Объяснение Каллена: "Мне совершенно непонятно, что он этим хотел сказать. Я знал: никто ни в кого не стрелял. К тому же я думал, что нас подслушивают".

Запись беседы 19 августа. Маккрори вновь звонит Каллену в три часа ночи и говорит, что его человек сделал свое дело и хочет уезжать. Каллен спрашивает: "А где доказательства?" Маккрори отвечает, что они у него, после чего Каллен говорит: "Вся информация у меня в конторе".

Объяснение Каллена. Под "информацией" он подразумевал 25000 долларов, которые хранил у себя по просьбе Маккрори. Каллен употребил это слово, поскольку в тот момент в комнате была Карин. Он сказал, что Маккрори просил его принести деньги, как только они ему понадобятся. "Я сам ему предложил звонить в любое время, но я не думал, что он позвонит в три часа ночи".

"Я знать не знал, что он имел в виду, когда говорил, что кто-то сделал свое дело. Мне и в голову не приходило, что кто-то мог кого-то убить. Я не знал, что он собирался делать дальше".

Запись беседы 20 августа. Через 6 часов после телефонного разговора Каллен прибывает на условленное место с деньгами. Однако перед тем, как встретиться с Маккрори на стоянке для автомашин у кафе "Кокоуз", Каллен останавливается у автофургона ФБР на другой стороне улицы и внимательно его осматривает. Первое, что он говорит, увидев Маккрори, — "Паранойя какая-то".

Объяснение Каллена. Сначала он подумал, что фургон принадлежит его собственным детективам. Однако затем ему в голову пришла другая мысль: "А может быть, это ФБР?" Как бы там ни было, оснований для отмены своей встречи с Маккрори он не видел.

Запись беседы 20 августа. Маккрори говорит Каллену, что "кое-что" для него привез, и протягивает Каллену фотографию тела "убитого" судьи и его удостоверение личности. Каллен спрашивает, что тот собирается со всем этим делать, и Маккрори отвечает: "Уничтожить". Каллен замечает на это: "Прекрасно. Рад слышать это".

Объяснение Каллена: "Он вытащил белый конверт, открыл его и показал лежавшие там две мини-кассеты. Я подумал, что это те кассеты, на которые мы пытались записать наш разговор в первый раз. Их-то я и имел в виду". Каллен сказал, что не видел ни фотографии тела Эйдсона, ни его удостоверения. Он, однако, не объяснил, почему был рад слышать, что Маккрори собирался уничтожить кассеты — ведь, по его же словам, предполагалось, что нанятые Присциллой убийцы сохранят их для себя.

Запись беседы 20 августа. Маккрори спрашивает Каллена, кто должен стать следующей жертвой, потому что его человек "собирается работать и сегодня ночью". Каллен отвечает: "Небольшая загвоздка. У меня нет сейчас всей суммы наличными".

Объяснение Каллена: "Я пытался как-то помешать ему. Ведь в любом случае я не мог раздобыть денег без ведома Присциллы, ее адвокатов и судьи. И потом, я вообще не знал, о какой сумме он говорил".

Запись беседы 20 августа. Маккрори говорит: "Судья Эйдсон мертв, как ты хотел". Каллен на это отвечает: "Хорошо".

Объяснение Каллена: "Я лишь поддерживал начатый им разговор. Я думал, что так нужно. У меня не было оснований желать судье Эйдсону смерти. Я не думал, что речь действительно шла о том, что кто-то мог бы кого-то убить".

Хейнс задавал вопросы уже 12 часов подряд, но Каллен, казалось, с безразличием относился ко всему происходящему. На его лице была заметна даже какая-то скука. Хейнс подошел теперь к главной проблеме — к телефонному звонку самозваного агента ФБР 10 августа.

Вопрос: Сколько раз вы разговаривали с агентом Джимом Акри лично?

Ответ: Один раз.

Вопрос: Сколько раз вы разговаривали с ним по телефону?

Ответ: Два-три раза.

Вопрос: Вы слышали, как агент Акри давал показания в этом зале. Вы можете подтвердить под присягой, что голос, который вы слышали по телефону 10 августа 1978 года, принадлежит ему?

