Премьер пребывал в отличном настроении и часто шутил, слушатели регулярно награждали его смехом – по мнению Саранцева, не всегда искренним. Генерал умел рассказать к месту более или менее солёный анекдот, мог поддеть кого-нибудь из подчинённых. С некоторых пор в любой компании его окружали преимущественно, а иногда исключительно, подчинённые. Некоторые из них отбояривались ответными остротами, не боясь мести – Покровский никогда не отличался мелочностью, зато любил при случае выказать демократизм, если такая демонстрация не влекла за собой ущерба или уступки в его разветвлённой системе отношений с людьми разного сорта и положения. Тем вечером вокруг премьерской супружеской четы постоянно толпились люди, желавшие продемонстрировать окружающим свою близость к сильному человеку. Друзей у Покровского было мало, все знали их по именам, и вокруг небожителя они не тёрлись, ввиду отсутствия необходимости что-либо кому-нибудь доказывать.

Ирина, как всегда, переживала, хотя штат официантов и поваров освобождал её от непосредственных обязанностей хозяйки и делал королевой бала, обязанной очаровывать и демонстрировать гостеприимство. Время от времени она менялась в лице, хватала за рукав распорядителя и свистящим шёпотом требовала увеличить количество разносимых по залу подносов с выпивкой и закуской, чем явно раздражала опытного профессионала.

– Успокойся, Ира, всё в порядке, – увещевал супругу Саранцев без всякой надежды на успех. – Дай людям спокойно работать, а сама просто приятно проводи время.

– Тебе легко говорить, – отвечала та, нервно поводя плечами. – За угощение всегда отвечает хозяйка, смеяться будут не над тобой.

– Не стоит слишком заботиться о мнении других людей по таким пустяковым поводам. Отравишь себе жизнь без веской причины. Всем угодить невозможно, вкусы у людей разные – одни камамбер обожают, другие терпеть не могут. Будет он безупречен, или не будет его вообще, в любом случае останутся недовольные. Жизнь устроена несправедливо, ты разве не знала?

– Камамбер? У нас нет камамбера? – не на шутку взволновалась Ирина.

– Понятия не имею, – равнодушно пожал плечами Игорь Петрович, – я для примера его упомянул, фигурально.

– Иди ты со своим юмором куда подальше!

– Говорю тебе, не переживай. Лучше Светку найди, пока она не наговорила кому-нибудь гадостей или глупостей.

На светских раутах Саранцева в первую очередь волновало поведение несносной дочери, обладавшей редкой способностью несколькими словами привести слушателя в шоковое состояние. Ей ничего не стоило сочинить историю о страшной государственной тайне, связанной с ядерным оружием или внешней разведкой, и с абсолютно невинным видом по беспечности как бы выболтать её соответственно супруге министра обороны или директора СВР, которые затем требовали от мужей подтвердить их и не верили ответному смеху.

Другая типичная проделка вертихвостки заключалась в обращении к малознакомой почтенной матроне на кремлёвском приёме за советом по щекотливой проблеме, иногда из области секса, иногда – из сферы женского здоровья, а порой – и вовсе невообразимой. Однажды изобразила тихо помешанную перед женой секретаря Совета безопасности и на следующий день сама описала сцену с живописнейшими подробностями и артистическими интонациями.

– Нельзя высмеивать людей, – говаривал дочери Игорь Петрович, в очередной раз узнав о новой её выходке. – Ты унижаешь себя. О тебе уже ходят разнообразные слухи, и будет только хуже. Ты ведь причиняешь вред и мне, и маме.

– Ничего я не причиняю! – радостно возмущалась безответственная юная особа. – Просто скуку развеиваю. Ведь это невозможно, какая тоска – все эти ваши мероприятия. Представить страшно, как вы работаете, если вы так развлекаетесь.

– Светлана, не лезь, куда тебя не просят. К сожалению, мы не можем позволить себе развлечений, доступных большинству людей. И приёмы, даже неофициальные, проводятся для соблюдения этикета, а не с целью оторваться на всю катушку.

