– Тебя кто-нибудь видел на месте… происшествия?

– Кажется, нет. Но ведь будут, наверное, искать машину, совершившую наезд?

– Возможно. Если некий свидетель заявит о кабриолете БМВ, сбившем человека на проспекте Мира. В отсутствие подобных показаний искать никому не известную машину бессмысленно. Вот если наезд произошёл в поле зрения видеокамеры, ситуация станет неприятной.

– Папуль, ты позвонишь кому-нибудь?

– Зачем?

– Чтобы меня не трогали.

– Тебя пока никто не тронул.

– А если всплывёт «бэшка»?

– Тогда какой-нибудь лейтенант пробьёт её номер по базе данных, прочтёт имя владельца, присвистнет, матернётся и сочтёт за благо не лезть в бутылку. Если на него как следует насядут с требованием повысить раскрываемость, он шепнёт непосредственному начальнику по большому секрету, и тот прикусит язык. Если же надавят и на начальника, он тоже перемолвится словечком с руководством, и оно в свою очередь в ужасе вскрикнет. Таким образом, количество осведомлённых людей постепенно возрастёт, и по цепочке информация в конце концов просочится до Муравьёва, который не преминет поделиться ей с Покровским.

– Кто такой Муравьёв?

– Милая моя, ты не знаешь по имени министра внутренних дел? Может, тебе неведомо, что Покровский у нас – премьер?

– Нет, про Покровского я слышала. Он же тебя президентом сделал.

– Светка, не мели ерунды. Никто меня президентом не делал. Я победил на выборах!

Саранцев сердито снял руку с плеча дочери. Вспышка раздражения имела место на самом деле, Игорь Петрович и не думал её изображать. Такие вспышки по тому же поводу случались с ним время от времени, заставляя морщиться в мыслях или наяву, отшучиваться и всякий раз придумывать новую формулировку возражения. Хуже горькой редьки ему надоели ехидные замечания всяческих комментаторов на радио, в газетах и блогах, не имеющих ни малейшего представления о политической кухне, где человек стоит, без всяких излишне высоких слов, перед лицом истории со всеми своими личностными недостатками и думает, перемелет его жизнь в мелкую пыль, если он сделает шаг вперед, или нет.

– Ладно. Утро вечера мудренее. Сейчас ложись спать, а дальше – посмотрим.

Саранцев коротко чмокнул дочь в лоб и вышел из комнаты, затворив за собой дверь. Он медленно пошёл по коридору, шаркая мягкими тапочками по коврам и задумчиво разглядывая узоры на них, хотя думал совсем о другом.

Глава 2

В тот яркий солнечный зимний день четыре с лишним года назад премьер-министр Саранцев явился в Сенатский дворец Кремля по будничному служебному делу, скучный и напряжённый в преддверии общения с президентом Покровским. Визит предполагался публичный: сначала диалог при телекамерах о мерах по ликвидации последствий нескольких аварий на теплоцентралях в райцентрах Тульской и Курской областей, затем – деловая беседа с глазу на глаз. Проведя без малого полчаса в кресле гримёра, Игорь Петрович с кожаной папкой подмышкой вошел в президентский кабинет, где съёмочная группа телевидения уже установила свет, и поэтому казалось невозможным спрятаться от ослепительного жара раскалённых софитов. Люди толпились недалеко от рабочего стола президента, к которому приставлен как бы маленький столик для небольших совещаний тет-а-тет. Переговаривавшиеся вполголоса телевизионщики расступились, давая дорогу премьеру и вежливо с ним здороваясь. Тот, пару раз кивнув головой на ходу, привычно прошёл к своему месту у того самого совещательного столика, которое занимал уже не раз, сел в неудобное деревянное кресло старинного вида с гнутыми ножками, низкой спинкой и высокими подлокотниками, бросил на стол свою папку и стал вместе со всеми дожидаться главного участника событий. Сидел, как на сцене, не видя людей за стеной света, но чувствуя их взгляды. Справа от себя, у обитой дубовыми панелями стены позади пустого президентского стола, он видел государственный флаг и президентский штандарт. Далее, в заслонённой от него телевидением глубине кабинета, стоял длинный стол (уже для настоящих совещаний), вдоль стен – книжные шкафы, перемежающиеся вазами в стенных нишах, у противоположной стены, прямо напротив президентского кресла, белая высокая дверь в зал заседаний Совета безопасности. Саранцев бывал в этом кабинете не раз, в том числе в отсутствие съемочных групп, однажды подходил вместе с Покровским к одному из книжных шкафов в поисках нужного статистического справочника, но все равно не мог сказать, что разглядел кабинет во всех подробностях. Он всегда оглядывал его мельком, краем глаза, вечно занятый делом и стремящийся не пропустить слова, сказанного собеседником.

