– Чушь собачья. Люди либо честны друг с другом, либо нет. Никакой философии и туманной многозначности. Если ты не считаешь меня настоящим президентом, ты не можешь работать на своём нынешнем месте.

– Пожалуйста, за кресло не держусь. Попробуй найти человека, заинтересованного не в собственной карьере, а в твоём благе.

– Ты печёшься о моем благе?

– Я не вижу в тебе небожителя. И не позволю тебе делать глупости из-за милого самообмана. Ты искренне полагаешь, будто мог победить на выборах без помощи Покровского и единороссов? Давай расставим последние точки над i, и потом я сразу уйду.

– Никто никогда ни на одних, самых плохеньких выборах не побеждал в одиночку, всегда нужна команда.

– Нужна. Но команда команде – рознь. Поддержи Покровский другого – и никакая команда не вытащила бы тебя на вершину. Одно дело – помощь в драке от утлого интеллигента в очках и совсем другое – от двухметрового боксера с компанией хороших друзей.

– Мы говорим не о драке. Если ты не забыл, мы занимаемся совершенно легальной деятельностью, на нашей стороне – закон, а не сила.

– Ты сегодня не перестаёшь меня удивлять, – воскликнул Антонов, с грохотом отодвинул неудобное кресло и уселся в него, нервно закинув ногу на ногу. – Несколько минут назад мы перечисляли министров, из которых любого в любой момент можно за что-нибудь посадить, если действовать по закону.

– Это и есть закон.

– Это то самое дышло! По закону они, как минимум, не должны занимать своих постов. Но они спокойно сидят на своих местах и продолжают свою бурную деятельность. То есть, теперь уже беспокойно – нужно правильно угадать будущего победителя. Тебе, кстати, тоже стоит задуматься. Либо ты беспрекословно подписываешься под этой бумажкой, – Антонов бросил указующий взгляд на принесённый им проект совместного заявления, – либо с тобой начнут случаться всяческие неприятности. И первым делом – в связи с твоей дочкой, которую не стоило сажать за руль. Была бы она с водителем – либо ничего бы не случилось, либо не она была бы виновата! Теперь придётся расхлёбывать.

– Не такое уж страшное преступление она совершила. Самый беспристрастный суд вправе ограничиться условным наказанием.

– Ты согласен иметь судимую дочь? К тому же, суд имеет право применить санкцию посерьёзней. И применит, если под его окнами будет бушевать толпа граждан, разгневанных безнаказанностью золотой молодежи. И если судья получит надлежащее указание.

– И кто же у нас раздаёт указания судьям?

– В создавшейся ситуации тебя должен волновать более конкретный вопрос: кто и с какой целью даст указания судье, занимающемуся делом твоей дочери.

– Никто не имеет права оказывать давление на судью.

– Замечательно! Бесподобно! Что с тобой сегодня? Окончательно впал в детство? Судье, разумеется, будет известна личность подсудимой. И это знание уже само по себе станет давлением на него, не находишь? Ты об этом говоришь, или о том, что Покровский не изыщет возможностей через третьих и десятых лиц намекнуть бедолаге в мантии, что в определённом исходе процесса заинтересован не только ты, но и целая когорта фигурантов с противоположными интересами?

– Найдёт. Но тем самым нарушит закон и подставится под наш контрудар.

– Подставится? Ты сумеешь доказать факт давления на суд? Кто же этим займётся наяву, а не в твоих фантасмагорических мечтах? Частный детектив? Ты не хуже меня понимаешь, кто на такое способен, если возымеет потребность. МВД, ФСБ, прокуратура, СКР – кто их разберёт. Можешь поручиться в их преданности тебе, а не Покровскому?

– Я не собираюсь требовать от них незаконных действий. Вопрос не в преданности, а в существе проблемы. Расследование факта давления на суд – действие законное. Как только следователя станут принуждать к фальсификации, я смогу на него положиться, если обеспечу защиту. В конце концов, я гарант Конституции.

– Ладно, договорились. Ты победишь. И что же узнает страна? Судья вынес мягкий или оправдательный приговор дочери президента, убившей обыкновенного гражданина, коих у нас десятки миллионов, а люди, пытавшиеся обеспечить справедливость, сами попали под каток правосудия.