Беседы не помогали, дочь упорствовала в своих неординарных развлечениях, и Саранцев особенно боялся её участия раутах с участием Покровских. Боялся не гнева или обиды со стороны генерала, а предстать перед ним отцом, не способным влиять даже на собственную дочь. Игорь Петрович всегда искал в лице своего политического партнёра, его словах и жестах признаки того или иного отношения к себе. Ему досаждало желание постоянно заслуживать положительную оценку когда-то губернатора, потом президента, теперь премьера. Природу загадочного желания он не мог объяснить самому себе и тем больше им сокрушался. «Он давным-давно сделал меня своим протеже, – думалось Саранцеву в такие минуты, – вывел на политическую авансцену и продолжает активное сотрудничество по сей день. Какое ещё одобрение с его стороны мне нужно?» Но самовнушение не помогало – сомнения продолжали глодать душу неуверенного в себе президента.

Время от времени Саранцев заговаривал с гостями, периодически люди подходили к нему ради пары незначащих замечаний относительно вечера и погоды, но затем подошёл Антонов и недовольно заметил:

– Они не с пустыми руками пришли.

– Ты о ком?

– О Покровском с Корчёным, разумеется. Подходит ко мне и, между делом, с шутками-прибаутками начинает подсовывать свои бумажки.

– Кто подошёл? Какие бумажки?

– Корчёный. С законопроектами. Хотят, чтобы в Думу с ними шли мы.

– Что, прямо стал папку тебе в руки совать?

– Нет, конечно. Я фигурально выразился. Завёл речь о политической целесообразности.

– И в чём проблема? Возьми, провентилируй вопрос со своими. Что за законопроекты, кстати?

– В подробности я не вникал. Что-то о рынке ценных бумаг и внешней торговле.

– Считаешь, нам в этих областях нечего поправить?

– Есть, разумеется, мы сами готовим документы.

– Замечательно. Посмотри, чего они там наработали, сопоставьте, взвесьте. Если есть интересные моменты – включайте и подавайте.

– Включайте? Думу пройдёт только вариант Покровского, и никакой другой. Мы не включать должны, а отодвинуть свой проект и взять его. Но вслух объявить его своим. Надоели мне эти игры. У правительства есть право законодательной инициативы, почему они вечно через нас действуют? Шпионские игры какие-то.

– Сергей, давай не будем принимать решения на бегу. Без спешки посмотри у себя их наработки, если не возникнет принципиальных возражений – не вижу ничего страшного.

– Как же – ничего страшного. Мне кажется, я начал понимать его замысел.

– Чей?

– Покровского. Он указывает тебе твоё настоящее место.

Саранцев резким движением поставил пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта, стараясь не выказать внешне вспышку гнева. Год за годом он строил свои отношения с генералом, как медведь устраивает свою берлогу. В удобном месте, с минимальной затратой сил, но не слишком тщательно маскируя его, поскольку естественных врагов нет, а с человеком соперничать бессмысленно. Теперь перед ним стоит бесцеремонный человек и говорит без тени смущения о негодности всей затеи. Мол, совсем не стоило тратить силы, ведь в политике нет тайных мест для персонального убежища, они все на виду у профессиональных охотников.

– Пойдём, – коротко мотнул он головой и, не оборачиваясь, отправился из гостиной в свой кабинет. Добравшись до рабочего стола, плюхнулся в кресло и откинулся на спинку.

– Игорь, я не считаю нужным играть в поддавки, – заявил Антонов, присаживаясь на край стола и наклоняясь поближе к собеседнику. – Ты должен поставить себя иначе.

– Я должен? – тихо повторил Саранцев, опустив взгляд.

– Разумеется. Он не должен считать себя главным.

– Ты думаешь, он считает себя главным?

– А ты так не думаешь? Он готовит материалы администрации президента.

– Он в полном соответствии с Конституцией готовит законопроекты для проведения через парламент. Не вижу здесь ничего ужасного.

– Если бы он представлял их в Думу сам, я бы тоже не беспокоился. Но сегодняшнее положение дел таково: Дума получает законопроекты из администрации президента, зная их реальное происхождение.