Покровский, невысокий и полноватый, но широкоплечий и крепко сбитый, бодро вошёл минут через пять, громко поздоровался разом со всеми, пожал руки нескольким сотрудникам администрации и знакомым телевизионщикам, затем уселся перед Саранцевым. Минут двадцать ушло на репетиции под руководством толстенького режиссера Сапунова и неизменно подтянутого, с тщательно подбритой «эспаньолкой», руководителя пресс-службы Владимира Петровича Вороненко, которые наперебой давали профессиональные советы относительно интонационных ударений и улыбок. Первый из этих двоих всю свою сознательную жизнь отработал на телевидении, второй в прошлом активно сотрудничал в бумажной прессе, поэтому между ними иногда возникали пикировки чисто сопернического характера, в стремлении каждого доказать превосходство над всеми прочими обитателями медиа-пространства.

– Сергей Александрович, – говорил Покровскому пресс-секретарь, – я думаю, вам всё же следует продемонстрировать аудитории осведомлённость в частных деталях проблемы.

– Как же я её проявлю, если премьер меня ещё не проинформировал? – с легкой усмешкой спросил президент, вольготно откинувшись на спинку своего стула и закинув ногу на ногу.

– Ничего страшного. Вы сами зададите вопросы Игорю Петровичу в форме, предполагающей ваше знание, а он расскажет о принимаемых мерах. Например, вы спросите, подтверждается ли информация о том, что без отопления осталось пятьсот двадцать три человека в Косой Горе, а Игорь Петрович сообщит о сокращении этой цифры до двухсот пятидесяти одного вследствие принятия мер по ликвидации аварии.

– Я не возражаю, – пожал плечами Покровский. – А вы, Игорь Петрович?

– Я тоже. Последствия аварии ведь устраняются, и я обладаю более свежей информацией.

– У вас работа такая, – вновь чуть улыбнулся президент, задержав пристальный взгляд на своём премьер-министре. Тот сразу почувствовал приближение неких неясных событий – то ли благотворных для него, то ли катастрофических. Взгляд Покровского всегда заставлял его не столько задумываться, сколько готовиться к ожиданию поворота в судьбе.

– Сергей Александрович, вы хотите придерживаться прежнего стиля поведения? – поинтересовался Сапунов, нервно поглаживая сияющую в ярком освещении лысину.

– А что, у вас есть какие-то предложения? – недовольно встрепенулся Вороненко, всегда гордившийся имиджем президента, к созданию и поддержанию которого приложил немало усилий.

– Нет ничего невозможного, – пожал плечами творческий человек. – Можно добавить мягкости, можно – решительности. У вас в текстовке проговорена забота о детях и стариках?

– Разумеется. В самом конце.

– Замечательно. Здесь можно задержаться поподробней, привлечь больше внимания аудитории. Можно назвать чьи-то конкретные имена, показать затем сюжет?

– Имена конкретных детей и стариков?

– Да, детей или стариков. Может, имели место какие-то происшествия, есть особо пострадавшие? В больницу никто не попал?

– Никто в больницу не попал, – со сдержанной яростью в голосе сказал Вороненко, глядя в упор на Сапунова. – У нас не стихийное бедствие, не землетрясение, не наводнение, не ураган и не извержение вулкана. Обыкновенное происшествие в коммунальном хозяйстве, которое эффективно и быстро улаживается властями, не надо делать из него катастрофу. Вы свои телевизионные замашки всё же пытайтесь сдерживать иногда.