Далее Маккрори подошел к роковой ночи 2 августа 1976 года. В тот день Присцилла, Стэн Фарр и другие гости ужинали и выпивали в доме Маккрори. "У меня в тот вечер болела голова, — вспомнил он, — поэтому я много не пил". Он также вспомнил, что Присцилла предложила ему таблетку перкодана. Разломив ее на четыре части, он принял одну часть, а три оставшиеся вернул обратно. Он видел, как в тот вечер Присцилла несколько раз принимала перкодан. Она, казалось, "очень нервничала". Здесь Маккрори добавил: "Я в жизни не видел, чтобы она находилась в таком напряжении".

Примерно в половине второго ночи, продолжал Маккрори, позвонила Кармен Томас и сообщила, что в Присциллу кто-то стрелял. Дэвид и Джуди тут же бросились в больницу. По словам Маккрори, выбрав момент, когда в палате, где лежала Присцилла, никого не было, он вошел туда и заговорил с нею.

"В тот момент, — говорилось далее в аффидевите, — мне было просто любопытно узнать, что же все-таки произошло. Я знал, что в особняке шла торговля наркотиками и что Присцилла Дэвис к ним пристрастилась. Вот почему я предположил, что все эти убийства имеют отношение к какой-то сделке, связанной с наркотиками. Я спросил у Присциллы, что случилось, и та ответила: "Не вздумай проболтаться". Я снова спросил: "Что ты этим хочешь сказать?" Присцилла ответила: "У тебя появился единственный шанс в жизни. Если ты будешь держать язык за зубами, тебе больше не придется думать о деньгах до конца своей жизни… Когда все это кончится, у меня будет минимум 10 миллионов. А ты сам знаешь, что это такое"".

Судя по обилию информации, изложенной в аффидевите, в течение последующих двух суток Дэвиду Маккрори пришлось немало побегать. Он случайно столкнулся с Бев Басе, которая якобы сказала ему: "Не знаю, кто был настоящим убийцей, но там, во дворике [когда обе женщины бегством спасались от смерти], Присцилла сказала мне, что это был Каллен". Маккрори вспомнил, что в другой раз он встретился с Басе, когда та навещала в больнице Буббу Гаврела, где оба они репетировали версию, которую должны были излагать полиции. Бубба якобы сказал: "Я успел увидеть только вспышку. Я не видел даже фигуры стрелявшего". И чуть позже добавил: "Если бы сейчас в этой комнате появился Каллен Дэвис, я все равно не узнал бы его — ведь видел я его только издали".

Если бы Хейнс нанял для этого целую бригаду голливудских сценаристов, он все равно не получил бы такого сценария, какой написал для него Дэвид Маккрори. Было тут, однако, одно неприятное обстоятельство: Маккрори забыл подписать свои показания. "Он не подписался потому, — объяснял Хейнс, — что дал эти показания рано утром, когда все нотариальные конторы еще были закрыты. А на следующее утро мы его никак не могли разыскать". Хейнс и Бэрлсон сознательно решили пойти на риск, предъявив судье Кейву неподписанный аффидевит, а также документ на 113 страницах с ходатайством о проведении нового судебного заседания по вопросу об освобождении Каллена Дэвиса под залог. "Мне казалось, — говорил потом Хейнс, — что эти новые, хотя и неподписанные, показания давали нам возможность вернуться к вопросу о залоге. Мы просто пришли к судье и сказали, что все вышеизложенное нам действительно рассказал этот человек, хотя он и не подписался под своими показаниями".

Адвокат не смог разыскать Маккрори по той простой причине, что в это самое время тот находился в кабинете у окружного прокурора и давал новые письменные показания под присягой, пункт за пунктом опровергая все, что показал ранее в аффидевите, представленном защитой. На сей раз, однако, он не забыл его подписать. Когда судья Кейв сравнил эти два документа, он был так разгневан, что обвинил Хейнса и Бэрлсона в оскорблении суда. Если у него еще и оставались хоть какие-то сомнения в целесообразности передачи дела в другой суд, то теперь вопрос для него был решен окончательно. Все свое время Кейв посвятил теперь подысканию другого города, где можно было бы провести суд на Калленом Дэвисом. Он связался с несколькими судьями, но те ответили, что и слышать не хотят о том, чтобы разбирать столь сложное и запутанное дело.