Ответ: Я почти на 100 процентов уверен, что это были разные голоса.

Далее Каллен заявил о своей уверенности в том, что голос, услышанный им 10 августа, не принадлежал ни Биллу Дэвису, ни Дэвиду Маккрори, ни Пэту Бэрлсону. "В данный момент, — сказал он, — я понятия не имею, кто мне тогда звонил, представившись Акри". Но, добавил Каллен, здесь, в этом зале, он услышал кое-что еще, что может оказаться чрезвычайно важным. Он услышал номер телефона, который ему дал "Акри". Именно по этому номеру он звонил, чтобы информировать его о встречах с Маккрори 11 и 18 августа. И именно по нему он звонил, когда в то воскресное утро его окружила полиция.

Вопрос: Вы слышали этот номер телефона здесь, в ходе судебного разбирательства?

Ответ: Да.

Вопрос: Это произошло во время дачи показаний Пэтом Бэрлсоном?

Ответ: Да.

Номер телефона, который, как утверждал Каллен, он услышал здесь и запомнил и который должен был, на его взгляд, многое прояснить, был номером, указанным в газетном объявлении о продаже пистолета, а это, как выяснилось, был номер телефона одного из тренировочных залов школы каратэ Пэта Бэрлсона. Хотя школа была закрыта в конце июля или начале августа, Бэрлсон установил там специальное устройство, автоматически переключавшее поступавшие звонки на другой номер.

Во время перерыва Джек Стрикленд сказал, что признание Каллена его вовсе не удивило. "Они не раз уже называли этот номер в присутствии присяжных, поэтому вчера ночью мы даже побились об заклад, что он непременно окажется номером домашнего телефона Пэта Бэрлсона. Как видите, мы почти угадали". Теперь, когда Каллен заявил, что его надули, что несколько раз он разговаривал по телефону совсем не с агентом ФБР Акри, а с каким-то самозванцем, пытавшимся сфабриковать против него дело, напрашивался другой вопрос: если Каллен действительно не доверял ФБР (как это утверждали он сам и Карин Мастер), почему же тогда он с такой готовностью последовал совету самозваного Акри и стал подыгрывать в начавшейся игре и даже записывать на магнитофон изобличающие его заявления? Почему он молчал все два месяца, пока шел процесс, и лишь сейчас рассказал об этом поразительном факте? Когда в то воскресное утро его окружили полицейские, для него было бы вполне естественным тут же сказать что-нибудь вроде: "Подождите! Это же ошибка! Пусть кто-нибудь соединит меня с Акри. Он подтвердит, что это лишь ужасное недоразумение". Но он этого не сделал. Этих вопросов Ричард Хейнс своему клиенту не задал. Как это ни странно, не задало их и обвинение.

Хейнс закончил допрос свидетеля следующим вопросом: "Вы признаете себя виновным в том, что вступили в сговор с Чарльзом Дэвидом Маккрори… чтобы лишить жизни судью Джозефа Эйдсона?"

"Бог тому свидетель, — ответил Каллен, — конечно, нет".

Толли Уилсон мечтал не о рождественском ужине, а о "судном дне", когда ему наконец можно будет лично допросить Каллена Дэвиса. Произвести перекрестный допрос Каллена Дэвиса Толли было поручено еще в Амарилло, и тогда он много времени готовился к нему. Когда же этот важный для него момент в Амарилло так и не наступил, Толли воспринял это как тяжкий удар. Никто так, как он, не осознавал всей глубины виновности Каллена и всей праведности гнева обвинения, никто так хорошо не понимал чудовищной озлобленности этого человека и абсолютной необходимости положить конец этой истории раз и навсегда. Толли был обуреваем не просто чувствами — го было как наваждение. Поначалу он вел перекрестный допрос так, словно отел выявить главное противоречие в показаниях Каллена: было просто немыслимо, чтобы человек, который был настроен враждебно против ФБР и не доверял его агентам, позволил манипулировать собой, как дрессированным тюленем. Толли задавал Каллену вопросы о его работе и о тех чрезвычайно сложных и важных решениях, которые человеку его положения приходится принимать ежедневно.