— Речь идет о громадном состоянии, вывезенном из страны, а по сути украденном у государства. Только украдено оно по всем правилам искусства, так что с формальной точки зрения нет никаких оснований квалифицировать содеянное, как грабеж, — продолжает шеф.
Единственный напиток в квартире — минеральная вода в голубой пластмассовой бутылке. Манасиев наливает полстакана и выпивает двумя большими глотками, чтобы освежить свои мысли.
— Основная цель операции очевидна — вернуть награбленное. Но есть и вторая, не менее важная сторона дела. При успешном завершении операции преступники должны понять: от ответственности перед законом их не спасет никакое бегство за границу. А авторитет нашей службы в обществе будет восстановлен.
Он умолкает, наливает себе еще полстакана воды, но, прежде чем выпить, поясняет:
— Не знаю, Боев, насколько ты в курсе произошедшего, но в нашей области за последние годы имело место множество недоразумений. При таких масштабных переменах они неизбежны, но их надо как можно скорее преодолеть. Пора восстановить нашу оперативную службу и несколькими эффективными ударами показать, что мы снова на должном уровне.
Он смотрит на меня, ожидая, не скажу ли я чего-нибудь в ответ, но, поскольку я молчу, допивает воду и продолжает:
— Чтобы понять, в каком кризисе мы находились, тебе достаточно знать, что упомянутый объект несколько лет назад был у нас под самым носом и никто его даже пальцем не тронул. Дескать, нет неоспоримых доказательств против него, нужно, мол, выждать и взять с поличным на крупном деле. В общем, тянули резину. А за это время он успел перевести в Австрию все деньги, основал там новую фирму и сейчас спокойно пьет себе кофе на Кертнерштрассе. А мы сидим и ломаем голову, как его вернуть.
— Вернуть его или его деньги? — спрашиваю.
— Это одно и то же.
— А не было у вас мысли, что можно вернуть деньги, а его самого оставить в Австрии.
— Не получится, — качает головой полковник. — Он не из тех, кто испугается угроз или шантажа. Такого хоть убей — он не уступит. Но убивать при таком раскладе бессмысленно. Поэтому тут надо действовать очень деликатно.
И уточняет:
— Поэтому мы решили, что тебе нужно вступить в контакт с объектом.
— …Поскольку он считаете меня человеком деликатным?
Манасиев молчит две-три секунды, словно решая, пришло ли время раскрыть тайну, а потом поясняет:
— Поскольку ты агент с большим опытом. И поскольку ты лично знаком с этим человеком. Речь идет о Тра́яне Таба́кове.
Имя мне ничего не говорит, и это достаточно ясно видно по моему безразличному виду.
— Да Табаков же! — настаивает шеф. — Когда-то вы учились в одной школе.
Теперь припоминаю. Только мы его называли по инициалам — ТТ или еще более по-свойски — Траян Пистолет. Потому что тогда у нас на вооружении все еще состояли советские пистолеты ТТ, то есть «Тульский Токарева».
— Не он ли был нашим торговым советником в Бонне?
— И торговым советником, и главой внешнеторговой фирмы, и кем он только не был; а сейчас живет себе в Вене и сторожит свои деньги.
— Ответственная задача.
— Он и есть интересующий нас объект, Боев. И тебе уже известно, почему он нас интересует. Речь идет не о миллионе или двух, а о громадной сумме денег.
— Понятно. И в чем моя задача? Отправиться и добыть их?
— Такого подвига от тебя никто не требует. Нам нужна разработка по обычной схеме: быт, знакомства, политические связи, недвижимость, банковские счета, бизнес, в общем, сам знаешь.
— Есть какая-нибудь предварительная информация?
— Разумеется, только очень скудная. Потому мы тебя и посылаем, чтобы ты ее пополнил. О заграничной деятельности Табакова до конца 1989 года сведения отрывочные. О его операциях в нашей стране мы располагаем достаточным количеством фактов. А вот о его нынешней деятельности в Австрии нам практически ничего не известно.
— Нужно ли это понимать так, что единственной отправной точкой для меня будет его венский адрес.
— Нет. Потому что этот адрес, Боев, ты должен будешь установить сам.
