«Мы что, обречены вечно повторять эту игру теней? — задумывался дознаватель, слишком уставший, чтобы бояться. Впрочем, мудрый шепот, просачивающийся из его воспоминаний, — высасывающий его воспоминания, — уверял, что это не так.
«Загляни во тьму чуть глубже, и ты увидишь свет…»
И вот я вновь шагнул на игровую доску и увидел, что кандалы чужака исчезли. Ему, как и мне, стали безразличны уловки, ведь теперь только наш поединок имеет значение, хотя я до сих пор не понимаю, в чем оно состоит.
— «Шас’ва», на которое ты всё время ссылаешься… — Ганиил умолк и потер воспаленные глаза. — У Инквизиции нет данных о нем. По крайней мере, я их не видел.
— Шас’ва — это Путь Огня, — пояснил о’Шова. — Мой собственный путь.
— Ты создал свою философию? — спросил Мордайн, заинтригованный, невзирая на усталость.
— Ничего я не создавал. Только отыскивал истину и систематизировал её, когда находил, — тау помедлил, тщательно подбирая следующие слова. — Мой кадр силен и мой анклав надежно защищен моими «огненными клинками», поэтому я решил ступить на ваш’ятол, долгую дорогу между небесными сферами.
— И куда ты идешь?
— Я странствую, Ганиил Мордайн, — страстно произнес ксенос, — между мирами и звездами и странными владениями, которым ещё не могу дать имя, шагаю, будто тень от дыма, среди надежд и страхов тысячи цивилизаций, собираю фрагменты истины и смысла.
— Калавера — твой проводник?
— По ваш’ятолу никого нельзя вести, — сухо ответил чужак. — Ихо’нен такой же искатель правды, как и я.
— Что он мне и говорил, — затем дознавателя озарило: — «Ихо’нен»… Почему ты так его называешь?
— Это имя, выбранное им, — сказал о’Шова, а затем, предугадав следующий вопрос Ганиила, добавил: — Оно лишено смысла.
— Как такое возможно? Ты утверждал, что ваши имена наполнены смыслом.
— Он — не тау. Его имя ни с чем не соотносится.
— Тогда я приму и буквальный перевод, — Мордайн болезненно улыбнулся. — Порадуй меня.
— В его имени нет ничего радостного, — удивился чужак, запутанный разговорным оборотом. — «Ихо» обозначает просто «тот, кто ест», но «нен»…
Узник закрыл глаза в раздумьях.
— «Нен» — это рана, оставляющая рубец на теле и разуме. Предательство самого себя или уход со своего пути.
— «Пожиратель Грехов»? — вольно перевел Ганиил, и звучание слов убедило его в правильности выбора. — Я бы не доверился кому-то с таким именем.
— Это всего лишь игра слов.
— Ты так не думаешь! — пылко возразил дознаватель. — Калавера ничего не делает просто так. Мы оба это знаем.
Движимый чувством неясного товарищества, Мордайн наклонился вперед.
— Как ты встретился с ним?
Ксенос склонил голову, задумчиво изучая собеседника.
— Дознаватель, я не могу отрицать, что был встревожен случившимся на Артас Молохе, — тау сделал паузу, словно ожидая какой-то фанатичной вспышки, но Ганиил молчал. Удовлетворенный этим, узник продолжил: — Хотя, заглянув в бездну, я остался чуждым ей и не поддался соблазнам, само знание о её существовании накрыло меня голодной тенью. Когда ты узнаешь, что старая истина была ложью, на её месте остается глубокий шрам, — он развел руки ладонями вверх, — а путь к новой истине испещрен ещё более глубокими неправдами. Я искал тишины и одиночества, чтобы вновь обрести ясность цели.
«Иногда мне кажется, о’Шова, что твоими устами говорит Калавера», — осознал Мордайн.
— И ты нашел товарища по странствиям, — напомнил он.
— Ихо’нен явился ко мне в глуши, — ответил чужак, — и показал, что вся Галактика — такая же глушь.
«Все мы — марионетки этого древнего чудовища, — в отчаянии подумал Ганиил, — но кто дергает за ниточки его самого?»
— Скажи мне, о’Шова, какую истину он обещал раскрыть тебе?
— Ту, что объединит сердца, умы и миры, — заявил пленник с величественной страстью. — Я не стану прятаться, пока Галактика пылает, Ганиил Мордайн.
