теперь она довольна: она держит обеими руками, прижимая к груди, громадный клубок шерсти. Она свяжет из него куртку и штаны мужу, юбку себе, а остальную шерсть продаст… Вот так удача! Тетушка Миетта не чувствует усталости.

Клубок скоро становится так велик, что уже невозможно наматывать на него нитку. Огорчилась тетушка Миетта, вздохнула, но делать нечего – оборвала нитку.

Вдруг желанный клубок, за которым она так гналась, как прыгнет – да и скрылся из виду! В тот же самый миг второй великолепный клубок, который она с таким трудом намотала, выскользнул из ее рук, а уж как она старалась удержать его.

И вот старуха снова бросается в погоню! Ей удалось опять поймать конец нитки. Двадцать раз сматывала она нитку в клубок, и двадцать раз ее работа кончалась ничем.