Тогда Кейв подумал: а не подойдет ли для этого Амарилло — город, находящийся на окраине штата Техас, более чем в 550 км к северо-западу от Форт-Уэрта? Этот город был совершенно отрезан от внешнего мира, а его жители, пожалуй, даже не причисляли себя к техасцам. Переговорив кое с кем по телефону, судья Кейв быстро принял решение перенести дело в Амарилло, а судебное разбирательство назначить на 27 июня 1977 года.

Тим Карри вовсе не пытался успокоить себя и своих коллег, когда стал превозносить преимущества Амарилло и утверждать, что "это лучшее место в Америке для проведения подобного процесса". Он был уверен, что местные жители вряд ли спасуют перед богатством Каллена Дэвиса. И меньше всех, конечно, испугается судья Джордж Доулен, до этого в течение длительного времени работавший прокурором. Хотя поначалу тот и упирался, Карри (правда, не без помощи их общего друга Тома Кэртиса, прокурора округа Поттер) все же уговорил его взяться за это дело.

Потомок энергичных и набожных людей, поселившихся в этой части Техаса, Доулен в течение десяти лет был прокурором в соседнем округе Рэндалл. Его считали человеком справедливым и высококвалифицированным. "Судья-ковбой с головой бостонца", — говорили о нем. Доулен был глубоко убежден в том, что лица, нарушающие нормы, установленные обществом, должны караться по всей строгости закона. Обвинение требовало смертного приговора для Каллена Дэвиса, а было известно, что Доулен уже не раз выступал в защиту права суда выносить смертный приговор. В прошлом он уже председательствовал на трех процессах по такого рода делам: в одном случае подсудимый обвинялся в убийстве владельца ювелирного магазина во время вооруженного ограбления, в другом — бывший полицейский из Амарилло обвинялся в похищении и убийстве дочери бывшего члена палаты представителей в конгрессе штата Техас, а в третьем — уголовник-рецидивист обвинялся в убийстве служащего одного из магазинов во время ограбления. Все трое были признаны виновными и приговорены к смертной казни.

В то время как обвинение охотно вступало в разговоры, которые велись спокойным, уверенным тоном победителей, защита хранила почти полное молчание. Но очень скоро она собиралась наверстать упущенное. Хейнс уже направил своих людей для сбора информации на месте и создавал группу специалистов, чтобы тайно воздействовать на общественное мнение, укомплектовывая ее людьми, о существовании которых ни в Амарилло, ни в большинстве других городов Америки и не подозревали. Каллен Дэвис уже почти год находился под арестом, но столь длительная отсрочка процесса была как раз на руку защите. "Мы уже давно, — говорил Стив Самнер, — были готовы к суду, но за последние несколько недель нам удалось собрать невероятное количество новой информации". Никто из окружения защиты не делал каких-либо публичных заявлений или намеков относительно характера этой информации, хотя Хейнс время от времени и подбрасывал репортерам пищу для размышлений. Он, например, повторил то, что уже говорил в Форт-Уэрте: защита назовет имя настоящего убийцы и докажет невиновность Каллена Дэвиса. Никто, разумеется, не говорил этого вслух, но защита была чрезвычайно довольна тем, что теперь имеет дело не с судьей Томом Кейвом, а с Доуленом. Взаимоотношения между Хейнсом и Кейвом были и без того натянутыми, а когда защита представила суду так называемый "аффидевит" Дэвида Маккрори, в котором утверждалось, будто Присцилла закрывала глаза на торговлю наркотиками и "свободную любовь" у себя в особняке, наладить их было уже невозможно.

Кое-кто считал, что Хейнс применил "грязный прием", чтобы заставить Кейва перенести суд в другой город. Но сам он хорошо понимал, что это был рискованный шаг. Ведь могло получиться, что защита попадет из огня да в полымя. Пока, однако, отсрочка суда ничем не грозила адвокатам Каллена. Наоборот, она дала им возможность укрепить свои позиции. Хейнс уже сформулировал основные направления своей защиты. Он предполагал "обнажить перед судом настоящее лицо Присциллы Дэвис". Как к этому отнесется Джордж Доулен, он еще не знал, но в том, что такая стратегия потерпела бы полный провал в суде под председательством Тома Кейва, он не сомневался.