— И ты объединил улей Высходд, — глумливо произнес дознаватель, забыв о мимолетном чувстве товарищества. — О, как ты благороден, великий Зоркий Взгляд!
— Это тирания твоего Империума создала столь благодатную почву для планов аунов и засеяла планету семенами революции. Я просто ускорил их рост.
— Чтобы посмотреть, как умирает город?
— Чтобы познать его падение, — поправил ксенос, — и раскрыть махинации аунов. Несмотря на все их демонстративные шаги, они боятся открытой войны с твоим Империумом. Они считают, что ещё не готовы. Я знаю, что они никогда не будут готовы.
— А ты? — насмешливо спросил Мордайн.
— Не готов, поэтому и ступил на ваш’ятол.
— Чтобы выяснить, как победить в твоей великой войне?
На лице о’Шовы появилась тень эмоции, неясной для человека.
— Монт’шасаар, — тихо произнес чужак, — означает «Ужас, Пылающий Тьмой».
— Не понимаю, к чему это.
— Ганиил Мордайн, я иду по ваш’ятолу не потому, что хочу узнать, как победить. Я иду по нему, чтобы узнать, что мне делать после победы.
— Твой узник ждет, — произнес нараспев Калавера.
И снова… И…
— Инквизитор, — прошептал кто-то во тьме.
Плавая на самом мелководье сна, дознаватель пытался разобраться в этой странности. Его бытие сузилось до двух голосов и одного шепота, но незваный гость оказался кем-то иным.
— Инквизитор, ты должен проснуться! — не отступала аномалия.
Открыв глаза, Ганиил разглядел нечеткую фигуру во мраке.
— Дедушка Смерть наблюдает за тобой, как хищная птица, — сказал незнакомец. — Раньше я не мог до тебя добраться, но сегодня ночью он ушел поговорить с ксеносом.
— Узохи…? — просипел Мордайн, вытащив имя из какой-то невероятной дали. — Арманд… Узохи…
— Пробуждайся, брат мой, — настойчиво произнес боец, поглядывая на дверь. — Нам нельзя здесь оставаться.
— Я думал, он убил вас всех, — Ганиил сжал руку ивуджийца, проверяя, реален ли тот. — Я думал, больше никого не осталось.
— Никого, кроме меня, — подтвердил капитан, — и предатель остановил этот демонический поезд в Призрачных Землях, чтобы завершить начатое.
— Так я и подозревал.
«Шесть дней растянулись в вечность…»
— Инквизитор, я жаждал выступить против еретиков, — страстно продолжил Арманд, — но у меня нет ничего, что может повредить Дедушке Смерти.
— Ничего… — появление в кошмаре другой живой души, пусть даже безумца вроде Узохи, придало Мордайну сил. Это доказывало, что враг не всеведущ.
«Должен быть способ разрушить его планы, — лихорадочно подумал дознаватель. — Эшер нашел бы возможность, и Эшер избрал меня своим наследником».
С осознанием этого к Ганиилу пришла внезапная ясность.
— Капитан Узохи, — произнес он, — думаю, мы поступим так…
— Твой узник ждет.
Избегая взгляда Калаверы, Мордайн поднялся, тщательно скрывая лазпистолет ивуджийца под курткой. Оружие не помогло бы против космодесантника, но оно было якорем, цепь которого удерживала Ганиила в реальном мире.
«Я боролся на твоих условиях, но сегодня нарушу правила игры».
— Как долго мы путешествуем? — порывисто спросил он.
— Мы уже почти у конца пути, дознаватель, — сказал Калавера.
«Да, думаю, так и есть», — согласился Мордайн.
Выглядывая из-за двери соседнего помещения, Арманд Узохи наблюдал за тем, как Дедушка Смерть ведет Ганиила к камере чужака. За прошедшие недели ивуджиец прекрасно изучил ограниченное пространство состава, вызубрил его тайные проходы и ритмы со смертоносной тщательностью, поскольку от этого зависела жизнь самого гвардейца. Иногда серый великан отправлялся искать его, минуя вагоны один за другим и прочесывая тени взором всевидящего глаза, но каждый раз капитан ускользал и висел на внешней стороне поезда, дрожа от трескучего мороза до самого конца охоты.
«Но сегодня я буду охотником», — подумал он.