И, угадав мое недоумение, поясняет:
— Уже пять месяцев, как Табаков бесследно исчез. Единственное, что нам доподлинно известно, — это то, что он все еще жив.
Воскресное утро. Конец июня. Приятный солнечный день, если не брать в расчет предстоящей встречи с полковником. На этот раз он присылает за мной машину. Не свою, а почти новый БМВ. За рулем — русоволосый улыбчивый парень. Смотрит на меня с уважением и некоторым смущением — наверное, ему сообщили, кто я.
— Куда едем? Куда-то в провинцию? — спрашиваю я, когда машина выезжает на Цареградское шоссе.
— Не совсем. Тут недалеко. Вилла в Панчерево.
Парень хорошо управляется с машиной. Но лучше б ему все-таки быть менее самоуверенным. Хотя, с другой стороны, если в двадцать лет ты лишен самоуверенности, значит, с тобой что-то не в порядке.
Манасиев встречает меня на террасе и сразу провожает в дом. Наверное, на террасе нет встроенных микрофонов. Повторяет конспективно свои наставления и заключает:
— Будем надеяться, что обойдется без осложнений. Но если они все-таки возникнут — никаких контактов с местной полицией.
— И с Интерполом.
— Особенно с Интерполом. Я уже объяснил почему. Речь идет о деньгах. А в делах с деньгами друзей не бывает. Поэтому ты должен действовать в высшей степени профессионально. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю — как прежде.
— Именно.
— Как во времена холодной войны.
— Не примешивай сюда политику. Я сказал «профессионально» — и точка.
И чтобы подчеркнуть смысл этого слова, начинает напоминать некоторые азбучные истины из учебника шпиона. Включая и то, как поддерживать связь через тайные и запасные явки. Те самые, о которых рассказывается в романах и которые на практике малорезультативны, поскольку в их тайну обычно оказывается посвящен третий лишний.
— Это, конечно, на те крайние случаи, о которых я упоминал. А об обычных делах позаботится водитель.
— На кой черт мне водитель?
— Для легенды. По легенде, ты — глава фирмы.
— И чем моя фирма занимается?
— Да ничем. Автомобильными запчастями. Фирма на грани разорения, но все еще фигурирует в номенклатуре. В общем, для прикрытия подходит идеально. Все документы готовы.
— А кто водитель? Тот, который меня сюда привез?
— Он самый. Хороший парень. Скромный и исполнительный.
— И какова его роль — инструктор или надзирающий?
— Не говори лишнего.
— Вы же знаете, что я привык действовать самостоятельно.
— Так впредь и будет.
— Значит, возвращаемся к урокам Усатого: «Здоровое чувство недоверия — непременное условие общей работы».
— Оставь в покое Усатого. И не пытайся ставить мне условия. Условия диктую я. Ты должен быть благодарен мне за то, что я обеспечиваю тебя помощником. Ты будешь отдавать приказы, а он — исполнять их.
Он ненадолго замолкает и бросает на меня недовольный взгляд:
— Странный ты человек, Боев. Получаешь идеальную легенду, помощника, машину, деньги. Чего тебе еще не хватает?
— Доверия.
— Да если бы я не доверял тебе, разве выпустил бы за границу? Я не хотел тебе говорить, чтобы не портить настроения, но ты должен знать: против твоего возвращения на службу было высказано немало возражений. И не только из-за твоего прошлого, но и в связи с кое-какими делами из твоего настоящего…
— Под кое-какими делами вы подразумеваете наркотики?
— Значит, тебе известно?
— Как же мне не знать, если меня вызывали на Развигора? Только вот все время задаюсь вопросом, кому понадобилось впутывать меня в столь идиотскую историю.
— Резонный вопрос, но все это уже в прошлом. В настоящий момент ситуация вокруг тебя прояснилась.
— И все-таки я продолжаю задаваться этим вопросом.
— У тебя будет достаточно времени задаваться вопросами. Но не забывай, что есть и спонтанные реакции. Если тебе под ноги бросают бомбу, ты не задаешься вопросом, кто, как и почему это сделал, — просто хватаешь ее и отбрасываешь как можно дальше от себя.