Саранцев молчал несколько минут, внимательно разглядывая свои ногти и не замечая Антонова. Тот, напротив, следил за движением каждого лицевого мускула президента, но тоже молчал, ожидая реакции на свою последнюю сентенцию.

– Так, – сказал Игорь Петрович, оторвавшись от бессмысленного занятия и подняв взгляд на собеседника. – Каков же результат нашего анализа ситуации? Каков лучший выход?

– Думаю, ты понял моё мнение.

– Думаю, понял. Сдаться.

– Не нужно растравлять себя ненужными определениями. Сегодня делаем небольшую разведку боем, напомнив Муравьёву о происшествии со «скорой», Дмитриева не беспокоим, пусть пока думает, чего от нас ждать. Основная цель, альфа и омега всех наших планов на будущее – сохранение тайны. Любая огласка выводит тебя из игры на веки вечные.

– Огласка чего? Пока вообще нет оснований говорить о виновности Светки хоть в чём-нибудь, кроме оставления места происшествия.

– Проблема не в оставлении места, а в другом. Она уехала, не зная, жив пострадавший или нет, не нужна ли ему медицинская помощь. Это вопрос морали, а не юридического крючкотворства, и здесь нам крыть нечем.

– И всё-таки, если она не виновна в его смерти, а сейчас есть все основания полагать именно так, и в её отношении будет запущена юридическая процедура, нет ли здесь возможности набрать очки? Если по всем каналам в вечерних новостях будут освещать очередную явку дочери президента на допрос, разве не возникнет повод к разговорам о непредвзятости расследования и приверженности главы государства соблюдению закона?

– Только в том случае, если венцом всех процедур станет обвинительный приговор с реальным лишением свободы.

– Непременно?

– Обязательно. В любом другом случае будет взрыв, и тем больший, чем больше внимания будет уделено предварительному процессу.

– Почему? Сколько у нас было громких арестов, не приведших к обвинительным приговорам?

– Вот именно. Аресты уже давно набили публике оскомину, есть общественный запрос на приговоры. И дочь президента – удачный повод к развёртыванию широкой кампании, для которой у Покровского достаточно сил и средств.

Саранцев в очередной раз задумался. Последние несколько часов он слишком часто думал о себе, а не о своих должностных обязанностях. Он и на рабочем месте продолжает решать свои личные проблемы, а не пора ли заняться делом? Вчера вечером фельдъегерская служба доставила из Совета Федерации два законопроекта на подпись, а он до сих пор к ним не прикоснулся. Мелькнула предательская мысль: раз они прошли все чтения в Думе и поддержаны сенаторами, Покровский в них заинтересован. Опять Покровский, и опять личные проблемы президента заслоняют нужды государства! Игорь Петрович мысленно чертыхнулся, а в действительности закрыл лицо руками. Кажется, пальцы немного дрожат. Или ему мерещится? Какой-то бред наяву. Всесильный вездесущий Покровский обступал его со всех сторон разом, проявлялся в каждом жесте, выдавал себя в каждом шаге, оказывался при деле в любой момент. Решает ли президент собственные проблемы или государственные, не имеет значения – все они решаются при участии или под косвенным воздействием премьер-министра. Косвенным, но существенным, если не решающим. Может ли президент Саранцев наложить вето на представленные ему законопроекты? Юридически – да. Но делать важный политический и правовой шаг ради пустого и глупого принципа, чтобы показать свою власть, – глупо. По-детски, если не вовсе безумно.

Инициатором этих законопроектов была администрация президента, а не правительство. Теперь Игорь Петрович вспоминал, с чего они начинались.

Глава 12

Около года назад, поздним октябрьским вечером, за чёрными окнами шёл дождь, гостиная в Горках-9 гудела голосами, звенела хрусталём и утопала в звуках ансамбля струнных инструментов. В резиденции собрались гости президента, имеющие большой вес и возможность жить, не оглядываясь. Формальным предметом сбора считался маленький приём для своих по случаю дня рождения супруги президента, при полном отсутствии официальных мероприятий, но в присутствии жён. В числе участников действа состояли и Покровский с Корчёным.